Страна рухнувшего солнца - Михаил Михеев

Аргентинские моряки, ни шатко, ни валко тянувшие лямку на главной военно-морской базе Аргентины, Пуэрто-Бельграно, от этого визита пребывали, наверное, в состоянии глубокого шока. В самом деле, им было, от чего ронять челюсти. Ты живешь спокойно, вдали от мировых потрясений, и самые грозные корабли, которые ты видишь, это два вконец устаревших дредноута американской постройки, принадлежащие твоему собственному флоту. И когда вдруг в порт, не спрашивая разрешения, вваливается чертова дюжина линейных кораблей, половина из которых вдвое больше любого аргентинского, а остальные просто больше, то жить становится весьма интересно. В смысле, жить, а не умереть. И это притом, что кроме линкоров здесь еще куча кораблей поменьше. И артиллеристы береговых батарей, трусы проклятые, даже не попытались сыграть боевую тревогу. Сообразили, видать, что в этой ситуации жить им ровно до того момента, как линкоры развернут башни. В общем, невесело.

Хорошо еще, что немцы не пытались ничего захватывать – они всего лишь хотели переждать бурю. Хотя, если бы захотели, их возможностей вполне хватило бы, чтобы разгромить аргентинские вооруженные силы походя, не отрываясь от завтрака. Но адмиралу Лютьенсу не нужна была Аргентина, ему всего-то требовалась укрытая от ветра стоянка. И, так как разместить всех в Пуэрто-Бельграно возможности не было, пришлось увести часть кораблей в расположенный неподалеку, на берегу живописной и весьма удобной бухты городок Баия-Бланка. Эту группу Лютьенс возглавил лично, просто потому, что к моменту, когда он принимал решение, «Шарнхорст» оставался единственным линкором, еще не вставшим на якорь.

Баия-Бланка по местным меркам считался вполне себе городом. На взгляд же привыкшего к городам Европы Лютьенса, он казался разросшейся до безобразия деревней. Хотя, конечно, было в этом месте какое-то очарование. Как если бы заглянул в позавчера.

Лютьенс в Аргентине раньше бывал. Колесников – ни разу, и ему пришлось опираться на знания и восприятия прежнего хозяина этого тела. Получалось, увы, несколько однобоко. Во-первых, адмирал бывал в куда более крупных городах. Во-вторых, Колесников смотрел на Аргентину с высоты двадцать первого века, где телевидение и интернет ухитрялись, стирая одни границы, незаметно проводить новые.

Поэтому реальность аргентинской провинции оказалась несколько отличной от его ожиданий. Городок выглядел мрачной смесью былой роскоши и актуальной нищеты. Чувствовались немалые денежные вливания, когда лет сорок назад Аргентина была одним из мировых лидеров по производству говядины и прочей сельхозпродукции, что позволяло жить, мягко говоря, небедно. Однако и следы последовавшего упадка, когда более технологичный подход США и Канады вытеснил не успевших перестроиться и двинуться в ногу со сменившейся эпохой аргентинских магнатов, тоже резали глаза. Словом, здесь можно было увидеть рядом и великолепные, но пришедшие в упадок дома, хозяева которых уже не могли поддерживать их в должном состоянии, и лачуги, изначально такими бывшие. Все это придавало городу довольно грустный колорит и наводило на тяжелые мысли о вечном.

А люди… Они были одновременно открытые и доброжелательные, но в то же время настороженные. И, что характерно, молодых женщин на улицах практически не наблюдалось. Причина этого, правда, выяснилась моментально. Строгие матери не слишком доверяли чужакам, особенно морякам, у которых, как известно, вначале долгое воздержание, а потом загул. Ну что же, им, живущим бок о бок с военной базой, виднее. Опыт есть и, судя по поведению, достаточно негативный. Хотя, с другой стороны, местные молодки и сами могут оказаться не против побывать в центре мужского внимания. Когда еще погулять, как не в молодости? Особенно если учесть, что с годами любая Василиса Прекрасная имеет шанс превратиться в Бабу Ягу в четвертом поколении…

Все это, а также многое другое, о чем спрашивали и о чем не спрашивали, разъяснил им здешний мэр. Идя на встречу с ним (все же они были здесь в гостях, и, несмотря на подавляющий перевес, стоило проявить к хозяевам толику уважения), Лютьенс почему-то ожидал увидеть Дон Кихота. Наверное, ассоциации с испанской литературой сыграли роль. В результате он был весьма удивлен, наткнувшись на Санчо Панса или что-то, весьма его напоминающее. Маленький, пухленький, шустрый, с блестящей от мелких капель пота лысиной и хитрым прищуром выцветших под жарким местным солнцем глаз. Однако дело свое мэр знал превосходно, в этом адмирал убедился, когда за завтраком, на который пригласили господ немецких офицеров, этот шустрик свободно оперировал и историей, и цифрами, не пытаясь заглянуть в бумажку. В молодости Колесникова таких называли крепкими хозяйственниками.

