Oh, Boy! - Мари-Од Мюрай

Такое поведение показалось Эме почти нормальным. Ее муж, например, рвал книги, которые она читала.

— Я прошу вас немножко мне помочь, Эме, — заискивающе сказал Барт.

Он принялся разглаживать замявшийся воротничок ее блузки.

— Лео в субботу придет ко мне обедать. Надо бы сказать, к нам, — поправился Барт, стыдливо потупившись. — Потому что он переселяется сюда.

— Вы уверены? — тихонько спросила молодая женщина.

— Что он ко мне переезжает?

— Нет. Что это будет хорошо?

Бартельми только отмахнулся манерным беззаботным жестом. Потом снова принялся за ее воротничок.

— Так вот, понимаете… Будьте душечкой, Эме, приведите мне ребят так эдак в половине первого, вроде как у вас беда. Позвоните в дверь с этим вашим выражением жертвы семейного насилия…

Он придирчиво изучал лицо бедняжки.

— До субботы ведь это не слишком заживет, а? Вы скажете…

Он в совершенстве воспроизвел затравленный взгляд и интонации Эме:

— Он хотел меня убить. У него приступ буйства. Г-н Морлеван, пусть дети побудут у вас. Не надо им этого видеть!

Испуг, недоумение, смех прошли по лицу Эме, как тени облаков по лугу.

— Попробуйте, скажите так. — Барт хотел провести репетицию. — Еще можно руки ломать, если у вас получится.

Вместо этого Эме перехватила руки Барта и, удерживая их, сказала:

— Вы сумасшедший.

Лицо молодого человека помрачнело.

— Знаю, — сказал он.

А потом, подражая своей младшей сестренке:

— Эме, ну пожалуйста, ладно?

Губы молодой женщины дрогнули. Барт счел это за знак согласия. Он поцеловал ее в щечку и шепнул на ухо:

— Спасибо.

Оставшиеся до выходных дни он провел в свое удовольствие, даже и не думая, какова будет реакция младшего брата.

— Веди нас обратно в приют, — сказал Симеон, когда Барт изложил ему свой план.

— Да почему? — удивился Бартельми. — Все отлично устроится. Я буду прятать вас от злого мужа весь уикэнд, а в воскресенье вечером якобы верну матери.

Симеон пожал плечами; он был в бешенстве. Все это был бред какой-то. И с Бартом, видимо, так будет всегда. А тем временем Жозиана Морлеван прибирает к рукам малышку Венецию. Моргана тихонько сидела в гостиной на диване. Надувшись, братья отвернулись друг от друга и теперь смотрели на нее.

— Что это ты сделала со своими ушами? — спросил ее Бартельми.

Девочка больше не носила обруч. Она обеими руками приподняла волосы.

— Прикрыла, — с удовольствием объяснила она.

Бартельми обернулся к брату.

— Вот видишь, и я так делаю! Все шито-крыто.

— Морока с тобой, — проворчал Симеон. — Лео же догадается. Разве только он еще глупее тебя.

— Не исключено, — согласился Бартельми.

Короче говоря, Барт как всегда добился своего. Он все продумал. Симеон и Моргана должны ждать в сквере около качелей до двенадцати двадцати. Соседка, возвращаясь из магазина, заберет их и приведет к Барту. Разыграет свою сценку и поспешит домой встречать мужа, который возвращается после боулинга в час дня.

Лео пришел ровно в полдень. Настроение у него было преотвратное. Всю неделю ему пришлось управляться в магазине одному.

— Да чем ты, блин, занимался все это время? — заорал Лео, пнув ногой ближайшую коробку.

Бартельми практически ничего не распаковал.

— Никак не удавалось пройти на следующий уровень в «Ларе Крофт», — озабоченно сообщил Барт.

— Этот тип меня с ума сведёт! — взвизгнул Лео, призывая в свидетели некую невидимую аудиторию.

— Не понимаю, что ты имеешь против Лары Крофт, — сказал Барт, рисуя себе в воздухе пышный бюст.

Это было неосмотрительно с его стороны. Следующий пинок пришелся по игровой приставке. Перед тем как сесть за стол, Барт завернул в ванную, открыл аптечку и протянул руку за «Рогипнолом», или «Теместой». Жребий пал на снотворное. Барт вернулся в гостиную и объявил:

— Прошу к столу, мадам! Я тебе приготовил тапенаду.[5]

— Чой-то за пакость? — проворчал Лео, которого нелегко было умаслить.

— На основе черных маслин. Немножко горчит, — предупредил Барт, всыпавший туда растолченную таблетку.

Лео, действительно, счел тапенаду слишком горькой.

— Ничем на тебя не угодишь, — заметил Барт. — Извини, звонят.

Это была соседка, которая по мере сил разыграла роль только что избитой жены. Симеон и Моргана угрюмо дожидались конца сцены.

