Железный пират - Макс Пембертон

«Я хочу рассказать вам здесь ту часть моей жизни, с которой вам необходимо ознакомиться прежде, чем вы поставите себе вопрос: что это за человек, сумасшедший или полоумный, помешанный шут или жертва страшных галлюцинаций? Вопрос этот явится только впоследствии, но я прошу вас не задавать его себе прежде, чем вы не прочтете эту рукопись до последнего слова.

Родился я в Ливерпуле тридцать три года тому назад и там же получил свое образование. Мой отец, прекрасный, благородный человек, всю жизнь голодал благодаря своему пристрастию к лепке и скульптуре, а так как я не чувствовал склонности следовать его примеру, то и стал искать себе иных средств к жизни. Сначала я уехал в Америку, чтобы вернуться оттуда с пустыми руками на родину, потом в Южную Африку, в Капланд, чтобы посмотреть, как другие люди добывают алмазы; затем в Рим, в Неаполь, в Геную, чтобы узнать, как голодают и нуждаются в куске насущного хлеба другие народы. После этого я ходил в Южную Америку матросом на большом торговом судне и в Австралию — кочегаром на одном из почтовых пароходов. По возвращении в Ливерпуль я уже не застал в живых отца. Мне тогда минуло 22 года. Ни родных, ни друзей у меня никогда не было, жизнь опротивела мне до того, что я не видел в ней никакого смысла. Не знаю, как это случилось, но только меня, как-то помимо моей воли, прибило течением в сыскное отделение нашего города. Прослужив здесь несколько лет в различных должностях, я наконец был назначен главным агентом на пристани в Ливерпуле для надзора за эмигрантами. Это была мерзкая, но весьма поучительная должность: здесь я научился распознавать лица людей, читать по ним их сокровенные мысли; здесь насмотрелся, как старцы превращались в безбородых юношей, а молодые люди — в старцев при малейшем применении парикмахерского искусства. Как видно, я здесь проявил незаурядные способности, так как, прослужив около пяти лет, был переведен в Лондон и там прикомандирован к адмиралтейству для приобретения новых познаний. По прошествии некоторого времени я был отправлен в Италию для приобретения некоторых нужных нашему правительству сведений и данных, что и было поручено мне ввиду того, что наше правительство рассчитывало на мои способности и знание итальянского языка, который я успел изучить во время пребывания моего в Италии, на итальянских судах и в итальянских портах. Словом, от меня требовалось доставить нашему правительству многие планы и отчеты первейшей важности, и я с радостью взялся за это трудное поручение, был допущен в общественные доки и в адмиралтейства и по прошествии года знал все, что только можно было знать, изучил там все, что только можно было изучить.

В течение второго года моего пребывания в Италии я имел случай побывать в Специи, где осматривал канонерские лодки нового типа, о которых ходило много разноречивых толков и мнений.

Надо вам сказать, что все, что есть выдающегося в итальянском флоте и в итальянском морском деле, концентрируется в Специи; здесь лучшие оружейные заводы, здесь изготовляются превосходнейшие первоклассные орудия, а на холмах, обращенных к заливу, возвышаются лучшие укрепления; у подножия же этих мирных холмов тянутся склады и магазины снарядов, патронов и всяких боевых припасов. Здесь, в этих местах, среди укреплений, патронных и орудийных заводов, а главным образом в доках, как правительственных, так и частных, и приходилось мне работать. А в свободное время я отправлялся на залив и целыми часами любовался живописными окрестностями, роскошной улыбающейся природой, голубыми водами залива и фантастической окраской Апеннин, когда заходящее солнце золотило их вершины. Однажды вечером поздней осенью, как раз во время заката, я стоял на холме и смотрел на залив; в нем стояли суда самых разнообразных типов, и солнце заливало их своим алым заревом. Но среди всех этих судов было одно, которое горело, точно огненный шар, точно само солнце.

Я протирал глаза и снова принимался смотреть и в конце концов убедился, что зрение не обманывает меня, что судно это было действительно обшито полированной медью или другим каким-то металлом, но во всяком случае казалось как бы золотым, хотя мысль о том, что оно могло быть обшито золотыми листами, конечно, даже не приходила мне в голову.

Но вот солнце зашло, и видение исчезло. Все разом угасло. Я сразу же вернулся в город и, позабыв про обед, стал доискиваться, в каком доке могло стоять это диковинное судно. Вскоре я был уже на том месте, где, по моим соображениям, оно должно было находиться. Действительно, здесь был док и в нем находились два дешевеньких пароходика, но того судна, которое я искал, нигде не было видно. Я, конечно, обыскал бы все и, быть может, мои поиски увенчались бы успехом, но не пробыл и десяти минут в этом доке, как заметил, что за мной следят.

Человек, одетый в грубое матросское платье, с необычайно отталкивающей наружностью и каким-то особенно уродливым зубом, следовал за мною шаг за шагом. Не желая возбуждать никаких подозрений, я удалился, но на другой же день вечером вернулся сюда, переодетый заурядным английским матросом. Тот человек тоже был здесь, но на этот раз не узнал меня.

— Есть какая-нибудь работа? — спросил я, и вопрос мой, по-видимому, заинтересовал моего собеседника.

— Это зависит от того, — отозвался он, — на что может быть годен такой жалкий, маленький человек, как ты, разве на то, чтобы ему свернули голову.

— И это мне годится! — весело отозвался я. — Все равно мне от голода околевать среди этих проклятых куродавов, я, пожалуй, на все согласен!

— С голода околевать? Ну, если так, то я обещаю тебе, что дам возможность заработать ужин: видишь там этого откормленного борова? Поди и ткни его ножом в бок, и я тебе куплю бутылочку доброго вина, даже две, если хочешь, — с этими словами он сгреб меня в свои мощные лапы и встряхнул так, что у меня зубы застучали.

— Поди и сам ткни свой нож в этого толстяка, — сказал я, как только он выпустил меня из своих рук, — ах ты, американская жердина, если ты скажешь мне еще слово, так я покажу тебе, каков я!

А он смотрел на меня и надрывался от смеха.

— Да я вижу, ты как раз подходящий для меня человек, — сказал гигант, — давай разопьем бутылочку хмельного. В тебе, как видно, ни на грош нет лукавства, пойдем со мной. А того оставим в покое — резать его у меня нет ни малейшей охоты: он мой кум и товарищ, и люблю я его, как родного брата. Так пойдем же со мной, котик ты этакий, и посмотришь, как ты у меня запляшешь. Вот увидишь, как мы с тобой поужинаем!

Я пошел с ним, затем и с его товарищами, с такими же отъявленными негодяями, как и он сам.