Алба, отчинка моя… - Василе Василаке
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Все слушали с открытыми веселыми лицами:
— Свой, черт возьми, свой в доску! — И томились от любопытства: — Кем же он стал, Арион, какой пост занимает, если так подробно расписывает меню своей странной кудрявой псины? Не собака, а барашек, ей-богу, только и знает, что хвостом дрожать да скулить!
В самом деле, пудель был пепельно-серебристым и шерсть на нем вилась локонами, как на секретарше районного Дома быта. И все ломали головы, допытываясь друг у друга: послушайте, если для собаки готовятся такие кулинарные изыски, то чем же занимается ее хозяин?
И чтоб поскорее раскрыть эту тайну, стали наполнять стаканы. Загуляли, конечно. Из близкой родни у Ариона никого не осталось в живых, и почему-то все решили, что за такое царское угощение и почет они-то и есть самые родные этому страннику, явившемуся неведомо откуда. И каждый считал долгом дружески хлопнуть его по спине или расцеловаться от души. Но сам Арион лишь отвечал поклонами и потягивал черную деготную муть, которую назвал «Гранд Мокка», и курил трубку из корня вишни, не забывая подбадривать земляков:
— Пейте, друзья! Пейте за встречу, за жизнь и за ушедших далеко-далеко! — И прибавлял: —За всех ушедших с верой, что вернутся со щитом, дорогие односельчане. Мне, как в песне, сверху было видно все!
Наконец Арион оттаял и разговорился, приведя всех в восторг ученостью своей и знаниями:
— Сверху, из-за туч, друзья мои, все представляется совершенно иным, чем на земной плоскости. Там, в вышине, мне вспоминалась скромная судьба известного вам Василия Ивановича Воскресенье. — И обратился к нему: — Да-да, Василий Иванович, не забыть вас ни в небесах, ни на суше, — ах, где ваша карусель? Она качала нас, мальчишек, и заряжала, наполняла воздушными мечтами, как ветер паруса. Приехав сюда, я первым делом о вас поинтересовался. Не в укор остальным будь сказано, ваша профессия была охарактеризована как недостойная, даже унизительная — из карусельника в мусорщики! А ведь неправда, друзья мои, это неправда — Япония велика тем, что она великая старьевщица нашей планеты. Вот почему я и выпью за вас глоточек, Василий Иванович, ибо вы нашли путь к сердцам моих односельчан посредством синьки. А что такое синька? Да будет вам известно, не простой порошок, — ох, это краска-целитель, еще в усыпальницах древних фараонов ее находили. Она оказывалась, научно выражаясь, великим антисептиком наружного применения!
При всей доброжелательности у некоторых закралось подозрение — а не подкуплен ли он Синькиным-Синилькиным для рекламы? Тем более что Арион очень уж со знанием дела вещал:
— Почему я говорю об антисептике? Потому что, будь это стена вашего дома или рана вашего тела от ножа соседа, синька сумеет не хуже зеленки остановить кровь. На вашем месте, дорогие аамусцы, я не полоскал бы рубашки и простыни в чудодейственном товаре Василия Ивановича. Я полоскал бы собственные ваши тела в метиленовом красителе-целителе!
Тут Карусельник-Синькин не выдержал:
— Златоуст ты наш, Арион! Позволь преклонить перед тобой колено за ту истину, что произнес! Не ведают… наш темный местный люд не ведает пользы немецкого порошка, охраняющего от тления и малярии все живое и неживое. Вот почему я сменил карусель на синьку. Это дух времени — не пустые мечты о полетах по воздуху, а конкретное и основательное вещество. Клянусь верами Индии и Тибета: в нашем Ааму дома, строения, веранды, окна и даже портреты хозяек, — он показал на битком набитый людьми буфет, — все, что будет пропитано синькой, забальзамируется, станет музеем на века. Жаль, Арион, — не верят… Если уж на то пошло, признаюсь публично: каждый день я пью по капельке синьки, чтоб кровь моя стала ртутью и я смог довести до победного конца начатое дело! Потому я и собираю тряпки, съеденные молью, и продаю синьку, дабы изничтожить разрушительную мощь шашеля!
Синькин вошел в раж, а Арион еще подлил масла с огонь:
— Минуточку… — И вынул прямоугольную пачку распрекрасных зелененьких купюр. — Вот, Василий Иванович… просьба к тебе. Знаешь мою родную халупу? Прошу, чародей, — преврати ее в синий музей. Если продана, будь добр, откупи, хоть по тройной цене. Покрой ее небесной синевой хоть в ладонь толщиной, только чтобы сверху мне было видно! И дай пакетик со знаком государственной фармакопеи… Я тоже буду пить натощак!
Казалось, народ присутствует при «сделке века». Все дружно воскликнули:
— Ура! Виват, Арион! Да здравствует Воскресенье!
В это самое время перед буфетом остановилась колонна машин.
