Богатыри не мы. Новеллы (сборник) - Алекс Кош

7

Вылил на себя Илья десять бочек студеной колодезной воды, охолонул, натянул ватник, сел на Сивку и закручинился. Ни на шаг он не приблизился к Марьюшке своей, да вдобавок выяснил, что суровый ворог ему козни чинит, нечисть науськивает.

– И кто бы мне подсказал, что делать, кто бы верной тропой направил? – сам у себя спросил Илья. И сам же себе ответил: – Никто! Один в поле не воин, если только этот один – не Один. Эх, была не была, наперекор всему буду делать! Никуда не поеду!

И наступила тут тишина великая на весь окрестный мир – птицы от удивления щебетать перестали, зайцы на огороде капустой подавились, собаки в будки заховались и хвосты поджали и даже бык на базу перестал колоду бодать и башку рогатую задрал – мол, как так «не поеду»?

– А вот так! – Илья слез с Сивки. – Будем ломать систему. Если гора не идет к Магомеду, значит, все нормально – горы не ходят. Дзэн, короче. Не хоти – и все тебе будет. А посему – привал и отбой. После баньки – самое оно.

И только развалился богатырь в теньке, только собрался задать храпака, как сработал дзэн! Прямо вот по всей восточной правильности сработал, как надо – послышалась издалека песня гнусная, песня гнусная, немелодичная. Надтреснутый старческий фальцет выводил:

– Ты Джонни Депп и Брэд Питт в одном флаконе.Как «Самый лучший» ты записан в телефоне.И ты – волшебный, ты – с другой планеты.Я на все вопросы в тебе нашла ответы.О, Боже, какой мужчина!Я хочу от тебя сына,И я хочу от тебя дочку,И точка, и точка!

– Надо же, Боян! – обрадовался Илья и поднялся на ноги.

По дороге действительно пылил седой старичок с гуслями под мышкой. Он в очередной раз задрал узкое морщинистое личико к Яриле и собрался снова завести свое: «О, Боже, какой мужчина!», когда заметил Илью.

– Поешь, значит? – хмыкнул богатырь.

– Дык это… – Боян неожиданно смутился и покраснел. – Здравствуй, свет-Илюшенька, славный богатырь киевский!

– И тебе не хворать, – кивнул Илья. – Тебе сколько раз в дружине говорили: засунь свою попсу в… в нее и засунь, короче. «Батяню-комбата» выучил?

– Ага! – обрадованно закивал Боян.

– А «Блокпост»?

– Ну-у… выучил, да. Тоже.

– А ну давай!

Боян вздохнул, перетянул гусли на пузо, провел рукой по струнам и зачастил:

– Ну вот и все, остались мы – я и Андрюха с Костромы.В живых на нашем блокпосту среди акаций,Есть пулемет, есть автомат,Есть мой подствольник без гранат,И есть, конечно же, комбат, но тот – по рации.Комбат по рации кричит:«Всем действовать по плану «Щит»,А нам с Андрюхой все равно – что щит, что меч…Наш лексикон предельно прост,Идет атака на блокпост,Нам не до планов, нам бы головы сберечь…

– Достаточно, – махнул рукой Илья, незаметно промакивая рукавом ватника скупую мужскую слезу. – Верю. Выучил.

Боян облегченно вздохнул.

– Ну, я пошел тогда.

– Постой-ка, – Илья внимательно посмотрел на старичка. – Знаешь, монголы говорят: «Если два богатура встретились в степи, это не случайно».

– Дык ить я не богатур! – смикитив, что дело пахнет припашкой, заголосил Боян.

– Я образно! – оборвал его Илья. – Короче, вопрос у меня… Про Марьюшку мою и Кащея. Ты по свету мотаешься, со всяким отребьем якшаешься – может, знаешь его?

Боян еще раз вздохнул – весь жизненный опыт вопиел ему, что если сразу отмазаться не получилось, то, значит, теперь уже и не получится.

– Знаю, Илья Иваныч, как не знать. Все уже про то говорят, даже менестрели с минезингерами и акынами.

– Не, ну как всегда! – зарычал Илья. – Я все узнаю последним. А ну! – приказал он Бояну.

Уселся Боян, ноги заплел по-татарски, привалился плечиком к пню дубовому, подзинькал гуслями и объявил:

– «Про царевича Серегу и Агриппину Кащеевну».

Быль!

– Про кого-о?! – у Ильи вытянулось лицом. – Какого еще Серегу?!

– Илья Иваныч, – мягко произнес Боян. – Ты не серчай до времени, ты весь борщ выхлебай, тогда и мясцо на дне найдешь…

– Понял тебя. Валяй, – кивнул Илья, приготовившись слушать.

– Ларчик открываем, сказку начинаем. Дело долго делается, да сказка скоро сказывается… – загнусавил Боян, перевернув гусли – чтобы не мешали своими струнами, не отвлекали от сути. – Когда Василиса Премудрая, Василиса Прекрасная и Василиса Микулишна одна за другой отвергли костлявую руку и холодное сердце Кащея, бессмертный повелитель Тридевятого царства загрустил.

На запах грусти тут же явились и заморский гость Грин Тоска, и гость с востока Лень-ибн-Лень аль-Лениве, и давний Кащеев приятель Хандра Глумич Скукицкий.

Все обитатели Тридевятого царства – лешие, домовые, василиски, аспиды, русалки, Одноглазое Лихо и Баба-Кикимора с Кикиморанятами – приготовились к плохому. Плохое сразу же и случилось.

Кащей вместе с приятелями так грустил, тосковал, ленился, хандрил и скучал, что весь его чернокаменный дворец покрылся плесенью, зарос мхами и лишайниками. Окна занавесились паутиной, замки на дверях заржавели, а над башнями повисла темная туча, из которой все время шел дождь.

Осталось Тридевятое царство без правителя. Повздыхала нечисть, погоревала – да и принялась жить сама по себе. Долго ли, коротко ли все это продолжалось – никто не ведает, да только совсем разбаловалась тридевятая нечисть. Кот Баюн мышами увлекся, совсем перестал одиноких путников подстерегать, волшебник Черномор полетел в гости к Алладину, да так и не вернулся, кикиморы в спячку залегли, и по неведомым дорожкам шатались одни только объевшиеся мухоморами лешие.

Смотрела Баба-Кикимора на все это безобразие, смотрела – да и решила брать дело в свои цепкие руки. Раздала она Кикиморанятам метелки, себе самое большое помело взяла – и давай порядок наводить, только пыль столбом встала над Тридевятым царством!

Выгнала Кикимора из Кащеева дворца иноземных гостей, отскребли Кикиморанята мох да плесень, самого Кащея в баньке отпарили, щелоком почистили, в парадный кафтан нарядили да на трон усадили.

«Беспорядок у тебя, батюшка! – говорит ему Баба-Кикимора. – Зарос весь по самые брови. Развел, понимаешь, грязюку, а царство тем временем пошатнулось. В общем, голубь, хош ты али не хош, но придется тебе жениться!»

«Я бы и сам рад, – отвечает Кащей, – да кто за меня пойдет…»

«Как это – «кто»? А дочка моя меньшая, Скрипица Кикиморовна? Ты погляди, батюшка, какая красавица, какая умница…»