— Знаете что, Эме? — перебил ее Бартельми. — Пускай ваши ребята побудут эти выходные у меня. Отсидятся в безопасности.

Лео чуть не подавился бутербродом с тапенадой. Но Барт так быстро все провернул, что он не успел вмешаться.

— Ладно, Эме, бегите. Постарайтесь успокоить вашего мужа.

Ну вот, все получилось. Барт ликовал. Но он не учел темперамента Лео. Тот буквально взорвался, отшвырнул свой бутерброд, обрушился на Барта с ругательствами и толкнул бедняжку Моргану. Симеон с сестрой удрали на кухню.

— Ничего, сейчас пройдет, — сказал Бартельми, заглянув к ним. — Он буйный, но не злой. Сейчас ему кофейку сварю. С «Рогипнолом».

— Противный у тебя кофе, — буркнул Лео. — Тебе не кажется?

— Нет, — твердо сказал Барт. — Пей.

Понемногу Лео расслабился. Очертания окружающего мира смягчились, расплылись. Горестная история Эме даже заставила его прослезиться. От смеха, к сожалению, потому что рассказывал-то ее Барт. Тем временем Моргана и Симеон, сидя на диване, уплетали тапенаду и читали: он — «Так говорил Заратустра», она — «Доктора Дулитла».

— Вырубаюсь я что-то, — сказал Лео, зевая.

Барт видел, что близок миг, когда Лео рухнет в постель и освободит ему остаток дня. Все шло по плану. Кроме одного: в дверь позвонили.

— Я открою! — сказала Моргана.

Лео и Барт переглянулись с удивлением. Они никого не ждали. Оказалось, что это соседка.

— Он хочет меня убить!

— Да нет, пока еще вряд ли! — попытался успокоить ее Бартельми.

— Он хотел заставить меня выпить «Антинакипин», — пролепетала Эме.

Симеон вздрогнул и вскочил с дивана. Он вспомнил «Сортирного Крота».

— Значит, у него суббота тоже плохой день, — заметил Барт, — среда и суббота.

— Ты что, совсем, что ли, дурак? — закричал на него Симеон. — Он правда хотел ее убить. Смотри, у нее синяки на шее!

— Он меня слегка придушил, — призналась Эме. — Не влезайте в это, Симеон. Вы еще ребенок.

Лео ошарашенно смотрел на них. Хотя сознание у него и затуманилось от снотворного, он все же понимал, что происходит нечто несуразное.

— Ты ваще кто? — спросил он, ткнув пальцем в сторону Симеона.

Симеон решил, что хватит подыгрывать брату.

— Я Симеон Морлеван. А это Моргана Морлеван. Мы сводные брат и сестра Бартельми.

— Че… Че… Чего?

Лео с трудом встал на ноги.

— Не психуй, — сказал Барт. — Все очень просто. Сейчас Симеон тебе объяснит.

Бартельми отпасовал мяч брату. Симеон в двух словах обрисовал ситуацию и заключил:

— Барт не хотел признаваться вам, что он наш опекун. Но поскольку он не опекун и никогда им не будет…

— Эт’ п’чему? — спросил Лео.

— Потому что он гомосексуалист. Судья по делам несовершеннолетних не разрешит.

— Это дискриминация! — завопил Лео. — Барта ущемляют в правах!

Это меняло все. Теперь Лео не только не возражал против опекунства Барта, но и требовал его.

— Напишем открытое письмо в «Либерасьон»! — горячился он.

— И дадим подписать аббату Пьеру, — подхватил Барт. — А прилечь не хочешь?

Лео признал, что у него была трудная неделя и он, пожалуй, не отказался бы немного вздремнуть. Когда он вышел из гостиной, Бартельми обернулся к брату.

— Ну вот. С ним на сегодня все. Можно идти в кино.

— Но надо же как-то помочь Эме, — сказал Симеон. — Позвони в полицию.

— Нет, нет-нет, — испуганно запротестовала Эме. Бартельми взялся за воротник брата.

— Я позабочусь об Эме, — сказал он, несколько переигрывая в роли настоящего мужчины.

Симеон открыл было рот, но Барт осадил его:

— Я тут старший. Понял, малыш?

Он кивнул на дверь соседке, которая все лепетала:

— Нет, только не полиция, нет, нет…

Барт вытолкнул молодую женщину в коридор и повел в ванную. Открыл аптечку и достал нераспечатанную упаковку «Теместы». Вручил ее Эме и поднял два пальца — V, знак победы.

— Две таблетки.

После чего изложил рецепт полностью:

— Растолочь, смешать с овощами. Развести бульоном. Добавить ложку сметаны. Посолить. Поперчить.

Уладив проблему с Эме, Бартельми вернулся в гостиную к детям. Симеон в кино не хотел, он лучше дочитает свою книгу.

— Ох уж мне эти одаренные! — вздохнул Барт, не догадываясь, что брат чувствует себя слишком усталым, чтобы снова куда-то идти по холоду.