Миф о 1648 годе: класс, геополитика и создание современных международных отношений - Бенно Тешке
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
74
Deus vult (лат.) – буквально «Бог этого хочет». По преданию, таким криком было встречено объявление папой Урбаном II Первого крестового похода в 1095 г. – Примеч. пер.
75
Condotierre (итал.) – «кондотьеры», в Италии XIV–XVI вв. наемные руководители военных отрядов (компаний), состоявшие на службе у городов-государств и князей. – Примеч. пер.
76
«Произошло слияние религиозной и политической сфер» [Berman. 1983. Р. 88].
77
Роберт Бреннер указал на неравномерную в социальном отношении и все же единую в геополитическом смысле динамику феодального политического накопления, задействованную в Норманнском завоевании, создавшем долгосрочные систематические последствия для средневековых английских классовых отношений и формирования государства [Brenner. 1985b. Р. 254–255; 1996. Р. 258–264]. См. также замечание Маркса о международных отношениях в условиях завоевания: «Подобное отношение возникает и из завоевания, когда одна форма взаимодействия, которая развивалась на иной почве, готовой переносится в завоеванную страну: если на своей родине ей препятствовали интересы и отношения, давно отодвинутые на задний план, здесь она может и должна установиться безо всякого сопротивления, если только есть возможность обеспечить сохранение власти завоевателя. (Таковы Англия и Неаполь после норманнского завоевания, когда они приобрели наиболее совершенную форму феодальной организации.)» [Marx, Engels. 1964. Р. 92].
78
Четкое изложение конститутивных противоречий феодального политического накопления см.: [Le Patourel. 1976. Р. 279–318].
79
В соответствии с неомальтузианской логикой, рост населения означал избыточное предложение рабочей силы, приводящее к более низким доходам крестьянства или умалению их правового статуса – ни того, ни другого во Франции не наблюдалось.
80
Апанаж (фр. apanage) – земельное владение, предоставлявшееся во Франции и некоторых других европейских монархиях некоронованным членам королевской семьи. – Примеч. пер.
81
Альтернативные интерпретации таких структурных трансформаций см. в: [Colas. 2002, особенно Ch. 2]. Колас приводит доводы в пользу той роли, которую интернационализированное гражданское общество – вместе с присущим ему классовым антагонизмом – сыграло в переходе к нововременной системе государств.
82
Спектр простирается от Аристида Зольберга [Zolberg. 1980, 1981] до Чарльза Тилли [Тилли. 2009] и Майкла Манна [Mann. 1986].
83
Хотя критика Гобсоном [Hobson. 2002b] веберианской исторической социологии первой волны (Скочпол, Тилли, Манн) является первым шагом в этом направлении, его модель структурации неспособна выйти за пределы многофакторного анализа. Метатеоретическая критика содержится в: [Smith. 2002].
84
Хотя неовеберианцы редко ссылаются на Уолца, интеллектуальное родство очевидно. Уолц утверждает, что все государства функционально подобны, поскольку из-за факторов геополитической конкуренции все они встраиваются в одну международную систему. Это со временем вынуждает участников конфликта копировать успешные практики государств-лидеров, дабы уменьшить разрыв во властных возможностях слабых и сильных государств, что приводит к конвергенции во внутренней организации, которая на выходе дает централизованные государства с монополией на средства насилия. Государства, которым не удается адаптироваться и скопировать эти практики, «изгоняются» из системы, что и приводит к гомогенизации элементов международной системы. См.: [Waltz. 1979].
85
В веберовском многофакторном объяснении формирования нововременного государства геополитическая конкуренция оказывается лишь одним фактором из многих. См.: [Axtmann. 1990].
86
Классическим текстом является текст Шумпетера [Schumpeter. 1954]. Связка «доменное государство – налоговое государство» служит организующим понятием тома, посвященного «Теме В: экономическим системам и государственным финансам» и включенного в семитомное издание «Происхождения нововременного государства в Европе: от XIII до XVIII века» под редакцией Бима Блокманса и Жана-Филиппа Жене. «Переход от “доменного государства” к “налоговому государству”… на уровне истории финансов является эквивалентом перехода от феодализма к капитализму в общей экономической истории, и временами он грозил превратиться в главную тему этой книги» [Bonney. 1995а. Р. 13]. С этим стоит сравнить поверхностные и уклончивые замечания Бонни о марксовом понимании отношений государства и экономики [Bonney. 1995а. Р. 3–5]. В остальной части книги Бонни переход от феодализма к капитализму и его влияние на государственные финансы и формирование государства вообще не упоминаются. В пятой главе я покажу, что возникновение налогового государства в Европе XVII в. не имеет ничего общего с возникновением капитализма или нововременного государства; в самом деле, можно было бы доказать, что существование «налогового государства» означает как раз отсутствие капитализма.
87
Если использовать немецкие термины, этот процесс понимается как переход от феодального Personenverbandstaat (государства ассоциированных лиц) к нововременному institutioneller Flachenstaat (институциализированному территориальному государству).
88
Pecunia nervus rerum (лат.) – «деньги – нерв [всех] вещей». – Примеч. пер.
89
Подобное описание см. в: [ВаесЫег. 1995].
90
Это не различение проистекает из веберианской схемы Манна: «Классификация Манна нуждается в уточнении. Как и веберовская типология, данная в его социологии господства в «Хозяйстве и обществе», она задается через взаимодействие элитных групп и пренебрегает социальными отношениями внутри подчиненных групп и их отношениями с этими элитными группами… Типологию Манна, выстроенную вокруг различных типов отношений элит, следовало бы поэтому расширить так, чтобы она включала и различные типы классовых отношений» [Axtmann. 1993. Р. 25–26].
91
Подъем и падение Каролингской империи излагаются Эртманом в русле традиции Вебера – Хинце, то есть через модальности управления и администрирования. Крестьяне и конфликты за источники доходов в таком изложении вообще никак не проявляются [Ertman. 1997. Р. 39–48].
92
В работах, следующих Веберу и Хинце, социальное значение войны периодически мимоходом признается, однако мы не находим в них систематической теории, которая утверждала бы, что война возникает из особых отношений общественной собственности, определяющих ее в качестве именно экономической необходимости, а не спортивного развлечения князей. Ср., например: «Что касается вопроса приобретения прав на территории, он решался комбинацией принципа наследования с соответствующими матримониальными практиками. Когда же возникал спор о передаче наследства, последним аргументом обычно выступала сила оружия. Поэтому траты на безопасность и оборону, предпринимаемые монархическими государствами, по крайне мере частично следует рассматривать в качестве инвестиций в достижение прав господства, по крайней мере тогда, когда за войной следовало увеличение территорий» [Korner. 1995а. Р. 404].
93
Например, как объяснить то, что Англия, вдвое меньшая Франции по территории и втрое – по населению, Англия, опиравшаяся в период Столетней войны на гораздо меньшую базу налогообложения, чем Франция, в то же время на протяжении столетий превосходила ее? И как объяснить, если отбросить понятия военного гения и исторической случайности, то, что Голландские провинции освободились от «Испанского ига» и с успехом противостояли многим попыткам Франции взять их под свой контроль, несмотря на уступающие природные ресурсы и население?
94
Тилли различает три