Что же, оно и к лучшему. Пользуясь моментом, немцы закупили для эскадры свежих продуктов, в первую очередь, отменной говядины по совершенно бросовым ценам. Мэр, убедившись, что немцы не собираются устраивать здесь всем кирдык со свистом, моментально переключился на другой канал, представ в образе хваткого бизнесмена. Ну, а когда ничтожная по меркам Европы, но невероятно солидная для аргентинской глубинки сумма перекочевала в городскую казну (или, может статься, в карман самого мэра, гадать на эту тему никто не собирался), был организован грандиознейший банкет. Еды – завались, выпивки – тоже, девочки для офицеров – в наличии. Колесникову оставалось лишь поразиться, насколько местные нравы похожие на русские, середины девяностых.

Местной кухне адмирал воздал должное. Местному вину – тоже. На дам (и, возможно, не дам) посмотрел уголком глаза и отмахнулся – дома красивее, а он уже вышел из того возраста, когда кидаются за каждой юбкой, считая это главным доказательством собственной мужской состоятельности. Так что очень скоро все вернулось к разговору с местными олигархами. Точнее, людьми, искренне считавшими себя таковыми.

Впрочем, Лютьенс достаточно владел собой, чтобы не рассмеяться, глядя на местечковых вершителей судеб, с умным видом разглагольствующих о ерунде. Для него это было все равно, что смотреть с орбиты на пожар в коровнике, тем более, что, как он успел убедиться, вопросы реально здесь решал мэр. А он мог себе это позволить потому, что был назначен из столицы и имел оттуда поддержку, в том числе и силовую. И как бы провинциалы этого (да и не только этого) континента ни любили демонстрировать, что на мнение центра им плевать, всерьез оспаривать право назначенного чиновника принимать решения попыток не делалось. Чревато, знаете ли, нравы тут простые, можно и на фонаре проснуться, за шею подвешенным.

Разговором с мэром он и воспользовался, чтобы улизнуть из-за стола. Его не воодушевляла компания, и, кроме того, в помещении очень быстро стало душно. Тем более, курили все… В окружающем же резиденцию мэра саду оказалось достаточно комфортно. Мэр же, видя, что его не только благожелательно слушают, но и принимают всерьез, разливался соловьем и беспрерывно сыпал идеями. Некоторые выглядели вполне грамотными, другие порой вызывали улыбку, но было у них нечто общее. Если конкретно, они все могли реализоваться, причем быстро. Кем бы ни был мэр, несбыточных целей он перед собой не ставил, зато к немецкому, точнее, европейскому, но сейчас это было уже практически одно и то же, капиталу присосаться весьма жаждал.

Однако в какой-то момент поток сознания местного Санчо Пансы оказался столь могуч, что Лютьенс начал терять нить разговора. Захлестнуло, наверное. К реальности его вернула выхваченная профессиональным слухом фраза о возможности устройства в Аргентине базы немецкого флота. А вот это уже выпадало из логики. Хотя… Лютьенс аккуратно придержал мэра за локоть:

– Это не в вашей компетенции. Я так понимаю, что вы уже связались со столицей и получили соответствующие инструкции?

– Да, – мэр разом подобрался. Разбитной толстячок исчез, вместо него оказался спокойный, уверенный в себе человек со вполне военной выправкой. – Если вы согласны, то президент будет здесь послезавтра утром.

– Передайте генералу Фаррелю, – Лютьенс усмехнулся, – что я его жду и у нас будет, о чем поговорить.

Британцы любят спорт. У них спорт – буквально все, от состязаний на ринге до охоты. Зачастую дух спорта переносился и на войну. Зачем? Сложно сказать. Возможно, это отвлекало людей от жестокости и крови, защищая их психику. А возможно, и нет. Сейчас британцы были сброшены с пьедестала, но то, что еще недавно они были великой империей, признавали все. Даже поглотившие островитян победители-немцы.

Японцы когда-то учились у англичан, усваивая в том числе и их многочисленные традиции. Точнее, они считали, что усваивают. Вот только менталитет восточного папуаса и европейского джентльмена – это, как говорят в Одессе, две большие разницы. И японцы забыли одну простую истину. Охота становится спортом, когда патроны уже кончились, а кабан еще жив…