Повелитель Ночи - Саймон Спуриэр
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Винт редко терял самообладание, но когда это случалось…
Дверь, сделанная из цельного листа феррокрита, смялась, как бумага. Затем появился сутулящийся Винт, обиженно ревя, как вагонетка на полном ходу. Виндикторы-сержанты, вздрогнув, отступили назад, торопливо нашаривая оружие на поясе.
К испуганным воплям прибавился третий голос — теперь Мита смогла разглядеть несчастного помощника Ородая, зажатого в механической руке Винта, словно мясной кубик.
Глубоко посаженные глаза Винта осмотрели пространство, выискивая новую цель, а брови шевельнулись, выдавая задумчивость. Один из сержантов решил дело — он щелкнул активатором своей дубинки и с криком «Завалю, зверюга!» прыгнул вперед.
Попытка проявить себя героем закончилась, когда Винт высокомерно запустил в него телом помощника, и оба человека с грохотом улетели к дальней стене, которая издала такой звук, будто в нее попали из мортиры.
Второй сержант истерически захныкал.
Командующий Ородай между тем, ни на мгновение не теряя самообладания, мрачно смотрел на Миту. Его псионический фон излучал лишь небольшое опасение — вместе с ощущением скуки и бесполезно потраченного времени.
Посреди комнаты Винт сорвал шлем с головы второго виндиктора, словно крышку с тюбика краски, и теперь мял его между большим и указательным пальцами. Сержант предпринял глупую, на взгляд Миты, попытку ударить Винта по лицу, но тот лишь ухватил его медвежьей хваткой и небрежно бросил назад через свое огромное плечо.
Затем Винт двинулся к Ородаю, его металлические пальцы подергивались, струя слюны тянулась вниз с подбородка.
— Думаю, дознаватель, — спокойно сказал командующий Мите, — вы достаточно насладились.
Она с улыбкой кивнула и повернулась к приближающемуся монстру.
— Винт, — сказала Мита, — со мной все в порядке.
Она дотянулась до его сознания и начала осторожно успокаивать разум гиганта.
— Вреда н-нет? — Винт заморгал. — Мита цела?
— Да, я цела, — ласково сказала она, — видишь? Вся в целости. А теперь успокойся!
Винт истово закивал, полностью доверяя ее словам. Он сунул огромные руки в широкие карманы своего одеяния и замер, словно обесточенная машина.
Мита, ухмыляясь, повернулась к Ородаю.
— Теперь, — произнесла она, — может, объясните причину, по которой вы просили нашей помощи?
Глаза Ородая, заблестев, сузились — теперь настала очередь командующего удивляться.
— Возможно, было бы лучше вам убедиться лично.
Сержант Варитенс не любил мутантов. Сержант Варитенс не любил псайкеров. Сержант Варитенс не любил неповиновения, а также не любил бедность и аристократию. Он ненавидел подулье, ненавидел башни и, естественно, средние этажи.
Насколько могла понять Мита, скользя по поверхности его сознания, сержант Варитенс вообще мало что любил.
(Сержант Варитенс не любил Инквизицию.)
(Сержант Варитенс не любил женщин.)
Он и Мита просто идеально подходили друг другу.
— И как именуется эта зона?
— Леди, это, клянусь задницей варпа, подулье. Мы его вообще никак не называем.
— Но… эти поселения… Они должны иметь название. Что говорят люди, когда…
— Значит, так. — Варитенс отвернулся от кабины «Саламандры» и пробурчал что-то в микрофон вокс-передат-чика. — Вы хотите остановить несколько здешних ублюдков и спросить, как они называют это место или где находятся местные достопримечательности, а то и узнать, что гаденыши жрали на обед? Только не прибегайте потом к нам, когда глянете ненароком вниз и увидите парочку этих мутантишек, вгрызающихся в ваши ноги.
После этого монолога они ехали в тишине. Подулье оказалось совсем не таким, каким его ожидала увидеть Мита. Прочесывая развалины и тротуары из «Саламандры» виндикторов, она восхищалась разнообразием странной красоты распада — словно над всем витал некий тайный порядок.
Груды отходов здесь были раскрашены в золото. Ей показалось, что жизнь словно спасалась от нищеты окружающего за буйством оттенков и художественных оформлений. Безвкусные тотемы выступали из теней, яркие надписи на стенах успевали смениться дюжину раз, пока они проходили мимо. Название каждой главенствующей банды было перечеркнуто именами новых завоевателей.
