Год колючей проволоки - Александр Афанасьев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но еще на Украине можно будет отдохнуть и телом и душой… от того что его гложет… не дает покоя…
Это произошло, когда Стэну было семь лет, и он еще не мог постоять за себя. В том квартале была своя иерархия… и у отца просто не было времени, чтобы защитить его, с утра до вечера он был на работе. А мать… тихая, маленькая женщина — она просто не справилась бы с бандой чернокожих подростков-громил… да и отец бы не справился.
В тот день он проснулся утром… как обычно съел завтрак, приготовленный ему матерью — та сильно болела и работала на дому. Потом оделся, вышел из дома… в этом районе, неспокойном и криминальном водители обычно возили детей в школу на машине и встречали из школы тоже на машине… но Стэн был вынужден идти до школы пешком целых четыре квартала. Четыре квартала каменных джунглей, где могло случиться всякое, где он был жертвой, а остальные — охотниками, где его могли ограбить и убить просто от нечего делать. Он хитрил, менял маршруты, шел дворами… обычно это помогало, но не сейчас…
— Эй, снежок! — раздалось за спиной
Он втянул голову в плечи и продолжил свой путь, надеясь что черномазым громилам будет все равно, что им просто лень будет догонять его и они останутся на месте, пустив вслед ему пару бранных слов. Но сегодня чернокожим громилам хотелось поразвлечься!
— Снежок, вали сюда!
Он услышал за спиной топот и побежал сам… зная, что догонят.
Догнали его за пиццерией, загнали во двор, где стоял давно сожженный остова машины, и где остро воняло пищевыми отбросами — мусоровоз вывозил их раз в неделю. Он был один. Подростков было восемь.
Верховодил среди них Буба, и это было самое худшее. Он рос без отца — его поджарили на электрическом стуле, а старший брат его уже находился в коррекционном учреждении для несовершеннолетних. На свободе была только сестра, которая работала в супермаркете кассиром и прямо при нем приводила домой клиентов — такая у нее была подработка. Поэтому Буба, которому было одиннадцать был весьма осведомленным в вопросах секса подростком.
— Эй, снежок, а что это у тебя тут?
Из его рук вырвали портфель, где были аккуратно сложены книги, тетради и несколько бутербродов, приготовленных матерью. Бутерброды чернокожие хулиганы разделили между собой и жадно съели, а книги один из них вывалил и хотел втоптать в грязь, но второй дал ему по скуле.
— Охренел, бро? Я их продам.
Потом все взоры хулиганов обратились на него
— Эй, бро, у тебя была белая телка?
— Да, ты же знаешь. Я ей засадил так, что из горла вылезло.
— Да врешь бы все! Если ты кому и засаживал — так только своей бухой сеструхе!
— Не смей говорить про мою сестру!
— А что — и эта телка сойдет!
Перед лицом стоящего на коленях Стэна возник большой черный шланг
— Ну что, снежок, давай, открывай рот…
Но он сжал челюсти так, что открыть их невозможно было и прессом… и тут ему прямо в лицо ударила мерзкая, вонючая струя. А остальные стояли вокруг и ржали…
Насиловать его негры не стали. Он сам не помнил, как дошел домой, и что сказал матери — но в школу он не ходил три дня. Просто лежал и смотрел в потолок. Мать, всегда тихая и смирная в пух и прах разругалась с отцом, она швырнула в него сковородкой, и сказала, что если они не уедут отсюда — то она разведется и заберет сына, что для католички было вообще немыслимо.
А он за эти три дня кое-что понял. Понял, что все вокруг враги, и что жалеть не стоит никого. Понял, что такое ненависть. И дал себе зарок — подкрепленный большим гвоздем, который он нашел и заточил — что никогда не станет на колени.
Бубу убили в разборке наркомафии — он был на подхвате, и итальянцы, которые не любили негров и не давали им свободы, прошили его очередью из УЗИ. Стэн Долан — он тогда уже закончил школу — несколько ночей приходил на муниципальное кладбище, чтобы помочиться на могилу Бубы. Из остальных семи к настоящему моменту были живы только двое — один мотал пожизненное в Фолсоме, другой — разматывал тридцать лет. Надеяться на помилование им не стоило, какие бы адвокаты у них не были.
Но Стэн все равно это помнил.
И только совсем недавно, первый раз побывав на Украине, он испытал настоящее наслаждение. На Украине было много борделей, и с женщинами, и с детьми — и в одном из них он нашел ответ на свои мучения. Это был русский мальчишка, белобрысый, лет десяти — и люди, которые присматривали за порядком в борделе связали его и поставили на колени, а Долан ходил вокруг него, осыпая самыми страшными проклятьями и оскорблениями, какие-только мог придумать, а потом расстегнул ширинку и… помочился на лицо ребенка точно также, как когда то помочились на его лицо. С тех пор — то что с ним случилось не являлось ему во снах, не мучало его.
Служители борделя конечно удивились — но ничего не сказали. В конце концов время было оплачено и… мало ли у кого какие завихрения в голове.
Он расплатился. За все. И за свое унижение — и за унижение своей страны с Россией в лице русского мальчишки.
Сегодня — он расплатится еще раз…
Борисполь…
Самолет шел на посадку, под крылом мелькала голая, грязная, изуродованная гусеницами земля, дороги, ограждение летного поля из больших, наполненных землей мешков. Чуть в стороне от садящегося самолета плыл похожий на большую стрекозу боевой вертолет, отстреливающий тепловые ловушки. Огненные шары выпадали из его брюха и горя устремлялись к земле…
Красную дорожку не постелили, ублюдки — возможно из-за ветра, возможно из-за чего еще. Почетного караула тоже не было — только американские Хаммеры, окружившие самолет со всех сторон и направившие во все стороны света пулеметные стволы. Несколько машин — как обычно использовались черные бронированные Субурбаны — ждали их около трапа, выстроившись полумесяцем. На некоторых — были открыты люки и в люках были пулеметчики с ПК.
Трап подали советского образца — Долан едва не упал, сходя с него. Журналистов почти не было.
Навстречу заму госсекретаря шагнул высокий, тощий как палка, руководитель гражданской администрации Поль Регнер. Дипломатичный франко-канадец с американским гражданством, здесь он отвечал за правильное распределение средств, выделяемых мировым сообществом на реконструкции. Украины. Читай — их распилом, почти открытым разворовыванием, наделением жирными контрактами нужных фирм. Этому — присутствие партизан было очень даже кстати, потому что позволяло легко и быстро объяснять, почему на восстановление одной и той же школы деньги выделялись пять раз. Да потому что партизаны, мать их так и этак взорвали. Мы починили — они взорвали, мы починили — они взорвали. А почему сейчас тут руины, а не школа, хотя по документам она отремонтирована? Так опять взорвали проклятые, только вчера…
С Регнером у него отношения не складывались — исключительно потому, что Долан не был допущен, ему бросали, конечно, кусок — но это были крохи по сравнению с тем, что получали другие, в основном военные и сотрудники спецслужб. Регнер всегда точно знал — кому и сколько следует откатить.
— Как долетели, мистер Долан? — привычно улыбаясь, спросил Регнер
Ничего не отвечая, заместитель госсекретаря шагнул к еще одному встречающему. Генерал Франтишек Бала, командующий сектором «Центр» — тоже высокий, коренастый, не снимающий черных очков — возможно в подражание Войцеху Ярузельскому. Это был генерал старой школы, начинал служить еще при русской оккупации — но это был поляк, и этим было все сказано. К тому же — генерал Франтишек Бала входил в группу очень влиятельных офицеров, которые в последнее время принимали основные решения в Польше, даже в обход гражданских, избранных на выборах властей.
— Пан Долан…
— Пан генерал…
Они обменялись рукопожатиями. Потом, сопровождаемые злобным взглядом Регнера — прошли в стоящую второй в кортеже машину…
Чуть в стороне, в обложенном большими мешками с песком капонире раскручивал лопасти американский АН-64D Longbow apache…
За штурвалом Апача, который перегнали сюда из Германии, был один из наиболее опытных офицеров-вертолетчиков американской армии полковник Джек Малли. Ему шел уже сорок восьмой год и за время службы он успел поучаствовать в трех боевых кампаниях — в обоих Ираках и в миротворческой операции в Боснии. Учился он еще на старой Кобре — но перед самой Бурей в пустыне их пересадили на Апачи, новейшие по тем временам вертолеты. Более сложные, чем старенькие Кобры — но полковнику нравилась в них маневренность и скорость. И, конечно — мощное бортовое вооружение, то без чего вертолету на поле боя не выжить и задачу не выполнить. Впрочем, вооружение было не его заботой, вооружением занимался специалист по вооружениям, майор Сол Арно. Его задачей было просто доставить Сола к месту, где он выпалит свои штуки, желательно не попав при этом под огонь Стрел и Игл.
