Русский боевик - Владимир Романовский

— Сколько мы здесь пробудем?

— Ты уже спрашивал.

— А ты не ответил.

— Не знаю я. Что ты переживаешь. Здесь тебя накормят, согреют. Вода всегда есть. И никто нас здесь не ищет. Завтра, то есть сегодня, через час примерно, посмотрим по телевизору новости, многое узнаем.

— Да, наверное. Что-то ты мне такое в баре давеча говорил…

— Тише.

— А?

— Тише! — шепотом, но значительно, сказал Эдуард, прикладывая палец к губам. — Замри.

Дверь номера Семнадцать Ка, в десяти метрах от них, медленно отворилась. Из двери вышла Нинка — растрепанная, с глупой улыбкой на лице. Тихо прикрыла дверь. Не заметив Эдуарда и Стеньку, сидевших в глубокой тени, она направилась неровным шагом к лифтам.

Переждав некоторое время, Эдуард встал и сунул руки в карманы халата.

— Это…

— Это регистраторша, — пояснил Эдуард.

— Она вернется сейчас? Она спустилась что-нибудь взять там, в вестибюле?

— Нет. Тише. Я не знал, что здесь кто-то есть.

— Не знал?

— Представь себе — не знал. Сиди, молчи, не двигайся.

Стенька с удивлением и испугом смотрел, как Эдуард ловко, со знанием дела, лезет вверх по стене отдельного домика-номера. Добравшись до крыши, Эдуард перекатился на нее и бесшумно по краю добрался до угла. Вскоре он вернулся, лег на живот, снова перекатился, повис на руках, и спрыгнул вниз, мягко приземлившись.

— Какая-то дура чернявая там, из хачей, — сообщил он. — И здесь без них не обошлось.

— Смотри!

— Тише!

— Смотри!

Эдуард круто обернулся. В темном небе засветилось какое-то непонятное зарево. Эдуард кинулся к лестнице, ведущей на смотровую площадку. Подскочил к перилам. В этот момент раздался звук, похожий на гром. И стих. Стенька присоединился к нему.

— Это в Новгороде? — спросил он.

— Нет. Новгород — вон там, — Эдуард показал рукой. — Вон, где огни, видишь? А вон там, — он показал рукой, — это… не знаю, что такое. Похоже на взрыв.

Они подождали еще некоторое время. Было тихо.

Номер освещался только телевизионным экраном. Нежась в постели, Милн гладил Валентину по блеклым волосам, приговаривая:

— Льитература хорошо. Лублу льитература.

Изображение на экране потеряло вдруг фокус, мелькнуло, и исчезло. Черно-белый песок со статикой. Милн недовольно поморщился, пошарил рукой, нащупал на прикроватном столике пульт управления, и переключил канал. Из Москвы показывали какой-то хоккейный матч, возможно в записи. Милн еще раз переключил канал. Моложавый, старомодно одетый в кожу с цепями, со старомодно длинными непричесанными волосами, рокер исполнял песню.

А любовь твоя мне кайф и счастье,Я по травам приду к тебе завтра.Поле, красивое поле!Трактор, его не жаль!Травы, синие травы!Почва — она правомочна!Буду я бегать по травамА также по ярким дубравам,Едкий, как керосин.Хочешь знать — у меня спроси.

Милн переключил телевизор на прием хоккея.

— Хотчеш занать — у менья проси.

— Не так, — сонно откликнулась Валентина. — Хо-чешь з-нать. Спать.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ. ВАДИМ

Амалия проснулась от восторженных детских криков, смеха, и безутешного плача. Не самый худший вариант пробуждения, подумала она, но все же — что за глупости? Сев на постели и подтянув колени к подбородку, она прислушалась — нет, ничего связного, просто дети визжат. Странно.

Откинувшись на спину, она сладко потянулась, потом еще раз, потом откинула одеяло, подняла вверх, не сгибая ее в колене, правую ногу, и полюбовалась пальцами. Затем подняла левую, и снова полюбовалась. Пальцы ног у Амалии были очень красивой формы. После этого она резким движением вскочила на ноги и несколько раз подпрыгнула на постели, придерживая грудь. И спрыгнула на пол.

Синтетический ковер не понравился ее подошвам. Уж если простыни льняные, могли бы и ковер натуральный постелить, а то и просто паркет. Дураки. Что-то я сегодня благодушная очень, подумала она, улыбаясь.