Поначалу никто не обратил внимания — в воздухе плыл не гул моторов, а предгрозовой рокот ливня из синьки и бесчисленных зеленых бумажек.
Вдруг на пороге буфета вырос подполковник милиции, оглядел загулявшихся и четко произнес:
— Всем оставаться на местах!
Властным чеканным шагом подошел к Ариону. Арион тут же встал. Дальше… О, дальше пошло как во сне: через три секунды Арион исчез из буфета. Все так и остолбенели с разинутыми ртами: что это? Только вошли во вкус, и — вихрь, смерч… Уж не почудилось ли? Видимо, нет, ибо над Ааму пролился дождь из пятидесятирублевок, от которого буфетчица Аглая еще больше покрылась конопушками…
Как же так — гуляли до потери пульса — и даже «до свидания» не успели вымолвить! Причем деньги-то оказались настоящими, не фальшивыми, утверждал председатель Крэсэску: в три дня сельпо разбогатело — все залежалые товары рассосались по селу, как синяки на молодом теле.
Стали гадать — неужели Арион со своей лысиной стал владельцем Швейцарского банка и истек срок его пребывания на родине? Или он король-вождь какого-нибудь островка из Океании, который прибыл в СССР? Видите ли, такой вождь имеется на самом деле, правда, у него прогрессивный режим, и фамилия ни больше ни меньше как Мэлигэ. В Кишиневе о нем даже книжка напечатана… Или все-таки это вор, сбежавший с золотых или алмазных приисков?
Чудеса, чудеса в решете… И как обычно при подобных виражах судьбы, существенное осталось незамеченным: куда девался Арионов пудель? По вечерам снова собирались в буфете, вспоминали, как здорово кутнули три дня назад… Кто-то вспомнил, что в передней машине с репродуктором ехал подполковник и оттуда доносилось:
— Граждане, освободите проезжую часть! Держитесь правой стороны!
Какой уж тут пудель, когда летят громовые предупреждения по микрофону! А он гулял себе где-то в овраге на собачьей свадьбе — наотрез отказался от предписанного меню, от буфета, от Аглаи, даже от своего хозяина. Здесь, в овраге, все соответствовало естеству, между дворняжкой и пуделем царила гармония и взаимопонимание в собачьих делах.
Только через неделю обнаружилось, что бездомный пес цвета серебристого пепла, с вихрами отчетливыми, как чеканка на бухарском щите, был просто-напросто выкрашен и после двух хороших ливней превратился в грязную, облезлую и тощую псину, заурядную деревенскую шавку из подворотни. Кучерявость пуделя вела свое происхождение от шестимесячной химической завивки, и теперь шерсть на нем сбилась в клочья, вздыбилась — смех и грех! Но самое потрясающее — даже лаять не умеет! Кому в сельской местности нужен такой бессловесный хмырь?
— Откуда взялась эта собака? И что за хозяин? — заинтересовался учитель русского языка, уроженец заполярных широт, где собаки ценились наравне с человеком.
Он только что прибыл в Ааму и впервые в жизни увидел куст виноградника. Это его буквально сразило. Как?! Неужели хилые лозиночки-тростиночки плодоносят такими неземными ягодами, как «мускат гамбургский»? Нет, исключено, не верю!..
Он представлял себе виноградник по меньшей мере с баобаб величиной…
И, не оправившись от изумления, наткнулся на другое чудо: брошенные бездомные собаки носят имена великих светил — Орион, например! В то же время в них швыряют камнями и палками, что опять-таки не гуманно.
— Так кто же хозяин? Покажите, где живет. Дикость какая, пусть отдаст мне этого несчастного.
Девятиклассники объясняли учителю: нет хозяина. Тот, чье имя носит пудель, оказался чем-то вроде пульсара или квазара — лишь брезжит в памяти односельчан пачками своих пятидесятирублевок, как дождем астероидов. Оказывается, он визуально колесил по земному шару, так сказать, сверху глядя, откуда ему, как он утверждал, все видно.
— То ли вором был, то ли банкиром, то ли вражеским резидентом… Его вывезли, не дали попрощаться.
Всплывала и такая информация:
— Неправда, Арион из засекреченных! Может, он спутники делает. Потому что, как поехали машины, из передней заорал репродуктор: «Граждане, держитесь правой стороны!»
Учитель радовался. Сами о том не подозревая, учащиеся развивали устную русскую речь…
Пес же действительно был достоин жалости. Никто еще ни разу не слышал, как он лает, а на селе нелающая собака все равно что немой человек. Да и как не гнать пуделя в три шеи, если он завел обыкновение наведываться в курятники? Сам научился давить клыками яички, и не три штуки, как велел Арион, а по десятку в день: закудахчет где-нибудь курица, пудель тут как тут, кружит у насеста. Мужики собирались его пристрелить, но в один прекрасный день обнаружили у себя на задворках выводки маленьких пуделят. От этой игры природы даже повеселели: