Мусульманская дипломатия в России. История и современность - Роман Анатольевич Силантьев

в то время как соответствие предложенных систем управления законам шариата интересовало их в гораздо меньшей степени. И все-таки структура духовных управлений была принята мусульманами, поскольку не накладывала на них несправедливых ограничений и позволяла нормально развивать исламскую жизнь. Кроме того, за свою лояльность России мусульмане могли рассчитывать на различные привилегии и вознаграждения, а их духовные лица по целому ряду параметров оказались даже в более выигрышном положении, чем их коллеги из мусульманским стран.

В то же время единого мнения по «исламскому вопросу» у правящей элиты не было. В постекатерининский период возникли партии исламофилов и исламофобов, которые весьма по- разному оценивали создание ОМДС и аналогичных структур. Так, исламофилы, в первую очередь представленные руководителями МВД, считали екатерининские реформы мудрым и дальновидным шагом, а их оппоненты в лице генералов Военного министерства полагали крайне опасной концентрацию власти в руках «мусульманских фанатиков»82. Именно из-за борьбы этих партий упомянутые выше проекты по упорядочению жизни исламского сообщества Российской Империи так и не были воплощены в жизнь, а исламская политика России в целом отличалась некоторой противоречивостью.

Несмотря на споры вокруг роли ОМДС, власти не могли не признавать его эффективность как инструмента, повышающего лояльность мусульманских граждан страны. В 1905 г. Комитет Министров с удовлетворением отмечал, что «проживая в составе России уже в течение многих столетий, мусульманское население внутренних губерний исполняло всегда долг свой перед государством наравне с его коренными подданными и не доставляло правительству каких-либо особых забот в отношении политическом»83.

Мусульманская дипломатия в годы Кавказской войны

В 20-х гг. XIX в. серьезным вызовом государственно-мусульманским отношениям стала Кавказская война, которую Российская Империя вела на пространстве от Абхазии до Дагестана. Именно в этот период она стала приобретать выраженный религиозный оттенок и начала интерпретироваться как малый джихад, или газават. Проповедники суфийского ислама, получившего на Кавказе название мюридизма, стали вести активную проповедь среди горцев, настраивая их против русских. В 1824 г. генерал Ермолов пытался прекратить волнения, возбужденные последователями нового учения, но сделать это не удалось — главные проповедники мюридизма, Мулла-Магомет и Кази-Мулла, продолжали возвещать близость газавата — священной войны против неверных.

К концу 1829 г. мюридизм распространился в значительной части Чечни и Дагестана, а число его последователей достигло 15 тыс. человек. Духовный лидер мюридов Кази-мулла резко активизировал военные действия против царских войск, однако особых успехов не достиг и в 1832 г. был убит. Его преемник Гамзат-бек ничем особенным себя не проявил, а вот третий лидер мюридов, имам Шамиль, стал самой яркой фигурой всей Кавказской войны после генерала Ермолова84.

Придя к власти в 1834 г., Шамиль занялся наведением ни- зама — мусульманского порядка — в горах. Созданный им имамат стал невиданным для здешних народов институтом власти, поддерживаемым и укрепляемым неуклонно и повсеместно. Централизованная административная власть была сосредоточена в руках Меджлиса алимов (мусульманских богословов), который действовал по принципу коллегиальности. Этот Совет стал средоточием высшей военной, административной и судебной власти. Финансовая система имамата также выглядела революционно — помимо денежных поступлений в виде строго определенной доли от добычи была введена система налогообложения.

Созданная Шамилем военная система предусматривала наличие регулярной армии и ополчения, действующих на основе рекрутского набора. Все имеющиеся крупные военные соединения входили в государственную систему, а столь любимые горцами" спорадические набеги перестали носить стихийный характер и начали подчиняться установленным правилам.

«По Л.Н.Толстому, на Северном Кавказе тогда столкнулись «два полюса властного абсолютизма — азиатского и европейского». И если мы сегодня признаем (с известной долей преувеличения) «полуазиатский» характер царского деспотизма, во многом повинного в трагедии Кавказской войны 1817-1864 гг., то вряд ли стоит закрывать глаза и на эксцессы военизированного фанатизма и религиозного тоталитаризма другой стороны, подталкивавшейся к тому же османами. Не случайно пик боевой активности горцев всегда случался тогда, когда османы воевали с Россией - в 1828-1829 гг., 1853-1856 гг., 1877-1878 гг.», - писал о причинах этой войны Р.Г.Ланда85.

Известно, что Шамиль пытался заключить союз с Турцией и активизировал свои действия в годы Крымской войны, однако ожидаемой помощи не получил и, в конце концов, разочаровался в Блистательной Порте, которая не считалась с ним как главой суверенного государства86. В свою очередь, советские исламоведы А.Даниялов и Н.А.Смирнов прямо говорят о «турецком» следе во всех антироссийских выступлениях на Кавказе, обвиняя в распространении мюридизма в Дагестане турецкого агента Гаджи-Измаила в период Русско-турецкой войны 1828-1829 гг.87 При этом А.Даниялов даже считал, что «так называемая борьба Шамиля была военной авантюрой, спровоцированной Англией против России и направленной на присоединение Кавказа и Дагестана к Турции»88. Действительно, в разные периоды времени советские историки оценивали имама Шамиля то как прогрессивного борца с самодержавием, то как англо-турецкого агента, творца мракобесной «классово-теократической иерархии»89.

В борьбе с Шамилем российские власти избежали искушения представить ведущуюся войну как конфликт ислама и христианства и активно привлекали лояльных мусульманских лидеров для контрпропаганды. В 1836 г. на Кавказ был направлен кадий ОМДС Тадж-ад-Дин (Таджуддин) Мустафин, которому вменялось в обязанности «силой проповеди отторгнуть непокорные племена Восточного Кавказа от Шамиля и подчинить их российскому правительству». В ходе своего турне Мустафин посетил елисуйское, аварское, казикумухское, кюринское, мехтулинское ханства, а также шамхальство тарковское и приставство кумыкское, где его проповеди слушались с «подобающим благоговением». В то же время попытка кадия проникнуть во внутренние районы Дагестана и Чечню успехом не увенчалась, поскольку распознавшие исходившую от его пропаганды опасность сторонники Шамиля в лице визиря Ташава-хаджи недвусмысленно пообещали ему «нанести вред» в случае дальнейшего продвижения90.

Тем не менее миссия Мустафина была признана успешной, а сам он получил щедрую награду и повышение в звании — по ходатайству барона Розена ему было разрешено сохранить за собой титулы муфтия и шейх-уль-ислама, которыми величали его лояльные России горцы. Кроме того, новый муфтий был представлен к званию капитана. После окончания своей работы в Дагестане Мустафин отбыл в Тифлис, где стал первым российским муфтием суннитов Закавказья91.

Таджуддин Мустафин оказался не единственным мусульманским дипломатом, вовлеченным в этот процесс. «В 1841 г. с предложением использовать «правильный» ислам в борьбе против идей мюридизма выступил кабардинский общественный деятель Якуб Шарданов, а в 1846 году перешедший на сторону российской власти наиб Шамиля — Солиман-Эфенди призывал горцев Северо-Западного Кавказа не верить ложным посулам имама», — отмечает Л.И.Триус92. Л.И.Климович упоминает также дагестанского алима Саида-эфенди из аула Казанищи, который стал агентом влияния генерала Ермолова и склонял своих единоверцев к поддержке российской политики. При этом сам Ермолов не только