Бегство с планеты обезьян - Джери Пурнель

Конференц-зал был набит до отказа. В первых рядах расположились члены президентской комиссии и официальные лица, за ними — представители прессы, прочая же публика заполнила все оставшиеся места, а также пространство между рядами. Стояла невыносимая духота.

Шимпанзе находились за кулисами, но запах сотен распаренных человеческих тел доносился и сюда, и обезьяны нервничали. Доктор Люис, стремясь хоть как-то облегчить состояние своих подопечных, попросил Стефани включить кондиционер на полную мощность. Она с готовностью выполнила его просьбу и ободряюще улыбнулась Зире:

— Все будет нормально.

— Надеюсь, — ответила Зира. — Там собралось очень много людей.

— Ничего страшного, — сказал Люис. — Вы готовы?

Зира и Корнелиус кивнули.

— Прошу вас, — сказал Люис, — начинайте с односложных ответов, пусть они сначала привыкнут к самой мысли, что вы умеете говорить. Не шокируйте их сразу.

Из динамика, расположенного над дверью, раздалось:

— Доктор Диксон, комиссия готова.

— Пойдемте, — обратился Люис к шимпанзе и взял в руку концы цепочек, прикрепленных к ошейникам, надетым на обезьян.

— Извините, — сказала Стефани, указывая на цепочки, — это была не моя затея.

— И не моя, — добавил Диксон. — Но так необходимо.

Стефани и Люис ступили на сцену. За ними покорно последовали обезьяны. Корнелиус был одет в деловой костюм, на Зире были вязаная юбка и блузка. На стулья, стоящие посередине сцены, сначала сели Зира и Стефани, затем свое место занял Корнелиус, а за ним Люис Диксон.

Большинство членов комиссии были ему знакомы. Виктор Хаслейн — прислужник президента, но вместе с тем блестящий физик и аналитик. Доктор Радак Хартлей — зоолог, декан факультета зоологии Гарварда — председатель комиссии, правда, номинальный, так как последнее слово будет все-таки за Хаслейном. Рядом с Хартлеем — кардинал Макперсон. Страшное имя для католического прелата. Эту влиятельную тройку окружали другие члены комиссии: ученые, юристы, сенаторы, конгрессмены.

— Вы можете начинать, доктор Диксон, — сказал Хартлей.

— Господа, члены комиссии, — начал Люис, — леди и джентльмены, мое имя доктор Люис Диксон. Я — психиатр, специализирующийся на поведении животных. Последние пять дней я изучал этих двух обезьян в Лос-Анджелесском зоопарке. Надеюсь, вы все знаете, при каких обстоятельствах они там оказались. Эта молодая леди — моя ассистентка, доктор Стефани Брэнтон. Нами в процессе наблюдения за шимпанзе сделаны удивительные открытия. Доктор Брэнтон и я ответим на любые вопросы, хотя я уверен, что большинство вопросов будет адресовано не нам, потому что наши подопечные могут отвечать вам сами.

В зале послышались ропот, смех, восклицания:

— Сэм, он это серьезно?

— Я всегда знал, что в один прекрасный день Диксон сойдет с ума…

— Идиот!

— О Господи, неужели это правда?

Люис смотрел на разбушевавшийся зал.

— Я уверяю вас, — твердо и четко сказал он. — Это — правда. Наши гости-шимпанзе будут отвечать не с помощью жестов или мимики, а при помощи речи, которой они владеют так же хорошо, как любой из нас.

Наступила тишина.

Наконец, доктор Хартлей медленно поднялся со своего места и, глядя в упор на Люиса, сказал:

— Молодой человек, я восхищен вашими публикациями, но это не дает вам права устраивать тут комедию.

— Но, сэр, эти обезьяны действительно говорят. Проверьте сами! Спросите их о чем-нибудь.

По залу прокатился нервный смешок.

— Хорошо, давайте попробуем, — сказал доктор Хартлей. — Вон та в юбке — самка?

Зира встала и кивнула головой.

Хартлей улыбнулся:

— Она встала, потому что вы подали ей какой-то сигнал, так, доктор Диксон? Или это ее собственная реакция на мой вопрос?

— Это уж вам решать, — ответил Люис.

— Ладно, посмотрим. У тебя есть имя? — спросил Хартлей, обращаясь к Зире. Вид у него был такой, будто он только что съел лимон. Сам факт, что он разговаривает с обезьяной, был для Хартлея абсолютно неприемлем, а то, что при этом присутствует столько людей, превращало происходящее в настоящую пытку.

— Зира, — ответила Зира.

— Понятно, — сказал Хартлей. — Произносить звуки она, действительно, умеет, но, доктор Диксон, какой вывод мы должны сделать из этого: Зира — это ее имя, или это какое-то слово в ее языке, означающее, возможно, да или нет, или что-то еще?

— Мне думается, — ответил Диксон, — что вам нужно задать еще несколько вопросов, уважаемый господин председатель комиссии. И я уверяю вас, что она сможет ответить на ваши вопросы самостоятельно. Возможно, вначале вы не совсем правильно сформулировали вопрос.

— Хорошо, — сказал Хартлей и обратился к шимпанзе:

— Молодая самка, как тебя зовут?

— Зира.

— Ну, так можно разговаривать и с попугаем, только имя у него, возможно, будет другое, например, Полли, — возмутился Хартлей.

— Полли? — переспросила Зира.

Раздался взрыв смеха.

— Ну что ж, — улыбнувшись, сказал Хартлей. — Словам она подражает очень неплохо. Я думаю, они знают опеределенный набор слов, в противном случае вы, доктор Диксон, не назвали бы это речью. Я считаю, что это очень хорошо развитая мимикрия. Конечно, это очень необычно, особенно для обезьян. А вторая шимпанзе тоже говорит?

Корнелиус быстро поднялся и отчеканил:

— Только, когда она мне позволяет.

Зира рассмеялась и взяла Корнелиуса за руку.

Зрители зааплодировали.

Доктор Хартлей сердито опустился на свое место.

«Да, друга я себе не нажил, — подумал Диксон. — Но избежать этого я не мог», — Люис посмотрел на членов комиссии: глаза Виктора Хаслейна прямо-таки впились в Корнелиуса, ответ которого, бесспорно, поразил его. И чувство достоинства, и остроумие, прозвучавшие в этом ответе, свидетельствовали, что перед ними не просто шимпанзе, а существо, обладающее разумом и интеллектом. Однако Виктор Хаслейн не спешил поделиться своей догадкой с коллегами. Что-то наподобие ужаса мелькнуло в его глазах. Люис насторожился, но тут его внимание привлек конгрессмен Бойд:

— Доктор Диксон, — сказал он, поднимаясь с места, — как зовут шимпанзе-самца?

— Корнелиус, — ответил Люис и обратился к обезьяне: — Корнелиус, это — конгрессмен Джэймс Бойд из комитета по науке и аэронавтике.

— Я рад с вами познакомиться, конгрессмен Бойд, — сказал Корнелиус. — Я бы пожал вам руку, но длина цепочки не позволяет этого сделать.

В зале раздался смех.

Бойд провел рукой по лысеющей голове: