Ленинград действует. Книга 2 - Павел Лукницкий

– Вон, вон, самолет слева! А вон пикирует справа, сейчас пустит бомбу!

Шестидесятилетний механик Терентьев стоял безотлучно в машине, выполняя приказания капитана. После каждой серии бомб команда выскакивала из кают и, удостоверившись, что пароход не тонет, снова пряталась по каютам. Жена капитана, маленькая, сорокапятилетняя, черноглазая «тетя Рая», плававшая на пароходе коком, вбежала в кубрик к кочегарам, спряталась за деревянный шкаф, где хранилась «роба»– рабочая одежда команды.

– Тетя Рая, ложись на пол! Дерево не защитит тебя!

– У вас на полу грязно! – ответила тетя Рая, не соображая, что говорит, и поглубже втиснулась за шкаф.

На койке крепким сном спал кочегар Абросимов Его тщетно пытались разбудить.

– Бросьте его будить! – сказал кто-то. – Пусть умирает сонным!

Самолеты продолжали гоняться за беззащитным пароходом, кидая в него одну за другой бомбы. Пароход убегал от них, виляя, описывая круги, давая то «полный вперед», то «полный назад». Одна бомба упала так близко, что машина от сотрясения застопорилась. Это спасло пароход: следующая бомба упала в семи-восьми метрах от носа. Она неминуемо угодила бы в пароход, если б машина его не застопорилась. Осколки стекол, столы, табуреты, посуда прыгали и перекатывались от воздушных волн. Тяжелые железные крышки машинного фонаря, которые с трудом могут поднять два человека, легко открывало, поднимало и с грохотом опять захлопывало. От этого грохота механик Терентьев потерял соображение: ему показалось, что пароход накренился и погружается в водную пучину, что все убиты и только он остался в живых. Он полез по трапу наверх, высунул голову на палубу, закричал:

– Эй, кто там остался в живых? Или все померли? Неугомонный кочегар Павлов подбежал к нему:

– Терентьич, давай самый полный! Опять пикируют!

Когда бомбежка на несколько минут прекратилась, капитан Бабошин облегченно вздохнул. Настроение его сразу переменилось. Ему захотелось пошутить.

– Ногай! – крикнул он. – Сейчас опять будут бомбить!

Ногай лег ничком. И тут, рядом с пароходом, оправа и слева одновременно раздались два взрыва. Пароход подпрыгнул. Правее носа взорвалась третья бомба…

А пароход «Никулясы» все продолжал стрелять. Оставив в покое юркий пароходик «No 8», шестерка самолетов, бомбивших его, соединилась с шестеркой других, чтобы доконать озерный пароход «Никулясы»…

В этот момент подоспели наши самолеты. Начался воздушный бой. Бомбежка кончилась. Команда вышла на палубу парохода «No 8». Ногай осторожно высунул голову из рубки: что творится вокруг? Желтое лицо помощника капитана было черным, сверкали лишь глаза да зубы. Это угольная пыль, поднятая воздушными волнами из бункеров в кочегарке, залепила его лицо, когда он лежал в рубке.

Команда, глядя на лицо Ногая, начала смеяться. Смех перешел в хохот – в слезы, граничащие с истерикой. Это была нервная реакция на только что пережитое. Это был хохот отчаяния невооруженных людей, у которых не было ничего, чем в трагический момент они могли бы отстаивать свою жизнь.

Разбомбленная деревянная пустая баржа погрузилась в воду до палубы. Пароход «No 8» взял ее на буксир, повел к месту назначения. Впереди шел простреленный осколками во многих местах, густо дымящий пароход «Никулясы» со своей баржей, на которой люди скатывали с палубы кровь. День был безоблачным, ясным, солнечным, чуть дул ветерок…

И только тут я скажу, что рулевым на вахте парохода «Никулясы» в этот час была удивительная девушка – Тося Киселева, проходившая на нем практику в день, когда началась война, студентка техникума речного флота. Это именно она, плававшая матросом, рулевым, а потом ставшая помощником капитана, заставляла пароход совершать те немыслимые циркуляции, которые спасли его от – всем казалось – неминуемой гибели! До нее на Ладоге еще не было женщин, которые умели бы водить корабли!..

Когда забытый всеми кочегар Абросимов проснулся, его спросили: слышал ли он, как немецкие самолеты бомбили пароход? Он сделал удивленное лицо и ответил отрицательно…

… В этот день, 30 октября, был налет и на бухту Морье. Надо сказать, что здесь перед тем проводилась интересная и важнейшая для обороны Ленинграда работа.

К осени выяснилось, что план доставки в Ленинград топлива через Ладожское озеро не выполнен. Единственная крупная электростанция в Ленинграде работала на твердом топливе и не могла обеспечить на зиму город и фронт. Без Волховстроя уже нельзя было обойтись. Эта гидроэлектростанция была уже отремонтирована. Линия трассы электропередачи также была восстановлена везде… кроме занятой немцами полосы кольца блокады. Но как же перекинуть ток через этот разрыв?

Решено было проложить несколько ниток электрокабеля по дну Ладожского озера – от Конкорева (южнее порта Осиновец) до Кареджи.

Для прокладки кабеля приспособили новую железную баржу, выделили в качестве буксировщика тральщик, дали им в подмогу канальный пароход «Каракозов» и один тендер. Работа по прокладке кабеля началась осенью и производилась только в ночное время.

После захода солнца, с темнотой, выходили из Конкорева. Многочисленные рабочие и специалисты, находившиеся на барже, за ночь прокладывали одну линию. Надо было проложить пять рядов линий. Heмцы узнали о проводившейся здесь работе и пытались разбомбить баржу, но искали ее тщетно: баржа для прокладки кабеля выходила примерно раз в декаду, и немцы не могли распознать, в какую именно ночь. В остальное время баржа находилась в Морье, здесь люди наматывали кабель на барабаны, вели подготовку к очередной прокладке, с тем чтобы при выходе в озеро уже не было никаких задержек.

Однажды утром, в сентябре, когда одна из линий кабеля была уже проложена и выведена на противоположный берег, немецкие бомбардировщики накинулись на людей, работавших на берегу. Зенитная артиллерия отогнала бомбардировщиков, им не удалось причинить кабельщикам вреда.

30 октября был совершен второй налет. В эту ночь произошла заминка, баржу, тральщик и пароходы рассвет застал на середине озера. Здесь настигли их четыре немецких бомбардировщика, шедшие под прикрытием двух истребителей. Было сброшено шестнадцать бомб. Только на барже оказалось убитых девятнадцать человек и раненых – двенадцать. Немало жертв оказалось и на тральщике. Изувеченный тральщик мужественно отбивался, отгонял бомбардировщиков. Вода вокруг каравана кипела от разрывов бомб. Сбросив весь свой смертоносный груз и не потопив ни одного судна, самолеты улетели. Перевязав раненых, кабельщики продолжали свою работу, провели еще одну линию кабеля. Все пять линий легли как надо. К зиме Ленинград получил электроэнергию с Волховстроя, равную ежесуточной норме в двести тонн топлива…

… К поздней осени пароход «Никулясы» в одном из рейсов получил только в левый борт семьдесят пять пробоин. Пароходы «Параллель» и «Арзамас» под бомбежками получили серьезные повреждения и также вышли из строя. Из всего самоходного флота в распоряжении Северо-Западного пароходства остались всего три буксирных парохода: «Батурин», «No 7» и прибывший из ремонта «Подольск». Пароход «No 8» с поломанными лопастями винта находился на западном берегу, занимался отливаньем воды из трюмов потерпевших аварии барж. Озерные пароходы «Буй», «Гидротехник» и другие занимались стаскиванием в воду выброшенных на берег барж. Несколько маленьких пароходиков были привезены по железной дороге из Ленинграда для рейдовых работ[49]. Но положение оставалось катастрофическим, и ладожские перевозки осуществлялись только благодаря энергичной помощи Краснознаменного Балтийского флота и Ладожской военной флотилии, выделивших для буксировки барж ряд боевых кораблей. Я, к сожалению, не располагаю материалом о действиях этих кораблей и потому не могу дать описания работы флотилии в трудный период навигации 1942 года…

…. В конце октября начались морозы, 7 ноября берегов Ладоги появилось «сало». Навигация, однако продолжалась – со все возрастающими трудностями Надо было вывезти весь груз, скопившийся в Кобоне, – десятки тысяч тонн груза. Проламывая лед своим корпусом, пароходы совершали рейсы между западным и восточным берегом за пять-шесть суток. Так было в ноябре, так было до середины декабря 10 декабря навигация официально была закрыта. Но отдельные рейсы совершались и много позднее. 18 декабря с западного на восточный берег направилась ледовая разведка, состоявшая из трех мощных военных кораблей и вспомогательного парохода «No 8». Разведка долго и упорно билась со льдами, стремясь пробиться к берегу, но это ей не удалось. С трудом выбравшись изо льдов, разведка вернулась в Осиновец. Там, в Осиновце, в частности, застрял и маленький канальный пароход «Батурин», которому довелось одному из последних, вместе с канонерской лодкой, совершить рейс по Ладожскому озеру, дрейфуя вместе с гонимыми ветром льдами, едва не угодив к финнам… На «большой трассе» – между Осиновцом и Новой Ладогой – навигация закрылась позднее. Канонерские лодки и тральщики с буксируемыми ими баржами совершали рейсы вопреки крепчающим морозам и льдам. Река Волхов замерзла. Но здесь был сделан канал, которому не давали замерзнуть непрерывно курсирующие суда. До чистой воды в озере, сквозь лед, караваны пробивались по двое, по трое суток, а весь рейс занимал неделю и даже больше. Канлодки бросались в атаку на лед, пробив несколько десятков метров, сжимаемые со всех сторон льдом, – останавливались. Канлодка отходила назад, чтобы разогнаться и полным ходом снова врезаться в гущу льда. За канлодками, не отставая, шел караван судов. Но часто, схваченный льдами, он замирал в неподвижности. Тогда люди выходили на лед, скалывали его, рвали его аммоналом, делали трещины, ямы. Вырвавшись из ледового плена, канлодки вновь начинали свою мучительную работу, борясь за каждый метр пути. Тонна перевезенного груза означала лишний час жизни для нескольких тысяч ленинградцев. Водники, моряки понимали, какая ответственность легла на их плечи. Они боролись за каждый метр пути. Штормовые ветры со снегом, метели, пурги и глыбы льда, намерзающего на палубах, налеты вражеской авиации, подвижки льдов и нагромождающиеся при этом торосы во всякое иное время делали бы плавание по Ладоге немыслимым. Но рейсы на «большой трассе» продолжались, измученные люди не знали ни сна, ни отдыха.