Последние рыцари. Фантастическая сага «Миллениум». Книга 1. Том 2 - Игорь Соловьев

Господин в щегольском черном фраке, с пышными усами и бакенбардами, был представлен как граф Серж де Форе, известнейший в светских кругах ловелас и сердцеед. Красотка модельной внешности оказалась баронессой Люсиль Арно, одной из первых красавиц Королевства.

Алекс крепко пожал руку графу (кисть у того оказалась, по ощущению, железной), поцеловал ручку баронессе – та отточенным, искусным жестом состроила ему глазки и обворожительно улыбнулась.

Расположились. Первым разговор завел Гюстав Дюбуа.

– Нет, конечно, приятно, что есть талантливая молодежь. Порядка нам всегда не хватало, и хорошо, что не все нынешнее поколение только и знает, что права качать да развлекаться. Мы в свое время трудились, не покладая рук…

Алекс почтительно сказал: – Меня всегда воспитывали в том духе, что нужно служить обществу и людям. Конечно, многие не понимают, почему мы пошли в Орден, когда могли просто жить и ничем не рисковать, но такая жизнь не по нам. – Похвально, молодой человек, весьма похвально, – снизошел Дюбуа, – впрочем, все равно были и будут проблемы с современным образованием. Особенно пока у руля этот, ну вы понимаете. «Грандмейстер»! Надо же, как громко они себя называют. А настоящих имен никак нельзя назвать? И этот вид! На кого он, по-вашему, похож? Разве так выглядят серьезные люди, такого положения, как директор величайшего Университета в мире… И одевается как клоун… И, главное, что выходит в результате? Вольнодумцы одни… Слыхали про молодого Лаферье? Как его… Ликаон, да. Вот ведь был шалопай, всех критиковал. Почтеннейших людей, аристократов, заслуженных чиновников… Мы, мол, чернильницы, не приносим людям пользы… Сам-то он, интересно, кому какую пользу принес? Только жрал, поди… Ишь ты, оказывается, мы «паразитируем». А все университеты, все это их вольнодумство! Все старик распространяет влияние! Нет бы воспитывать молодежь в уважении к старшим… – Но я слышала, – перебила его баронесса, – что Гектор Лаферье – ужасный садист… Мучает жену и сыновей, тыкает Илларию иголками… И она будто сама его защищала, наказывала сыновей… – Вздор! – возмутился Дюбуа, – такое почтенное семейство… Нет, не может быть такого. А если даже – чье дело лезть в чужую семью? Не нравится – пожалуйста! Не хватало еще, чтобы кто-то проверял, лез в чужие дела… Мой дом – моя крепость! Каждый у себя дома – хозяин. Нет, эти либералы, конечно, протащили закон… Ну ничего, мы им приготовим ответный. Надеюсь, мистер Трэвис поспособствует, а мы напишем… Свобода! Как по мне, так большинство населения вообще бы не должно иметь права голосовать, мозгами не вышли… – Ох, Гюстав, – писклявым голосом заговорила герцогиня, тряся вторым подбородком, – все про какие-то ужасы… Между тем, у вас ведь дочки… Женихов-то не присмотрели?

– Как же, есть кандидаты. Приличные молодые люди. И, кстати, младший мистер Лаферье, почему бы нет. Положительный, на государственной службе. Кэти вот замужем, уже вторую родила, так мы думаем обручить ее с внуком заместителя министра снабжения, господина Роша… – А вы слышали о недавней выходке молодого Леру?

– О, это дикая история, – всплеснула руками мадам Дюбуа, дотоле молчавшая, – совершенно дикий индивид! При этом, кстати, никаких манер, зато сколько апломба… Представляете, пришел и внаглую стал рассказывать про какие-то свои научные разработки, перебил маркиза Лекрока… Хам, невежда! И представляете, дочка месье Партингтона согласилась за него выйти! Никакого воспитания, никакого понятия о чувстве долга перед семьей!

– Возмутительно, – покачала головой герцогиня, – доведут такими темпами… А это правда, граф, – обратилась она к Форе жеманным старушачьим голоском, – что вы купили настоящего скакуна из Персии?

– Что есть, то есть, – с достоинством ответил граф, – может обогнать диск, сам – под два метра в холке, черный, как ночь. У нас таких теперь не делают, идиоты запретили.

– Теперь, граф, от вас ни одна дама не убежит, – кокетливо пошутила баронесса Арно.

– Разве они раньше убегали? – приподнял бровь граф. – Они бежали к вам навстречу, развратник вы этакий, – хлопнула его веером по плечу герцогиня, все так же мелко хихикая. – Не моя вина, – холодно, но довольно ответил граф, – огонь не бегает за мотыльками. – Ах, кто бы остудил ваш вечный триумф, – вздохнула баронесса и вдруг почему-то сменила тему: – Кстати, граф, а вы были на Островах Надежды? Там теперь потрясающий курорт. Только избранное общество, никаких бедняков и простолюдинов, развлечения на любой вкус, сервис по высшему разряду… Кстати, приобрела там чудесные амулеты – помогают поддерживать состояние кожи, и здоровье в целом… А в Италии, в Палермо, приобрела там чудесную мебель, работа мастера, второй комплект – только у Соррено.

