На исходе августа - Марк Котлярский

«Я же не простил, – с отчаянием думал он, – и она не простит. И правильно. Нельзя прощать».

Но зашуршала пузом по полу, поползла, вместе с телогрейкой. Хозяин затаил дыхание. Жаркой ртутью потянулись к вискам слезы. Матушка свята земля! Почему же мы жестокие-то такие? И ведь знаем, кого выбрать – кого послабей…

Собака дышала совсем рядом. Он поднял ее с пола на свою кровать, укрыл одеялом.

– Знаешь, – сказал тихо, – о чём я жалею? Зря я его тогда не убил! Ну, отсидел бы не три, а десять. И что? В тюрьме тоже люди живут. Зато бы уважал себя. И дети остались бы со мной…

Александр Шойхет

Маленький подарок от Бога, или Неотправленное письмо

Это письмо я нашел в письменном столе съемной квартиры в Южном Тель-Авиве, куда вселился после очередных мытарств по северу Израиля. Письмо, написанное на листочках, вырванных из школьной тетрадки, очевидно одним из моих бывших земляков-москвичей, живших в этой захламленной пыльной квартирке до меня, почему-то не было отправлено прежним квартирантом по неизвестной мне причине. Первая страница отсутствует и, судя по тексту, адресована какому-то своему московскому приятелю. Привожу его почти без изменений.

«…но сегодня с утра решил написать тебе. И потому, что давно ничего не писал и хочу поделиться неожиданной радостью, коих становится все меньше и меньше в нашей жизни. В моей жизни произошло одно событие, и, я чувствую, что оно прервет мое уютное одиночество последних десяти лет, к которому я, увы, уже привык. Около двух месяцев назад я познакомился (будем так говорить) с одной женщиной. Наверное, кое-кто из моих старых, московских друзей, увидев ее и узнав обстоятельства нашего знакомства, ехидно скалил бы зубы. Ох, уж эти московские снобы! Хорошо прожить жизнь в узком кругу знакомых тебе людей и ситуаций. Среди привычной с детства обстановки, в доставшейся от «предков» хорошей квартире, в приличном районе, иметь достойную твоего возраста работу, нужные связи и знакомства и т. д. А вот когда тебя унесло суровым ветром перемен в чужие края, когда ты вырвался из своего круга, и тебя мотает по миру, как сухой лист в бурю, вот тогда ты радуешься любому пристанищу и любому слову на родном языке. И наскоро проглоченный тобой кусок пиццы в дешевой забегаловке кажется тебе шикарным обедом, а снятый в скверном районе за четыреста долларов в месяц угол – приличной «хатой», и тогда только ты сможешь оценить и случайное знакомство с женщиной, говорящей с тобой (о, счастье!) на одном языке, да еще, к тому же, красивой и неплохо воспитанной, и ты уже не посмотришь на обстоятельство и место, где с ней тебя свел случай.

Познакомился я с ней на частной квартире для интимных свиданий, где она обслуживала клиентов из так называемого «среднего класса» за сотню «баксов» в час. Попал я туда совершенно случайно благодаря приятелю-охраннику. Естественно, что мы оба никак не можем принадлежать к израильскому «среднему классу», но Миша – «бухарец», денег у него хватает и без «охранной» работы, ну, а я… А мне в тот момент, как говорится, просто подперло. И даже не с точки зрения нормального мужского «голода», когда хочется трахнуть какую-то смазливую и не очень пожилую бабу, а просто обрыдло все на свете. Бывают в жизни каждого человека моменты, когда и свет не мил, и весь мир против тебя, и люди – враги, и каждая колдобина на дороге лезет под ноги, и окна домов похабно щерятся, и даже солнце в небе постоянно норовит слепить глаза. Вот у меня как раз и был такой момент. Надо признать, такое случалось со мной и раньше, на разных этапах моей долгой (пятьдесят с хвостом!) жизни, но легче от этого не становится. Слабые духом в таких случаях лезут в петлю или бросаются под проходящий автобус, ну а тем, кто духом покрепче, приходится ловить соломинку в грязном потоке жизни, чтобы как-то выплыть.

Миша-бухарец и оказался на этот раз такой соломинкой. Вероятно, почувствовав мое настроение, (на такой работе, как наша, ничего не скроешь), он предложил «расслабиться в одном приличном заведении». «Паслюший, дарагой Сэня, я в дэшэвые бардаки нэ хажу. Там всо чисто, пэрэлично. Жэншины – канфэта! Абхаждэние знают. Эсть и наши, русскиэ… Платыш сто баксов и впэрэд».

Вот так мы с ней и встретились. Что же меня в ней поразило? Мало ли красивых, сексапильных, интересных баб было в моей жизни? Дважды был женат, да и в просветах между женами разве мало было всяких приключений? А девчонки, девицы, девки в экспедициях? Да, чего там, ты про мои походы знаешь не хуже моего! Но, только встретив Валю, я со стыдом понял, осознал, постиг, что ни-че-го не понимал до сих пор ни в женщинах, ни в любви.

Что такое случай в жизни человека? Поневоле поверишь, что все в мире подвластно не случайным обстоятельствам, а некоей таинственной Высшей Силе, о которой мы понятия не имели в нашей прежней.«совковой» жизни. О Силе, управляющей жалкими муравьями, возомнившими себя, Бог знает кем.

