Seven Crashes - Harold James

Влиятельный анализ недомогания постсоветского мира после 1989 года предполагает, что жители Центральной Европы и России чувствовали, что "век подражания" обесценивает их собственный эмоциональный и исторический опыт. Стивен Холмс и Иван Крастев разработали модель того, как имитация отравляет политическую культуру.

Потрясение, вызванное Ковидом, стало уроком для всего мира. Под ударом оказались две крупнейшие экономики мира. Внутренняя модель роста США середины ХХ века и китайский "Великий скачок вперед" выглядели менее привлекательными для других стран, которые неизбежно зависели от сложных цепочек поставок. Китай получил противоположный урок, который он уже начал усваивать во время глобального финансового кризиса: он не может полагаться на то, что является динамичным экспортером, движимым экспортоориентированным ростом, и Си Цзиньпин уже раньше с инициативой "Пояс и путь" перешел к политическому контролю над торгово-экономическими связями. Европейские страны получили суровые уроки о трудностях координации поставок вакцин и обеспечения общественного здравоохранения. Развивающиеся рынки, а тем более беднейшие страны мира, увидели, как недостаток бюджетного пространства ограничивает возможности эффективного реагирования на кризис.

Экономисты часто реагируют на шок спроса, мысля крупными агрегатами: титанической фигурой, задавшей модель экономиста как врача или целителя, был Джон Мейнард Кейнс. Ларри Саммерс - его современный эквивалент. Но шок предложения действует по-другому, и экономисты, реагирующие на неопределенность предложения, - это совсем другая порода. Как Джевонс, Вальрас, Менгер или Хайек в конце двадцатого века, а также Четти сегодня, они озабочены мелочами, дезагрегированием информации и децентрализацией политических мер. Цены нужны для того, чтобы обеспечить людей - потребителей, а также предпринимателей - информацией о том, как реагировать на дефицит: недоступность зерна в 1840-х годах, или углеродной энергии в 1970-х годах, или компьютерных чипов сегодня. Иногда, как во время Первой мировой войны, политические власти пытались реагировать на рыночные цены, просто подавляя их, но это делало содержащуюся в них информацию бесполезной в качестве руководства к будущим действиям. Среда дефицита является неудобной для экономистов, которые мыслят в терминах совокупностей, поскольку эти совокупности не способны подсказать кому-либо, как можно распределить дефицитные ресурсы. Повышение общего спроса лишь обостряет конфликты, связанные с распределением. Возьмем очевидный пример из пандемии: монетарные и фискальные стимулы не способны увеличить предложение вакцин или технологий, необходимых для их разработки и доставки.

Таким образом, точный подсчет (наноэкономика) необходим для того, чтобы высвободить творческий потенциал: высвободить производственные возможности, которые позволят преодолеть проблемы предложения. Таким образом, глобализация становится историей крушений, расчетов и созидания.

Кризисы также были связаны с переосмыслением политики и политического порядка. Было бы ошибкой считать новых политических деятелей простыми "глобалистами". Реакция на кризис в первую очередь была направлена на укрепление нации, но глобализацию удалось внедрить как бы с черного хода. После кризиса 1840-х годов император Наполеон III, канцлер Германии Отто фон Бисмарк, а также японские аналоги Бисмарка, государственные деятели Ōкубо Тосимити и Ито Хиробуми, переделали политику, настаивая на том, что государство может направлять - но не контролировать - силы, обеспечивающие экономическое развитие. Все они развили сильное чувство того, как национальная идентичность - по-японски "кокутай" - закладывает основу для успешной практики управления. Наполеон III мыслил категориями злорадства своего дяди, Бисмарк - самоутверждения Германии как великой державы. Первая мировая война породила новый стиль правительственного интервенционизма, который лучше всего описать как военный социализм, чтобы провести полную патриотическую мобилизацию.

В ответ на недомогание 1970-х годов Рональд Рейган и Маргарет Тэтчер переделали и политику. Они также не были настоящими глобалистами, нацелившись скорее на укрепление национальной экономики, но они также видели важность использования глобальных возможностей. Движущей идеей было сосредоточиться на том, что правительства могут делать эффективно, и отбросить несущественные задачи, которые делали правительство менее эффективным (потому что слишком интервенционистским). Они хотели сильных правительств и считали, что предыдущие правительства были слабыми, потому что пытались сделать слишком много в слишком многих сферах жизни. Они также считали, что напористость во внешней политике, в холодной войне или в вопросе Фолклендских островов, была удобным и наглядным способом продемонстрировать свою компетентность и решительность.

Все эти попытки переделать правительство были неизбежно несовершенны, и их должны были устранить правительства-преемники. По своей природе переделыватели были весьма авторитарны, и многие люди быстро уставали от самодержавия или авторитаризма. В девятнадцатом веке неоднократно совершались покушения на Наполеона, Бисмарка и принца Ито. Их политика вскоре выглядела устаревшей. Это было верно и в отношении последствий Первой мировой войны, когда многие люди пытались найти способ вернуться к "нормальной жизни". Также после революций Рейгана и Тэтчер многие политические деятели начали искать более легкую и менее жесткую, но, возможно, даже более глобализированную версию того же подхода: Клинтонизм и "Новые лейбористы" Тони Блэра были версиями этого модифицированного и демократизированного подхода, и впоследствии были осмеяны как "неолиберальные" в новой волне ответной реакции.

Существуют обстоятельства, при которых, возможно, уникально, в большой и технически развитой стране усилия государства по координации исследований и производительности приводят к резкому росту производительности. Так, в частности, обстояло дело в уникальных условиях Соединенных Штатов середины XX века, чье развитие производительности шло по обратному U-образному пути по отношению к форме глобализации: Американская производительность росла по мере ослабления глобализации, создавая условия, в которых, начиная с 1950-х годов, глобализацию можно было рассматривать просто как подражание Соединенным Штатам. Но такой расклад не является обычным правилом, и он вытекает из особых обстоятельств межвоенной деглобализации мира.

Кризисы подталкивают к большей и более технически трансформированной глобализации не просто из-за потребности в товарах или продуктах, которые сложны и производятся на большом расстоянии. Учитывая остроту вопроса предложения, ответом на этот вызов может стать попытка - по крайней мере, в крупных, технически развитых странах - сделать производство более автаркичным. Более глубокая привлекательность процесса глобализации заключается в предложении большого количества различных экспериментальных полей: как можно решить конкретные задачи? Заимствование или присвоение технологий и подходов к управлению помогает обеспечить адаптацию и использование знаний новыми способами: а затем происходит еще большее заимствование.

Способность технологий к трансформации будет способствовать повышению производительности и росту (g). Это должно сделать государственные расходы более доступными - но только в том случае, если они будут направлены эффективно и результативно. Трансформация напрямую ставит вопрос о том, могут ли правительства компетентно предоставлять услуги: необходима революция в правительстве.

Предприниматели также пытаются внедрить новые методы контроля, используя или разрабатывая новые формы собственности, используя правовые формы, часто заимствованные из зарубежных образцов: акционерное общество в середине XIX века, которое сделало возможным создание железной дороги и пароходной революции; или оффшорная финансовая корпорация в 1970-х годах. Политическая власть будет