Обитатели подулья по-разному реагировали на едущих виндикторов: многие спешили уйти в тень, другие, наоборот, подходили поближе, чтобы поглазеть. Подозрительные типы махали им руками, правда, в них не было и следа оружия — оно наверняка было надежно скрыто в складках тяжелых плащей.
Смутные ассоциации вибрировали во тьме, как прекрасные алые черви из глубин моря — Мита изо всех сил заставляла себя презирать их, так же как это делал сержант Варитенс.
Командующий Ородай назначил сержанта ее гидом явно в отместку.
— Скажите мне, сержант, — сказала она, утомленная тишиной, стараясь выдерживать ровный тон, — какой тип преступлений может потребовать внимания Священной Императорской Инквизиции? Особенно в таком презренном месте?
Варитенс на миг глянул на нее, скрытый за невыразительным шаром визора.
— Убийство.
Мита поперхнулась:
— Мы расследуем убийство?
— Не одно. Пять подтвержденных, возможно больше. Мы следуем к новому телу.
Мита тряхнула головой, ее назначение становилось с каждой минутой все забавнее.
— Сержант, я так понимаю, — начала она, — в улье происходит несколько сотен нераскрытых убийств каждый день. Представляю, насколько эта цифра выше в подулье.
— Вы правильно представляете, леди.
— Тогда, боюсь, я ничего не понимаю. Чем это убийство отличается от других?
«Саламандра» свернула за угол и заскользила вниз. Девушка поняла, что они прибыли, поскольку виндикторы вокруг начали сосредоточенно проверять автопушки и булавы.
Варитенс указал на расположенный неподалеку искореженный туннель:
— Нам туда, сейчас все поймете.
Она была миссионером, судя по остаткам одежды — белому балахону и простой веревке с маленькой ракой, украшенной золотыми священными письменами. Она прибыла в это глухое темное место для распространения света Императора, наверняка была очень храброй и самоотверженной. Награда, которую она получила, вряд ли справедлива.
Одежда была исполосована в клочья.
Веревка, обычно переброшенная через плечо, оказалась закручена на шее. Рака валялась расколотой — виднелись кости какого-то древнего святого или его прах.
— Император спаси… — прошептала Мита, вступая в туннель.
Женщина умерла не здесь — это очевидно. Независимо от того, из-за чего свершилось насилие, ее жизнь взята с умыслом — кровь забрызгивала потолок и стены, скапливалась густыми лужами под ногами. Это было не просто место преступления, это была своеобразная визитная карточка — четкая, ясная, продуманная.
Глаза вырезаны. Руки вырваны из плеч. Хрящи рассечены более чем на фут ударом, нанесенным с неимоверной силой и точностью, — практически произведена ампутация. Внутренние органы выведены наружу свисающими причудливыми петлями через поперечные разрезы на животе.
И все удары только поперек бледного тела, ленивые разрезы, в которых медленно колышутся крошечные алые водовороты, словно мантровые колеса, по которым льется святая вода.
Сначала Мита подумала, что линии нарисованы красными чернилами, которыми небрежно черкали на коже жертвы. Но она ошибалась. Каждая линия оказалась разрезом, нанесенным так совершенно, что кровь из них не сочилась, тем самым не портя внешнего эффекта. Это были не удары маньяка. Это было искусство.
И художник не бросил дело, не поставив подписи.
Над телом, на каменистой поверхности стены, была прибита аккуратно удаленная рука, на которой при свете лампы Миты виднелись слова, притягивающие к себе взгляд.
«Адео мори сервус Император фиктус, аве Доминус Нокс».
Мита ощутила, как завтрак подкатил к горлу, и отвернулась, борясь с дурнотой. Сержант Варитенс стоял позади нее, уперев руки в бока. Он принял отвращение девушки за малограмотность и откашлялся:
— Здесь написано…
— Спасибо, сержант, — прошипела Мита, судорожно втягивая воздух и стараясь сохранить достоинство,— я весьма бегло читаю на высоком готике.
Она вновь посмотрела на слова, — казалось, те корчились перед ее глазами по собственному желанию. Мита на миг вновь ощутила тот шокирующий удар, и теперь уже не оставалось сомнений в идентификации убийцы.
«Великая тьма, спускающаяся с небес».
Нечто пережило крушение «Крадущейся тьмы»…
— Адео мори сервус Император фиктус, — произнесла Мита вслух, перекатывая каждое слово на языке. — Так умрите, рабы ложного Императора.