Мост к людям - Савва Евсеевич Голованивский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— А ты правде рот не затыкай, — послышался тот же сердитый голос из зала. — Ишь, «хлебнул лишнего»! Слыхали вы такое?!
Свирид Иванович рассвирепел не на шутку:
— Ну-ка, поверните луч на хулигана!
Прожектор повернули в зал, и луч уткнулся в неказистую фигуру с морщинистым лицом и обвисшими усами.
— Так я и знал — Мороз! И всегда вы впутываетесь не в свое дело! — с досадой произнес председатель колхоза.
— Ты перво-наперво светило свое убери, — приказал дед, щуря подслеповатые глаза, и, когда его приказание выполнили и луч уткнулся в потолок, продолжал: — А что не в свое дело встреваю, то не кори, потому как я за правду!
Зрители захохотали, а Свирид Иванович, беспомощно разведя руками, посмотрел на гостя, который неестественно улыбался, уже понимая, что выступление его сорвано.
— Вот какое дело, дед, — промолвил Свирид Иванович, собираясь покончить с неприятностью, — или сидите молча, или прикажу вас вывести…
— Вывести? — вскипел дед Мороз. — Меня вывести?! Ну-ка, сукин сын, попробуй! — Он начал засучивать рукава, словно собирался драться на кулаках. — Слыхали вы такое? За правду — вывести! Да я тебя на чистую воду так выведу, что не вспомнишь, как и зовут!
В зале поднялось бог знает что. Школьники вскочили с мест, пританцовывали и хохотали, а старшие повернулись к задорному деду и тоже заливались смехом. В зале стоял сплошной шум, всеми овладело буйное веселье, и ясно было, что утихомирить публику уже не удастся.
Дед Мороз все еще размахивал руками и угрожающе выкрикивал что-то, но на сцене уже не слышно было, что именно.
— Ну что ты с ним поделаешь! — сокрушенно пожаловался Свирид Иванович гостю. — И вывести деда из зала неудобно, и закончить не даст!
— Закончить все равно не удастся, — произнес актер, как бы покоряясь неумолимой судьбе. Он вдруг отошел на середину сцены, поднял руку и выкрикнул: — Товарищи, прошу внимания!
Зрители сразу смолкли, а дед Мороз сел.
— Тут произошло недоразумение, — поучительно начал гость после короткой паузы. — Как все мы видим, один наш уважаемый зритель, наш старший товарищ, совершенно ошибочно воспринял события, происходящие в художественном произведении, за факт, который якобы имел место в реальной действительности. Такие ошибки случаются нередко… Бывает, что вследствие непонимания специфики художественного творчества кое-кто отождествляет творение художественной фантазии с подлинными событиями. Но такое толкование…
— Ты что, дураками нас считаешь? — снова вскочил с места дед Мороз. — Или, может, у нас детей никогда не было и не знаем, что и к чему?! Да если Иван Хворостяный не дурак, он тебя за поклеп в суд потащит!
— Какой же тут поклеп?! — умоляюще сложил гость белые ладони и протянул их в зал, будто обращался к самой справедливости. — Я не знаю никакого Хворостяного, я даже такой фамилии никогда не слышал!
— Так нечего и болтать, если не знаешь, — обрезал его дед. — А я его сызмальства знаю, я с его матерью в церковноприходскую в один класс ходил. И на суде я был, и после суда имел с ней разговор, и она мне всю правду, как на духу, рассказала.
«Боже, какой позор!» — подумал актер, но вслух произнес:
— Может быть, в таком случае вы поделитесь с нами своими сведениями? — Это звучало несколько покровительственно и даже высокомерно, но было ясно, что бедняга даже сам не понимает, что именно в этом его ироническом предложении как раз и заложен ключ к единственному выходу из положения, в котором он находился.
— А чего ж, расскажу, — с веселой готовностью согласился дед и тут же стал проталкиваться между стульями к проходу.
В зале поднялась новая волна веселого оживления. Старика подбадривали выкриками, в разных концах раздавались аплодисменты. И только Свирид Иванович что-то взволнованно говорил гостю, вероятно высказывая какое-то опасение. Но теперь уже, как видно, гость успокаивал его, потому что весело улыбался, увлеченный неожиданным приключением, как и все присутствующие.
Дед Мороз осторожно, словно ступая по льду, поднялся по деревянным ступенькам на сцену, уверенно взмахнул правой рукой в сторону Свирида Ивановича и сердито произнес:
— Отойди!
Председатель колхоза послушно отступил в сторону и протянул деду микрофон.
— А это к чему? — возмутился дед, поднося микрофон к подслеповатым глазам. Он кашлянул, и кашель его прозвучал с такой силой, что старик даже испугался.
В зале раздался хохот, а дед еще какое-то мгновение ошалело смотрел вверх, словно искал под потолком шутника, который так громко передразнивает его.
— Да это же микрофон, чтобы людям слышнее было! — захохотал уже и Свирид Иванович.
— Я буду правду говорить, а ее и без твоих штучек услышат! — сердито огрызнулся дед и протянул микрофон председателю колхоза. — На, а то брошу на пол! Он швырнул микрофон, и Свирид Иванович едва успел его подхватить.
— Так вот, люди добрые, — обратился дед к залу, — я вам скажу, как на самом деле было. Что судилась Анастасия, то есть Настя Хворостяная, с сыном, то это истинно так, отрицать того не буду. А вот что Иван плохо с матерью на суде себя вел — брехня! Вы хоть из столицы приехали, — закинул он гостю, — но извините, о парне я вам такого говорить не позволю. Ивана, если хотите знать, и на суде не было! Молодица его Приська, та была, а Ивана не было. Она, эта чертова невестка, всему и причина. Мать с сыном, с тех пор как он родился, душа в душу жили. Один же он у нее, так как же может быть иначе?! И она его любит, и он ее всегда уважал. Чтобы старой денег на пропитание не давал — такого быть не может! Да она же за мужа пенсию получает, и хата у нее своя, и какое ни есть хозяйство. Так с чего б она за эти тридцать рублей тягалась по судам с родным сыном и позорила свою седую голову?!
— А вот же сами говорите — судилась! — попробовал его подзадорить гость.
— Так разве же я отрицаю? — вырвался у деда справедливый гнев. — Судилась и тридцать рублей на месяц отсудила! А только она их по суду получает и сыну назад отдает.
— Вот тебе и раз! — удивленно крикнул Свирид Иванович. — У сына отсудила и сыну же и отдает!
— Потому что дело не в деньгах, а в мотоцикле! — все сильнее распалялся дед. — Я сколько знаю Ивана, он с велосипеда не слазил. Страшно любил всякую механику, потому и механизатором стал.