Что же в ней было особенного, чего я не встретил в других? Разве можно это рассказать, объяснить обычными словами? В ту, первую нашу встречу в тель-авивском бардаке я наскоро и грубо, стесняясь самого себя, удовлетворил свое желание и ожидал, что она также быстро захочет избавиться от моего присутствия. Естественно, ведь я для нее – очередной клиент: получил свое, плати деньги и вали! Но что-то мешало мне тогда просто так уйти. Я сидел рядом с ней на тахте и вдруг почувствовал, что ее рука гладит мою руку. Я встретил ее взгляд. В ее глазах была жалость. Жалость и понимание. И еще что-то, чему я не могу подобрать слова. Черт! И я тут же почувствовал, нет, это не игра умелой проститутки, рассчитывающей растянуть время подольше для дополнительной оплаты. Она каким-то своим особым женским чутьем распознала во мне что-то такое, о чем я и сам не подозревал. И меня, что говорится, прорвало. О чем я говорил с ней тогда? Нес какую-то околесину о своей незадавшейся жизни, разумеется, привирал для красного словца. Но, я понял, ей это было неважно, наверное, и она истосковалась по простому человеческому слову.

Мы говорили обо всем, что накопилось, накипело в нас за это время скитаний. Наша бесприютность, наша тоска по оставленным в прежней жизни родным и друзьям. Книги, прочитанные в юности. Фильмы, которые мы там смотрели. Хорошие, добрые песни. Мы рассказывали друг другу свою прошлую жизнь и не заметили, как сиреневые рассветные сумерки просочились сквозь плотные шторы. Мишка-бухарец уже стучал в дверь нашего мимолетного пристанища, и мы оторвались друг от друга, договорившись о встрече.

Я взял на работе отпуск на два дня и впервые за все время своей жизни в Израиле заказал нам с ней номер в одной из гостиниц на набережной Бат-Яма. Я позвонил ей, она была согласна, я уловил сдерживаемую радость в ее голосе.

Мы встретились и провели в этой дешевой по местным меркам гостинице целые сутки вдвоем, и вот там я впервые почувствовал, что могу не притворяться кем-то, а быть самим собой. Кто она была тогда для меня? Чужая женщина, да еще и соответствующего поведения? Но вот парадокс! Именно с ней я почувствовал себя свободным.

И ощутил каким-то шестым или седьмым чувством, что наконец-то нашел то, к чему стремился всю жизнь – я нашел своего родного человека. Перед Валентиной мне не надо было изображать из себя этакого индюка с железными бицепсами и крутым нравом, которого ты так хорошо знал по прежней жизни. Я мог позволить себе быть уставшим, разочарованным в жизни, раздраженным на собственную невезучесть и даже (!) больным. Я мог (это выяснилось уже в первый месяц нашего совместного житья) на ее вполне откровенное заигрывание в постели сказать: «Извини, я сегодня устал и не в настроении», и не опасаться получить в ответ это женское, презрительно: «Эх ты, импотент несчастный». «Конечно, Сенечка, – отвечала она, мило улыбнувшись, – Ты устаешь на работе, я знаю. Не переживай. У нас с тобой впереди выходные…» Вот так она отвечала. И, вот, мы с ней вместе всего два месяца, ни разу за все это время не поссорились, хотя ты знаешь мой характер, да и может ли он быть иным при нашей сумасшедшей жизни?

А недавно она предложила мне съехаться и пожить вместе, сама предложила, и я дал согласие, хотя раньше не пошел бы на такой шаг ни за какие коврижки. Ибо все, встреченные мной до нее женщины, рано или поздно начинали делать разные гадости, устраивать скандалы по пустякам и, в конце концов, уходили, хлопнув дверьми, и оставив после себя горький и тоскливый осадок несбывшейся сказки, напоминавший вонь сигаретных «бычков» в чашке с недопитым кофе.

Завтра мы идем с ней к адвокату вместе с хозяйкой нашей будущей съемной квартиры (Валя сама нашла ее и договорилась за четыреста долларов в месяц, вполне скромно по нынешним временам), второй этаж, с видом на тихий зеленый парк. Я оплачиваю квартиру, а Валентина коммунальные счета, я хотел платить за все, но Валя даже рассердилась на меня: «Я теперь официанткой не меньше твоего зарабатываю!» Она ушла из своего прежнего «ремесла» через две недели после нашей первой встречи и я дал себе слово, что никогда не буду ей поминать ее прежнюю жизнь. Никогда. Ни при каких обстоятельствах. Мало ли что было у человека прежде? Когда выбираешь новую дорогу, нельзя оглядываться назад. У каждого человека есть какое-то прошлое, не всегда удачное. Недаром же говорят – «горький опыт». Но и жить все время в шкуре той самой вороны, которая, «обжегшись на молоке», «боится куста» – участь незавидная. Мне почему-то кажется, что Валя именно тот человек, с которым можно вдвоем встретить старость. Я как-то раньше не задумывался над подобными вопросами. Но возраст, Витек, у нас с тобой, согласись, перевалил за «полтинник» и так жизнь быстро покатилась, что не успеешь оглянуться, как придет к тебе «Кондратий с косой». “. Ты не поверишь, я тут как-то перетрудился в праздники, отстоял в охране две смены, восемнадцать часов. Пришел домой, хватил сто грамм коньяка. И поехали вокруг меня стены, потолок закружился, валяюсь на полу, тело не слушается, ну, думаю, хана приходит! И сил нет встать, позвонить по телефону в „Маген Давид Адом“ (это у нас так „скорая помощь называется). Провалялся с полчаса, еле очухался. Потом врач мне сказал – давление скачет. Надо себя поберечь, мол, возраст у вас. И вот, с того случая задумался я. Не хочется вот так, в одиночку, как собака, подохнуть. Так-то, Витек!