Сладкий роман - Людмила Бояджиева

— Постучите по дереву, шеф. Вся соль в финале, который ещё предстоит снять, — напомнил продюсер.

— Коротко опишу ситуацию тем, кто в силу своей занятости не смог следить за развитием «импровизационного стержня» нашего сценария. — Руффо обратился к молчаливо отсиживающей группе «технарей». — Мы сделали попытку вывести действие к финальной прямой. Как известно, наши герои расстались. Москвич, как у них водится, запил горькую, опустившись до свинского состояния, француженка затеяла истерическую возню вокруг подготовки собственного самоубийства. Составила завещание, записала музыку Артемьева в исполнении уличного бродяги и заявила о своем желании посетить напоследок Вальдбрунн. Очевидно, для последней встречи и разрыва с русским. Мы приняли все это за чистую монету и поспешили опередить события. Письма, подброшенные нами в замок для его неудачливых хозяев, имели намерение помирить и сосватать эту пару, что нам и удалось. «Группе слежения» посчастливилось заснять поэтические сцены на верхушке Башни, сдобренные изрядной долей высокопробной эротики.

— На мой непросвещенный взгляд, эксперимент не слишком удался. Заявил Квентин. — Помнится, кто-то здесь обещал убойные кадры.

Продюсер с вызовом посмотрел на шефа.

— Да, мы намеревались сделать шаг по целине и общими усилиями мы сделали его. После того, как Соломон Барсак выбыл из игры, я схватился за голову. Но незаменимых людей, к счастью, нет… Вот так и меня когда-нибудь спишут на свалку… — Шеф мрачно осмотрел компаньонов и скомандовал в механику: «Прокрутите в темпе последний ролик. Я хочу убедить уважаемого спонсора, что его деньги потрачены не впустую».

В комнате погас свет и на экране зашумел ветвями клен над могилой капитана Лаваль-Бережковского, в сени которого носатый скрипач затянул «Ave, Maria».

— Дальше, дальше! — скомандовал шеф. — Во… Чудесно. Я готов смотреть волнующую сцену снова и снова. Разве это не убедительное доказательство моей изначальной идеи, которую кое-кто из вас считал бредовой? Какая выразительность в нарочитой статичности, какая необычная, невозможная для нормального кино игра планов! Смело и необычайно трогательно! Честное слово, этот жадный секс на верхушке Башни, под ночным небом… Это обреченное неистовство двух зрелых, слившихся в любовном экстазе людей! Нет — в экстазе Любви! Белые колени, поднимающиеся из-под черного платья, этот фрак! Изысканно, чертовски изысканно! Смотрите! Вы когда-нибудь видели секс во фраке? Нет, естественно, не в комедии. Предполагали, что мужчина без штанов и в «бабочке» выглядит смешно? Ничуть. Этот парень сделал невозможное — трагедия и фарс в полном масштабе! Уверен, он переплюнул бы самого Дастина Хоффмана, если бы сообразил сменить профессию.

— Наши камеры снизу могли схватить только отчетливые крупные детали контуры, светотени. — Вставил руководитель «бригады слежения», заменивший Сола. — А «жучок», установленный непосредственно на площадке башни, из-за своей статичности не мог менять планы и следовать за объектом. Он брал только то, что попадало в объектив само — колено, фалды фрака, часть обнаженного бедра, прижатого к шероховатому камню…

— Даже изощряясь в составлении съемочного плана, мы бы не смогли добиться подобного эффекта, — одобрил шеф. — Отлично удались, на мой взгляд, эпизоды «ужина в замке» и постельная эпопея в спальне. Ну, конечно, кладбищенская прогулка героини, попытка записи музыки с бродячим музыкантом — Дикси здесь, что и говорить, на высоте… Иногда я начинаю завидовать этому русскому. Чертовски повезло малому! Даже в качестве иллюзии эти деньки стоят того!

— Вы забываете о финале, — осторожно напомнил Руфино. — Или у вас изменились планы?

Шеф «не заметил» вопрос, делая вид, что полностью увлечен экраном.

— Ну, это можно пропустить. Алан Герт в постели — не слишком дорогое зрелище. Тем более, что измена героини в сценарий не вписывается. Только печаль, кладбища, великая музыка… Но чтение письма баронессы! Ай, да Дикси, просто Элеонора Дузе! Старинные кружева, голая спина в расстегнутом подвенечном платье, свечи и белая комната — прямо как у Боба Фосса в «Джазе». — Шеф явно ликовал, просматривая ворованную «лав стори». — Ах, остановите, романтическое зрелище: господин Артемьев пишет прощальное письмо, не ведая, что этажом выше тоскует боготворимая им женщина, готовая якобы принести в жертву большой любви свою жизнь!

— До чего же трогательно выглядит вся эта возня из зрительских рядов! Бедняга зритель, его все намереваются облапошить натуралисты, авангардисты, документалисты, а теперь мы. — Развернувшись лицом к аудитории, Руффо поднял руки, устанавливая тишину. — Пора объяснить вам кое-что: нас хотели переиграть! Пока мы лили слезы над жертвенной страсти этой красотки, подготовившей трогательное завещание, мадемуазель цинично готовила весьма хитрый трюк. Заключив с фирмой контракт, она задумала исполнить свою кронную роль, мстя за несостоявшуюся карьеру в большом кино. Предполагая использовать снятые нами пленки как алиби, Д. Д. намеревалась инсценировать неудавшееся самоубийство, а на самом деле — разделаться с наивным русским, которого сделала своим послушным рабом. Артемьев — совладелец баронского наследства и, со всей очевидностью, мешает кузине… Ей удалось устроить «неожиданную» встречу с любовником в замке и если бы не наши лирические послания, призывающие влюбленных к примирению, возможно, бездыханное тело русского было бы эффектно заснято у подножия башни.

Тяжко вздохнув, Руффо прикрыл глаза.

— Но… но ведь мы не Армия спасения, господа! И, насколько я понял, предпочитаем трагедию мелодраме. Зачем было вмешиваться в сочиненный самой жизнью кровавый сюжет? — вознегодовал Квентин.

Шеф осторожно перебил его:

— Лаборатория экспериментального кино не может довольствоваться ролью банального пошлого соглядатая. Наша задача исподволь «лепить сюжет», взяв на себя роль провидения, самого господа Бога, если хотите… Так вот, мы с Хоганом избрали иной путь, иную идею нашего повествования. Нам не нужна жертва авантюристки. «Возмездие» — так сформулировал бы я основную философию фильма… Короче, уйти из жизни должен тот, кто рыл яму своему ближнему. Кто предал Любовь, осквернив святыню…

— Довольно проповеди, Заза, все уже поняли — нам нужна мертвая красотка. Без эмоций, господа! Это всего лишь реализация идеи высшей справедливость.

— Возможно, кто-то не согласен с изложенной Хоганом концепцией? Кто-то сомневается или же имеет возражения? Прошу немедля высказаться! — Открыв блокнот, словно сбираясь делать пометки, Заза оглядел соучастников.