Все, кроме графа, ахнули от удивления. – Впрочем, я тут о всяких глупостях, – баронесса притворно смутилась, – а господам, наверное, лучше о чем-то серьезном… – Например, про Эври? – спросила герцогиня, – скажите, Гюстав, что он такое? Чего нам ждать от него?

– Очередной борец за справедливость, – слегка дернул плечом граф. – Боюсь, этот тип может оказаться опасным, – встревоженно заметил Дюбуа, – прошел едва ли месяц, а он уже снял двоих генералов и троих заместителей министра. Ну, не первый он такой, бывали и раньше. Навалимся – так и не пикнет.

– Полагаете, серьезных изменений не будет? – обеспокоенно спросила его герцогиня. – Совершенно уверен. Мы почти сотню лет – с некоторой текучкой, конечно, но тем не менее, выстраивали стабильную сеть отношений, все работает, как надо, и уж поверьте, система себя защитит. – Кстати, месье Алекс, – обратила на него внимание баронесса, снова бросив кокетливый взгляд, – что вы полагаете на счет нашего канцлера?

Алекс напрягся – вполне возможно, что весь предыдущий разговор был спектаклем, призванным, чтобы заставить его говорить. А значит, ответ надо тщательно взвесить.

– Можно точно сказать, что ему принесло успех падение Тревиньона и его преступления. – Преступления? – удивился Дюбуа, – ну, он, конечно, перебрал, но куда уж такими громкими словами бросаться… – Но коррупция – вещь все-таки плохая, и противозаконная…

Алекс не договорил – его собеседники зашлись хохотом. – Нет, я понимаю, вы еще так молоды, наивны… – обратился к нему Дюбуа. – Ну а сделка с Бостарами из Карфагена… Мы там были… – Красивейший город! – перебила его баронесса, – какое богатство, какой шик, какой шарм! Все такие раскованные, ни капли не комплексующие, не то, что у нас… – Простите, баронесса, – Алекс продолжил, – мы как раз были там, но не только в гостях, но и в подвалах у магнатов. На моей спине все еще есть следы пыток, и Бостар сам признался, что они приносят в жертву детей… Можем ли мы сотрудничать с такими…

Собеседники как-то сморщились, отведя глаза. Дюбуа вновь заговорил первым: – Все-таки бизнес есть бизнес, и это вопрос прежде всего политический. А к таким вещам надо подходить с общественной точки зрения, не вмешивая всякие понятия, кроме объективной выгоды…

(«С общественной точки зрения сейчас бы тебя, скотину, выволочь за шиворот на улицу, да при всем честном народе по зубам, да наотмашь, да мордой в лужу. Поганая старая сволочь» – думал Алекс, всеми силами стараясь никак не выдавать эмоций). – Ах, ну, впрочем, сменим тему, – Дюбуа изобразил веселье. – Полли, милая, не сыграешь нам на пианино? – обратился он к девушке с отсутствующим лицом. Та чуть закатила глаза, но ответила «да, папа» и встала. Алекс выдавил из себя улыбку и пару раз похлопал.

Да, кажется, будет трудно. Очень трудно.

Элеонора

Элли поздоровалась с Трэвисом и супругами Лаферье – Гектором, слащавым, стареющим красавчиком, слегка женоподобным и жеманным на вид, и Илларией, миниатюрной блондинки с довольно красивым лицом, которое портило брезгливо-жалобное выражение, а также Энтони Уайтом – тоже блондином, но с длинным лицом и длинными прямыми волосами. Глаза его светились холодом и безразличием. Антуан энергично кивнул – вышел почти полупоклон. Трэвис как раз благодушно о чем-то вещал, и встретил Полидора приветливым кивком. – Мы как раз говорили об Англии, – продолжал Трэвис, – я, конечно, уехал давно, еще после школы, и теперь навещаю нечасто – все дела, но вам, мистер Уайс, всегда рад, более чем рад. Приятно, знаете ли, не терять старых связей. Ну, а вы, молодые люди, как вам служба? – Служба сложная, но важная, – Элли вложила всю серьезность в эту фразу. – Да, да, бесспорно. Впрочем, как я говорил, вы пока что молоды, хотя и весьма симпатичны. Поэтому хотелось бы вас предупредить, на правах более опытного и искушенного в таких делах игрока: пусть вы и играете пока что роль пешек, все же стоит задумываться, куда и как ходят другие фигуры, и куда вас пытается сдвинуть игрок. – А вы полагаете, – Антуан поправил очки, – что мы пешки в какой-то игре? – Несомненно, молодой человек. Эта игра называется политика, и она так же холодна и чужда эмоциям, как те же шахматы. – Вы большой любитель шахмат, Саймон, я помню, – не очень трезвым голосом заявил Лаферье, – любите вы их… – Что поделать, – пожал узкими плечами Трэвис, – жизнь сама по себе есть подобие игры…