Пройдя в ванную, она увидела на полу дурацкие полиэстровые трусики утренне-голубого цвета, забытые растеряхой Нинкой давеча. Дуру Нинку по обнаружении на ней гадости пришлось гнать в ванную мыться. Ну и отношение у сегодняшней молодежи к собственному телу! Будто не тело, а бытовая техника какая-то — испортится, сломается — купим новую. Волосы жгут щипцами и бетонируют химикатами, так, что к двадцати пяти годам они на ощупь — как кожура сырой картошки. Ногти красят чем попало. Посеребренные серьги с налетом ржавчины носят в ушах и в ноздрях. Синтетика на половых органах. Косметика накладывается грязными пальцами из чужой косметички на немытую морду. Дуры. О половых сношениях рассуждают цинично-светски, а как до дела доходит — всего стесняются, ничего не умеют, и закомплексованы страшно. Но, надо признать — это все равно лучше, чем бодибилдер. Терпеть не могу, когда у мужчины сиськи второго размера. Гермафродиты какие-то.

Встав под холодный душ, Амалия некоторое время просто наслаждалась, а затем, когда пальцы ног начали слегка неметь, занялась делом — намылилась, потерлась мочалкой (настоящей, привезенной, а не гостиничной), почистила зубы. Вытеревшись, посвятила пять минут накладыванию косметики на тонкие восточные черты. Быстро натянула трусики, чулки, майку, блузку, юбку, туфли. Причесалась. И вышла из номера.

В бассейне плескались человек пять детей, и еще пять бегали, визжа и толкаясь, вокруг. Три матроны в массивных босоножках поверх чулок возлежали на шезлонгах возле электронной подогревалки, обеспечивающей автономное тепло в радиусе пяти метров. Все три одновременно повернули головы с неряшливо крашеными волосами к Амалии.

— Доброе утро, — сказала Амалия приветливо.

Ей ничего не ответили. Просто продолжали смотреть. Не обидевшись, Амалия прошла к лифтам и спустилась на второй этаж.

Здесь помещались — спортивный зал, публичный бассейн, и сауны. Пусто. Эхо от шагов гулкое. От бассейна густо несло хлоркой. Включенный телевизор в закутке с шезлонгами ничего не показывал — пустой синий экран. Амалия поперебирала лежащие возле телевизора диски — упражнения, американские боевики, музыкальные программы. Вынув один из дисков из коробки, она повертела его в руках, вышла к краю бассейна, и коротким движением отправила диск к противоположному бортику. Перелетев через бассейн, диск стукнулся в стену и упал на кафель. Интересно, гостиница эта бывает полной? Какому нормальному человеку придет в голову проводить ночь в этой дыре? Амалия спустилась в вестибюль.

Дневная регистраторша была другая — размалеванная, туповатого вида, модных слегка лошадиных форм, лет двадцати пяти. В Нинке было что-то трогательное — а в этой ничего. Дневной привратник — еще хуже ночного. Бритый наголо, с квадратной мордой. Амалия направилась в бар.

Футуристические часы показывали половину одиннадцатого. Большой концертный рояль помещался недалеко от окна, расположенного так, что дневной свет проникал в бар едва-едва, и только в первые часы после полудня. В расположенных по периметру под потолком динамиках тихо играл ненавязчивый джаз для заполнения неловких пауз в разговорах малознакомых людей. В баре было несколько посетителей — пили кофе, в основном. Амалия проследовала к стойке.

— Скажите, завтрак здесь готовят? — спросила она.

— Да, конечно. Вы закажите, и через пять минут все будет.

Бармен деловито достал блокнот.

— А меню?

— У нас нет меню. Что закажете, то и принесут. Кроме дыни. Дынь, к сожалению, нет.

— А что есть из фруктов?

— Всё.

— Киви, например?

— Да, конечно.

— Хорошо. Я буду есть киви, апельсины, и виноград. Один круассон. Сливочное масло. Кофе и сливки.

Бармен записал.

— Всё?

— Пожалуй стакан лимонада налейте мне прямо сейчас, чтобы мне было чем заняться.

Бармен кивнул, быстро опорожнил в чистый стакан бутылку, и поставил перед Амалией на стойку.

— Номер какой у вас?

Аделина поняла, что ее не узнали.

— Семнадцать Ка.

Бармен еще раз кивнул и куда-то ушел. Сев на вертящийся высокий стул, Амалия пригубила лимонад и оглядела помещение.

В дальнем углу — священник в рясе, перелистывает книгу. Ближе к центру — долговязый негр в джинсах и футболке, внимательно изучающий, держа его в руках, антикварный жим-за-жим. Неподалеку от негра на диване — нагловатый спортивный шатен и тощий рыжеватый блондин, оба в мягких брюках, рубашках поло, и кроссовках. Рядом с ними, на соседнем, под прямым углом, диванчике, пятидесятилетняя мещанка, считающая себя дамой — нога на ногу, целомудренно прикрыты неприятного вида юбкой колени. Молодой человек, думой обремененный, в дешевых джинсах и свитере, стоит столбом рядом с диванчиком. В углу за роялем — трое мужиков потребляют пиво, над столом — столб густого дыма, уходящий вертикально в вытяжку. Очевидно, их специально туда бармен определил.