Бремя удачи - Оксана Демченко

Сидящий на мотоцикле ликреец в коричневой куртке полуобернулся чуть раньше – Гюнтер это отметил краем сознания. И теперь юноша что-то делал, едва заметно шевеля пальцами правой руки и явно используя магию. Тонко и точно, по мере сил не вызывая искажений поля. Кажется, и ректор участвовал: лицо у Иоганна было сосредоточенное, а глаза совсем спрятались в наплывах век. Гюнтер видел, как птица удачи небрежно сунула бомбу в свою объемистую сумочку, как охотник переменился в лице. Еще бы! Столь безразличного отношения к бомбам он прежде ни за кем не замечал.

– Но зачем спрашивать, как дела? У вас что вопрос, что ответ – все заранее известно, скука! – заявила Береника с растущим раздражением. И перешла на ликрейский, закатывая уже настоящий скандал, с криком: – Блин, как можно планы строить, если у вас вся жизнь – сплошной план? Ты что уставился? Память подводит, на какой минуте взрывать по плану?

– Рена… – попытался что-то сказать ее муж.

– Что – Рена? Я спросила у всех магов охраны в вашей столице, в каком порядке утром они надевают носки. И семь из десяти смогли ответить! Эй, ты с какой ноги носки начинаешь надевать?

Охотник потряс головой, окончательно теряя представление о смысле происходящего. Наконец-то расцепил руки, утратив заранее избранную позу победителя.

– Бум! – выкрикнул пацан, роняя яблоко и делая шаг вперед.

Муж Береники сбил ее с ног и сам стал сгибаться, закрывая собой птицу удачи. Охотник нахмурился, заподозрив подвох… И охнул, вскидывая руки и ныряя вперед. Его движение буквально размазалось в воздухе, и Гюнтер тотчас выстрелил, выбрав значительное упреждение, почти над самой мостовой, безвредно для стоящих на трибунах. Пользы выпущенные пули не дали: из булыжника уже рос шар деструкции, аккурат такой, как его описывали в теории. Только появился он не там, где ждал охотник, а точно на месте, на которое ликрейский маг указал рукой. Безопасном для всех, кроме охотника.

Сплошной вал свистящего каменного крошева вздулся во внешней своей части и резко, с хрустом, сжался во внутренней, круша камень в пыль… Гюнтер успел сделать еще два парных выстрела, перекрывая траекторию предполагаемого отступления охотника, успел даже осознать, что сработала, безусловно, именно каучуковая сфера, в ряде источников именуемая концентратором искажения или зарядом взрывной деструкции. В точности о нем ничего не известно, кроме одного: способов защиты не существует.

Как «пятнашка» оказалась там, где ее активировал маг охраны, Гюнтер уже не успел ни понять, ни даже подумать. Он ощутил сильный толчок в грудь, мгновенно выключивший реальность…

Глава 13

Арья, Дорфурт, 28 октября

– Но зачем спрашивать, как дела? У вас что вопрос, что ответ – все заранее известно, скука! – орала я в голос, ощущая себя вполне состоявшейся монстрой. Правда, шуметь на малознакомом наречии не очень удобно, но я старалась.

Бедный охотник аж взопрел. У меня в скандалах опыт тот еще, я мамины наблюдала с малолетства… Этот тип – пси высочайшего уровня – сейчас уловил наконец-то, как же мне хорошо. Как же я натурально и неподдельно счастлива. Да уж, какая есть. Иногда аж щеки горят заранее азартом, до того приятно в голос покричать и поругаться. Репутация уже не пострадает, хотя мне это безразлично. Репутацию я прикончила еще по дороге, на второй день пребывания в Арье. Теперь они знают: мой муж святой, а я – чудовище. Ну и пусть.

Наверное, следует сказать, что Арья мне понравилась. Эти милые трактирчики, аккуратные домики, дивная размеренность жизни. Часы, выставленные точно и указывающие истинное время, а не тот скорбный миг, когда произошла поломка… Булыжник без щелей и прорех, отсутствие мусора и умение не жаловаться. Если дома спросить у кого-то незнакомого «как дела?», появится возможность ознакомиться с историей края едва ли не от первого поселения людей… И все они страдали, потому что то неурожай, то хлеб девать некуда: амбары полны, а цена-то бросовая… Мы способны жаловаться самозабвенно и красочно даже в трезвом состоянии. Мы создали своеобразное искусство излития бед на посторонних и тем более родственников. Мы можем весь вечер перебирать события и в любом находить темные стороны, а потом расходимся, довольные славно проведенным временем. Или расползаемся, но тогда уж очень довольные.

Арьянцы до странности мало склонны жаловаться. С первого дня в ответ на каждое мое приглашение потрепаться, выраженное всеобъемлющим «как дела?», они упрямо твердили «хорошо». И произносили это короткое слово так весомо и уверенно, словно бухали штампом о столешницу: энергично, коротко, с суховатой чиновной улыбкой. Примерно так от соударения двух кремней возникает вспышка искр – мгновенная, не поджигающая негодный трут и не греющая пальцы. Пых – и ничего. Нет повода сесть и хором повыть, оплакивая внезапно потрясшую сознание мысль об утрате родичей, умерших лет двадцать назад, и заодно перебрать беды выживших и здоровых, которые мучаются и за себя, и за покойников. А настрадавшись всухомятку, можно уж выпить заодно два-три чайника кипятку, залить свежей заварки и сбегать за пряничками, поскольку если есть время, то не грех и еще посидеть, воды-то не жаль.

А тут – «хорошо». Но это другая традиция.

Мне понравилась Арья и нравилась два дня. Пиво вкусное. Жареные колбаски тоже ничего, жирные и с корочкой, мама Лена похожие делает, по нашему южному обычаю. Поют душевно, мелодия хоть и чужая, а приятная. Улыбаются чаще, чем у нас, участливо спрашивают, нравится ли мне и все ли в порядке. И замирают с заранее полунатянутой, готовой к использованию улыбкой. Я же должна ответить что? Одно слово. «Хорошо».

На третий день я стала чахнуть от их «хорошо» и заодно от своей выпестованной в пансионе вежливости, требующей отвечать так, как принято. Это же не разговор! После «хорошо» я молчу, они тоже, и нам уже неловко взаимно, им – от моей приставучести, мне – от их необщительности. Что я им, не родная? Так мы уже пять минут знакомы, за это время столько можно учудить… Даже поссориться насмерть.

Семка мне помощь не оказывал. Он, злодей, быстро оправился от своей поддельной неверности, прикинул так и эдак обстоятельства, сопоставил факты и вынес решение: раз некто желает верить, что птица удачи хромает на обе лапы и разучилась летать после ссоры с мужем, пусть верит! Чтобы поддержать хорошее настроение у почти победившего нас неизвестного злодея, мне надлежит хандрить вполне по-настоящему. Бодриться, улыбаться, но в душе страдать. Хромов прочел лекцию о загадочной ликрейской душе и ностальгии, нашем национальном изобретении, оправдывающем все, от нелюдимости до хамства. Он мне и внушил первым, что цветники красивые, осень дивная, мусора нет, мостовые без единой щербинки – а мне должно стать от этого порядка тошно. И как можно скорее. А пока тяга к родному беспорядку меня не одолела, надо ей всячески содействовать.