Четвертый кодекс - Павел Владимирович Виноградов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И еще Илона — мимолетное восхитительное видение, словно райская птаха, мелькнувшее в конце его жизни и на мгновение расцветившее ее предчувствием нового счастья.
Но где она теперь?..
— Однако смерть ваша должна пойти на пользу Великому Ацтлану, — продолжил сиуакоатль, пропустив мимо ушей реплику собеседника. — Мы обсуждали вашу участь на тайном совете. Большинство согласились с уэй-тлатоани, что вас следует принести в жертву. Традиционным способом, что, как вы знаете, означает вырезание сердца на теокалли с соблюдением всех обрядов во славу богов. Разногласие было лишь в том, сделать это негласно или демонстративно, на глазах всего мира, провозгласив тем самым возвращение нашего старого, могучего и обильного кровопролитием Великого Ацтлана, намеренного взять реванш за поражение в Великой войне.
Кромлех похолодел, хотя сказанное не слишком его удивило — нечто подобное он и предполагал.
— Делайте, что хотите, — бросил он.
— Но, в конце концов, совет согласился со мной, — продолжал Дельгадо. — Я настоял на жертвоприношении более, надеюсь, гуманным способом. Вас утопят.
— Спасибо, — саркастически поклонился Евгений.
— Не стоит благодарности, — отвесил ответный поклон Антонио. — Для меня как государственного деятеля Великого Ацтлана это целесообразно политически, поскольку, надеюсь, порадует наших беспокойных подданных на Юкатане. Но сиуакоатль, как и уэй-тлатоани — всего лишь мелкий тиран, эту напасть вам преодолеть легко. А вот меня, как видящего, будет обойти труднее. Мне, магу, нужно это жертвоприношение, потому что оно означает решение главной проблемы... В общем, вас отправят в Чичен-Ицу и, в день сошествия Кукулькана, бросят в Священный сенот в жертву майяскому богу дождя Чаку, с которым, как известно, ассоциируется и Кукулькан.
Сердце Кромлеха сжалось каким-то грандиозным предчувствием, которое вызвала не перспектива утопления, а эти имена и названия. Но он все же спросил:
— И как это вам поможет?
— В том сеноте — трещина между мирами, — неожиданно сухо пояснил Дельгадо. — Не спрашивайте, откуда я это знаю. Я не знаю. Но она там.
Ответить Кромлеху было нечего — откуда-то он и сам знал это. Потому промолчал. Продолжал говорить Дельгадо.
— Я не знаю, каким образом вы пройдете через трещину. Несомненно, этот акт для всех прочих людей, даже для большинства видящих, означает смерть. Однако вы Прохожий, следовательно, в полной мере обладаете тем, что мы, маги, называем «третье внимание» — способность существа осознавать себя и после смерти. Так вы вызываете в себе «огонь изнутри» — энергетический пожар, в котором ваша личность горит, не сгорая. Через это вы избегнете Орла...
— Орла? — переспросил Кромлех.
— Так — за неимением более адекватного определения — мы называем неведомую силу, стоящую по ту сторону бытия и правящую судьбой всех существ. После смерти любого из них Орел его поедает — в переносном смысле конечно. Так он питается, надо полагать... Но небольшое число людей способно от этого освободиться. Вы уже один раз по крайней мере сделали это. Что удивительно — для успеха необходима длительная подготовка, которой у вас не было.
— Хорошо, предположим, — кивнул Евгений. — А что дальше?
— А дальше — то, что вы уже проделали: очевидно, вы окажетесь в далеком прошлом и измените реальность.
— Но, по вашим словам, я это уже делал, — возразил Кромлех. — Зачем же повторять?
— Потому что мир цикличен, — проговорил Дельгадо. — Вечно цикличен. Пойти по пути воина — значит, вступить на бесконечный замкнутый путь, попасть в некую космическую петлю. И вы, и я вынуждены следовать предначертанному.
Кромлеху вновь стало тоскливо.
— А если я не смогу?.. — тихо спросил он. — И этот ваш... Орел сожрет меня?
— Значит, так тому и быть, — кивнул Дельгадо. — Воин никогда не ждет результата от своих действий. Для него победа и поражение — одно и то же. Так же, как жизнь и смерть.
Евгений опять промолчал, почувствовав в этих словах свинцовую истину.
Антонио вновь заговорил — более легкомысленным тоном, за которым, однако, ощущалась напряжение. Даже его слова, возникающие в воздухе, словно подернулись красноватым и слегка вибрировали.
— Видите ли, нас совсем не устраивают многие реалии этого мира. В частности, некоторые крупные политические образования в Евразии. Или проникновение Российской Империи в Атлантиду. Но это все мелочи, которые я вспомнил лишь в своей ипостаси сиуакоатля. Более существенно другое.
Он сделал шаг к Евгению и ткнул его пальцем в грудь, в висящий на ней крест.
— Это я настоял, чтобы вам его оставили, — произнес он холодно. — Поскольку вы сами должны снять его. Даже не физически...
Кромлех пожал плечами.
— Я крещен в ортодоксальной Церкви, и, хотя давно не был в храме, крест снимать не намерен.
Крест был надет на него в Успенском соборе Енисейска уже полвека назад, а висящий рядом образок Богородицы был от покойной матери. Евгению в жизни не приходило в голову снимать это, хотя христианином он был более номинальным.
Дельгадо поморщился.
— Я же сказал — не физически... Не думаю, что физически он сохранится у вас... по ту сторону. Видите ли, это курьезное учение нам мешает. Есть мнение — и оно обосновано многими нашими историками — что Ацтлан не смог завоевать весь мир именно благодаря противодействию христианства. Но лишь видящие точно знают, почему христианство оказалось сильнее. Ацтланцы превосходили всех своих противников по воинскому искусству и вооружению, но их жрецы и маги не смогли преодолеть в Европе то, что тамошние видящие называют эгрегор. У христиан он неожиданно оказался непрошибаем. Так что наступление Атлантиды захлебнулось именно в Европе.
Кромлех и правда встречал подобные рассуждения в ацтланских книгах по истории и философии, но объяснение с точки зрения магии встречал впервые.
— А зачем вам нужен весь мир? — поинтересовался он.
— Всем нужен весь мир, — неприятно хохотнул Дельгадо. — Видящие, как и прочие живые существа, имеют инстинкт размножения, правда, проявляется он у них по большей части в духовных формах. Мы желаем и стремимся ввести свой нагваль в как можно большее количество людей. А мир, политически покоренный Атлантидой, для этого подходит более всего. Я не знаю, каким был мир, пока Кромлех Первый не изменил его. Возможно, таким, как в вашем романе, тогда я бы не хотел в нем