Камбрийская сноровка - Владимир Коваленко

   Если бы оставалась надежда… Но могущественный Эмилий не фенек, ловит не мышей! Разведка его и Луковки стараниями работает, как хорошо смазанное водяное колесо.

   Достаточно хорошо, чтобы сидящая в Кер–Сиди Нион знала то, чего не ведает Немайн в Кер–Мирддине. Достаточно, чтобы Эмилий принял идущую из дома хранительницы интригу за официальную политику — и испытание его способностей разом! Потому до последней минуты молчал, а потом похвастался успехами. Сообщил, что знает, как проголосует каждый из сенаторов! Выложил список. Того, что игра — не против Немайн, а как–то вбок — ведется за ее спиной, и в мыслях не имел. Теперь… счастлив!

   Сначала — потемнел. Его невеста, оказывается, в заговоре… Немайн не приняла отставку. Сказала:

   — Эмилий, здесь Дивед. Не империя! Моя родня в своем праве, Анастасия — ребенок… То, что они натворили — это не преступление, это ошибка.

   К счастью, Эмилий с перлами опытного христопродавца Талейрана не знаком. Вновь рядом, вновь верен. И — ждет. Пожалуй, даже с недоумением от того, что императрица медлит.

   Луковка тоже ждет, иного. Богиня обычно скромничает, но настало время показать силу! Что–нибудь, что и с церковью не поссорит, и покажет, кому людишки с пыркалками пытаются заступить дорогу. Ей интересно, что будет. Столп света, как над Бригитой при крещении? Или? В древности собрания кланов всегда обращались с просьбой о даровании мудрости к богам. Как не посмеют пустить ту, чьим именем тысячи лет освящали рощи?

   Немайн сжала кулак — в пальцы врезался патрицианский перстень. Вдохнула — точно готовилась запеть.

   Выбор.

   Когда–то другой человек дал ей имя — Немайн.

   Сущности — дали тело. Искореженное, но узнаваемое тело базилиссы Августины. От урожая до сева, и даже два месяца сверху — вот сколько ты выкручивалась, рыжая–ушастая. «Та самая, которая не та самая, а вовсе эта!» Теперь ты должна сказать точно. И тогда либо миф, либо старый римский устав распахнут тяжелые створки.

   Выбор сделан.

   Посох — в руки Эмилия. Кинжал наголо. Треск ткани. Повязка на лбу — впервые наложена своими руками с осознанием значения. Кровь рубина — к лицу часового. Слова, старомодные и чересчур напыщенные.

   — На нас диадема!

   Копья разомкнуты. Голос начальника караула догоняет уже под сводами, и чуть не сбивает с ног.

   — Святая и вечная императрица Рима следует в Сенат!

   В места, из которых возвращался отнюдь не всякий цезарь. Да еще набитые камбрийцами, а все камбрийцы — потомки Брута! Хорошо хоть, не того самого…

   Немайн снова спокойна. Проект в работе, о личном она вспомнит позже. Голова занята другим. Обычно в местном Сенате утверждаются решения, принятые в других местах, а зачастую — и другими людьми. Такой порядок завел Дэффид, ему было проще вести дела привычным порядком, а тоги с пурпурным краем и прочую римскую мишуру держать для престижа. Так должно было случиться и сегодня, но ход вещей придется сломать. Заставить сенаторов превратиться из машин для опускания шаров в урну в политиков. Превратить ритуал во властную процедуру. Иначе говоря — совершить революцию!

   Времени на подготовку — сколько требуется на то, чтобы дойти до зала заседаний. Короткий коридор после входа, достаточно широкий, чтобы сенаторы не устраивали давку, расходясь по домам, и достаточно узкий, чтобы караул мог задержать нападающих. Широкая зала — для переговоров и посетителей. Синяя обивка — Эмилию по плечо, Луковке по макушку. Выше — известковая побелка. Пачкается? Все лучше, чем свинцовые белила. Среди камбрийских сенаторов явно будет меньше лысых, чем среди римлян. В Константинополе наверняка мрамор, но здесь такой не водится. Можно было бы пустить на отделку сланец — любого оттенка, и розовый гранит из ледниковых глыб, и серый «портландский» камень. Красиво смотрелся бы и полированный дуб — но цвет считается важней материала.

   Еще один коридор — вторая и последняя оборонительная позиция. Здесь не одни копья — новенькие билы. Результаты учений в Кер–Сиди уже добрались и сюда. Как и новая форма била. Боевой с двумя шипами и крюком… чужая память говорит — гвизарма. Оружие, которое выросло из инструмента лесоруба и садовода за добрую тысячу лет. Враг скоро, очень скоро украдет форму оружия — но в выучке бойцов будет отставать долго, потому будет бит. Главное — не то, что насажено на древко, а прокладка между древком и сапогами.

   Последние шаги. Что за спиной? Ни партии нового типа, ни штурмовых рот, ни железнобоких, ни галльских и испанских легионов. Все впереди, оглядываются с лишенных спинок кресел — за каждым лицом острые копья и тугие луки, и не по одному десятку. Неудобно, сиятельные сенаторы? Ничего, перетерпите. Спускаться к месту принцепса Немайн не будет. Сверху вниз поговорит, с позиции матроса Железняка и лейтенанта Мюрата. Правда, ни пулемета, ни батальона старых ворчунов у нее тоже нет…

   — Немайн, императрица Рима, приветствует правительствующий Сенат! Сиятельные мужи!

   Замолчала. Выдержала паузу. Уперла руки в бока, сдвинула брови. Сидящие в курульных креслах могут сколько угодно считать себя римлянами… но как должен вести себя сенатор в присутствии императрицы, не знают. Зато образ намеренной поскандалить хозяйки знаком каждому. Близок, понятен, и не вызывает желания схватиться за висящий на поясе нож. Пусть пояс спрятан под гражданской тогой — в этом сенате все воины. А еще, как бы хорошо они ни знали латынь, родной язык им понятней.

   — Какого лешего вы лезете не в свое дело? Сенат от военной стратегии надо палкой гнать, как шкодливую хрюшку из огорода! Поговорка есть: знают трое, знает свинья. Вас тут собралось… О ваших планах скоро мелкие тварюшки из сточных канав знать будут… Знаете, что из такого подхода происходит?

   Немайн заложила руки за спину, вздернула подбородок. Шагнула вперед — к ступеням укрытой красно–рыжим сукном лестницы.

   — Кровь. Поражение. Гибель.

   Тяжелый взгляд. Кейр на месте принцепса собирается что–то сказать… неважно, что. Опередить. Иначе — может испортить все дело.

   — Будь у вас опыт, я сочла бы ваше обсуждение попыткой измены. Нет, петь бы не стала — просто пришла бы с десятью королевскими дружинами и вычистила бы Сенат от дураков и предателей. Как такое делается, знаю. Вы не слышали ни о Прайдовой чистке, ни о разгоне совета пятисот. Я — не королева, и денег у меня мало, но — вы знаете, чья я дочь! — я бы кормила народ три дня, которых хватит, чтобы в Камбрии появился новый Сенат. Который занимался бы тем, чем ему положено: посматривал, чтобы короли не умалили свободу народа, да обеспечили сытное кормление. По счастью, опыта у вас нет. Потому я пришла не карать дурость и измену, а предотвратить ошибку, которую могут совершить умные и честные люди! Потому я пришла одна, и прошу, чтобы, прежде чем принимать решение, вы выслушали мой рассказ о том, к чему приводит вмешательство сената в дело ведения войны…