Столетняя война. Том I. Испытание битвой - Джонатан Сампшен
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
* * *
То, что Эдуард III приказал своим министрам прекратить тратить деньги в Англии и, очевидно, ожидал, что они ему подчинятся, свидетельствует о том, насколько отчаянным стало его финансовое положение[457]. С июля 1338 года он находился в Нидерландах. За первые три месяца после своего прибытия он уже занял деньги у всех у кого мог, в безуспешной попытке осуществить вторжение во Францию в течение года. К началу 1339 года некоторые из этих долгов уже были просрочены, а новые платежи по субсидиям для его союзников все время возрастали. Герцог Брабанта должен был получить 33.333 фунта стерлингов к Рождеству 1338 года, а поскольку он был самым важным из союзников Эдуарда III, то к 1 января 1339 года ему выплатили целых три четверти. Еще 30.000 фунтов стерлингов причиталось императору Людвигу IV Баварскому 6 января 1339 года, но эта сумма не была выплачена. Огромные суммы, обещанные в предыдущем году архиепископу Трирскому, так и остались невыплаченными. Ему было обещано выплатить 16.650 фунтов стерлингов в период с марта по июнь 1339 года. 27 февраля Большая корона Англии была выкуплена из ломбарда в Брюгге и передана ему в залог. Это были лишь самые крупные и насущные кредиторы английского короля, людям, которые имели больше возможностей добиться выполнения своих требований, чем масса мелких князей, рыцарей и разных подрядчиков, которые с растущей настойчивостью требовали свои деньги. Финансовые чиновники Эдуарда III, предположительно, рассказали им историю, которую они записали в своих счетах. "Из Англии до нас давно ничего не доходило, — сказали они, — и мы не можем найти никого, кто бы одолжил нам еще денег". Это было в январе 1339 года. "У короля не осталось ничего, из чего можно было бы произвести эти платежи, нечем платить своим людям и содержать двор… потому что из Англии ничего не приходило так долго, и мы все исчерпали свой кредит", — гласила другая, более поздняя запись. В своих зимних покоях в Антверпене английский король окружил себя небольшой группой личных советников: епископ Бергерш, бывший Верховный судья Джеффри Скроуп, Уильям Монтегю, граф Солсбери, маркграф Юлиха и влиятельный личный секретарь короля Уильям Килсби. Все эти люди, за исключением, пожалуй, графа Солсбери, были полностью преданы континентальной стратегии, задуманной в 1337 году. По мере того как финансовые и административные трудности продолжали мешать ее реализации, их мнения и советы все больше уводили короля от реальности.
Эдуард III явно верил, что в его королевстве есть бесконечные ресурсы, которые были скрыты от него только благодаря некомпетентности или саботажу его подчиненных. "Хотя мы раз за разом посылали им письма с гонцами, в которых объясняли им наше безденежье и умоляли их немедленно прислать нам шерсть, деньги и все, что они смогут собрать, — писал он в мае 1339 года, — мы не получили ни одной из субсидий, которые были нам назначены, ни одного из наших обычных доходов, вообще ничего"[458]. Правда заключалась в том, что Эдуард III все потратил. Налоги и доходы были назначены задолго до этого для погашения займов, которые он потратил. То же самое было верно и в отношении нового налога на шерсть, который должен был стать спасением для предприятия Эдуарда III. Приказ о его сборе, изданный в начале августа 1338 года, предусматривал, что все 20.000 мешков будут собраны в течение месяца, что было абсурдным и невозможным прогнозом. На самом деле было собрано менее трех четвертей от заявленного количества, что, как нервно объяснил Совет, стало результатом непреклонного отказа духовенства внести свой вклад и различных просчетов в оценке имеющихся средств[459]. Большая часть собранной шерсти так и не попала в Нидерланды, потому что Эдуард III напрямую передал ее своим банкирам для оплаты кредитов, полученных предыдущей осенью. Более 9.000 мешков было передано таким образом, в основном Барди и Перуцци. Остальное было отправлено в Нидерланды небольшими партиями в период с ноября 1338 года по июль 1339 года, и значительная часть этого груза ушла прямо к континентальным кредиторам. Сам король получил всего лишь 2.300 мешков, которыми расплатился со своими союзниками. Более того, Эдуард III начал страдать от естественных экономических последствий такого необычного способа государственного финансирования. На рынках Брюгге и Антверпена образовалось перенасыщение, а английская шерсть, которая осенью стоила 9 фунтов за мешок, летом продавалась по 7 фунтов. В какой-то момент Эдуард III пытался соблазнить потенциальных кредиторов обещаниями вернуть долг несуществующей шерстью по 5 фунтов за мешок.
Основные кредиторы Эдуарда III, флорентийские Барди и Перуцци, вероятно, согласились бы на меньшие деньги, если бы могли. Но крупные займы предыдущего года истощили их ресурсы и вызвали тревожные слухи об их собственной платежеспособности. Они также привели к аресту их агентов и конфискации их активов во Франции[460]. Перуцци были настолько серьезно затронуты проблемами Эдуарда III, что старший партнер фирмы приехал в Нидерланды из Италии в июле 1338 года и оставался там в течение пятнадцати месяцев. Новости о положении Эдуарда III были отправлены специальными гонцами в филиалы Перуцци вплоть до Родоса, чтобы предотвратить отток вкладов. Что касается Барди, то в последние недели 1338 года они начали не выполнять некоторые свои обязательства, что стало первым признаком краха, который произошел пять лет спустя. Обе фирмы продолжали предоставлять услуги по переводу денег и выдавать скромные кредиты. Но большего они сделать не смогли.
Итальянцев сменил в качестве главного кредитора короны настойчивый Уильям Поул. Поул
