Дневники 1930-1931 - Михаил Пришвин

Радуга вокруг солнца. Вперед, к земле!

5 Апреля. Вербное. Мороз -20°. Вокруг солнца правильно смыкающаяся радуга и с утра до полудня. Громадные кривые сосульки, как будто поток воды из желоба, схвачены морозом на лету. Глубокий нетронутый снег теперь не проваливается даже и в полдень.

Марья-ого-го! и Матрена-охо-хо! пришли обе возбужденные и говорят:

Вперед, к земле!

Наконец-то мне удалось побывать на большом уральском строительстве, и эта поездка разбила в пух и прах то мое представление, которое сложилось из материалов повседневных моих наблюдений строительства возле себя и чтения газет.

Точно так же, как, помню, после поездки на фронт во время войны с Германией я почувствовал очень остро несоответствие маленькой текущей литературы с адским величием картины мирового зла, так и теперь, вижу, пресса не стоит на уровне дела. Не бойтесь, однако, тт. литераторы, мой камень в ваш огород если и полетит, то не с той стороны. Как могу я бросить камень, если сам плохо могу писать о деле, которого на свете не было.

— Ну, М. М., справляем Николу Вешнего! конечно, в колхоз не поступаем.

И это несмотря на мои советы и длинные доказательства невозможности хозяйства вне колхоза. По-видимому, у них есть источники какого-то более убедительного знания. Я думаю, это знание идет от одной бабы к другой везде и всюду. Сейчас все бабы говорят об удавившейся семье в Харлампиевке. Очень возможно, под впечатлением этого самоубийства наросло раздражение против правительства с их колхозами. А между тем видимо эпидемия самоубийств разрастается.

Теперь все сводится к севу и урожаю: будет посеяно и собрано — так, нет, — если голод, — все пропало. Воистину в руце Божией…

Сегодня ночью случилось, как бывает иногда, не «идейно», а органически цельно как бы по седому волосу пришел к разделению всех людей, во-первых, на индивидуалистов таких, которые, в конце концов, если дело их перестанет иметь какое-нибудь значение для общества, и вообще все потеряно, то будут бороться просто за себя и в этом дойдут до конца. На этом индивидуализме и строится капиталистический мир.

Другие лица свои неудачи, обиды преодолев, применяют в сострадание к другому существу, если оно несчастно, или в сорадование, если жизнь его вполне хороша и достойна того. Эти люди могут вступить в органическое родство с миром. Христианство нам дало много таких людей. И тот социализм, который мы принимаем от своих отцов, казался преемником такой психики. Я думаю даже, что и в нынешнем нашем движении лучшие люди именно такие. Но к этому духовному «ударничеству» присоединяется лично-материальное, в котором простой человек вдруг делается государственным и возможно вырастает во сто крат в своих собственных глазах…

«Любовь всякую, и духовную, я понимаю, как тепло от закрытой печи. Непременно в печи должны гореть дрова, и печь должна быть закрыта. Откуда же возьмется любовь, хотя бы самая раз-духовная, если сама-то печь холодная, или все тепло ее уходит в трубу». (М. П.)

Пол (эрос) это печь мира.

6 Апреля. В полдень в центре города я шел по навозной дороге. Сильный ветер студил мне руки, наверно было морозно.

В полдень в центре города я шел по улице, на которой обнажился навоз, как всегда бывает весной, обнажился на угреве, замерз и так остался, представляя собой ужасный тормоз для санной езды. Мороз был сегодня такой с ветром, что уши и руки мерзли, несмотря на явно греющие лучи солнца. Между тем, по навозной дороге бежали ручьи. Я это объясняю тем, <что> темный цвет дороги давал возможность проникать тепловым лучам.

Те простые радости жизни, которые доступны всем обыкновенным здоровым людям, для некоторых обойденных людей (одних физических калек только взять!) являются достижением целой жизни: они достигают этого путем преодоления личной обиды и неудачи через перемену этого или в сострадании к подобным существам или в сорадовании тем, кто счастлив и радостен. По-моему было бы очень справедливо и мудро таких людей, вынужденных огромную часть своей жизни тратить на борьбу с собой — освобождать их от войны и политики, требующих от человека цельности и <1 нрзб.>

Распределитель № 1.

Это поострей каст и классов (семга или вобла). Почему же? Потому что человек биологически расчленен. Вопросы демократии и коммунизма сводятся к обеспечению возможности для всякого индивидуума занять любое положение (от воблы до икры).

Да, мы все, человеки, биологически расчленены между собой так же, как галка и ястреб, или селедка и лошади. Вот именно, что в психобиологии мы содержим в себе не только человека, но птицу, <1 нрзб.> и рыбу, и все.

Разговор о качестве (в связи с требованием государства).

Ремесленная душа:

— Красота вещей и качество их является свидетельством совершенства личности творящего человека, значит, нынешний вопрос о качестве вещей сводится к вопросу формирования личности.

Большевистская душа:

— Можно обойтись без понятия «личности»: такого рода «личность», создающая качество вещей, явится сама собой среди большого числа людей, вступающих в соревнование.

7 Апреля. Несколько теплее, сильный ветер, серо.

В «Известиях» статья Иоффе «Техника будущего». Идея статьи: наука разошлась с техникой; условия капитализма не дают возможности использовать науку для техники; в СССР — это возможно. Мои впечатления на Урале: «не-дело», но не «утопия». Нас с детства до того забили словом «утопия», что мы жили под страхом быть не дельными. И теперь первое, что получаешь в себе от Урала: «не-дело».

В присутствии Марьи-ого-го, отчасти чтобы развлечь ее от мрачных колебаний в «идти в колхоз, или удавиться», я пропел ектенью: «О благорастворении воздухов, об изобилии плодов земных и временах мирных, Господу помолимся!»{228} Мария так и просияла и воскликнула:

— Ну, чего же лучше на свете, о-го-го! Этим только и живем, о-го-го!

Когда же пришла Матрена-охо-хо и я сказал ей про Марью-ого-го, что какая вот она у нас православная.

— Она православная! — воскликнула с ненавистью Матрена-охо-хо.

И рассказала, что слышала про нее от священника. На исповеди Марья будто бы положила на тарелку пятачок медный, императорский, значит, никуда не годный, и взяла сдачи три копейки советскими деньгами. На другой год, заметив это, он последил — она опять положила императорский пятачок и взяла сдачи советскими копейками. На третий год в конце исповеди после его вопроса, нет ли еще чего? и ее ответа «нет», он сказал: есть еще грех, вспомни, что каждый год ты кладешь пятачок императорский ненужный, а берешь целые три советские копейки. Марья-ого-го будто бы ничуть не растерялась и ответила: — А я, батюшка, в том же не грешна, я же думала лучше: нам в мире не грех советские деньги, а в церковь на спасение — императорские. Я Господу угодить хотела.