Альпинист. Книга 1 - Тим Волков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Если ты решил заняться альпинизмом,
Ты решенья своего не изменяй,
Рюкзачок на плечи вскинь,
На груди висит булинь,
Никогда и нигде не унывай.
Эх, только вот знать бы как этот самый булинь вязать! Я непонимающе уставился на остальных. Другие парни умело принялись делать узел, я же, не поспевая повторять, не смог выполнить команду.
— Так, хорошо, а теперь пруссик. Верно. А теперь «ткацкий». Крюкин, я сказал «ткацкий», а ты что сделал? Обычную. Внимательней! Теперь двойной простой стопорный. Так, все молодцы. Переходим на снаряды. Кроме Герасимова. Ты останься.
Дубинин смерил меня суровым взглядом.
Я печально глянул на ребят, которые ушли в другую часть помещения, где находились тренажеры.
— Андрей, что с тобой? — серьезно спросил Дубинин, глядя мне прямо в глаза. — Какой-то ты сегодня растерянный. Ни одного узла не можешь связать. Сопли какие-то получаются вместо нормальных узлов.
— Я просто… В общем, растерялся.
— Чего это ты растерялся? Проблемы какие-то в школе? Или в семье?
— Нет, все в порядке. Просто… дело молодое! Сейчас все сделаю, — я украдкой глянул за спину Дубинина.
Там, на стене, висел старый плакат, на котором были изображены те самые узлы и способы их завязки. Я повторил все шаги (благо, они были нарисованы понятно).
— Вот, — я неуклюже завязал самый простой — восьмерку.
Дубинин скептически глянул на узел, покачал головой.
— Дело молодое, говоришь? Понимаю, сам таким был. Девушки, гитара, лавочка во дворе, вино. Это все хорошо и весело. Только давай на занятиях откладывать все это в сторону, голова тут должна быть занята другим. Погляди на тех парней, — он кивнул на ребят, которые разминались, — они за сезон значок и разряд сделали. Ловкие, сильные, внимательные. И ты такой же, даже лучше. Не хвалю сейчас тебя, просто говорю, как твой тренер. У тебя тоже значок «Альпинист СССР» уже есть, ты не просто юниор. Так что давай, выкидывай из головы всю эту придурь и работай. Именно работай. Понял?
— Понял.
— Вот и хорошо. Тем более скоро к нам важные люди приедут на смотр.
— Кто? — не сдержался я.
— Мне то откуда знать? — пожал плечами Дубинин. — Сказали, что важные. Будут смотреть. Наверное, кто-то с комсомола и с комиссии по делам молодёжи.
— А чего на нас смотреть?
— Много вопросов задаешь, Герасимов, — жестко ответил Дубинин. — Опять не тем голову забиваешь. Иди, отрабатывай подъемы.
Я двинул на снаряды. Информация о приезде некой комиссии меня насторожила, и зародило в душе неприятное чувство. Когда в маленький ничем не примечательный спортивный клуб приезжают такие высокие люди, ничего хорошего не жди.
Но об этом я вскоре позабыл. Едва я подошел к стене, на которую карабкались другие ребята, как меня словно окутала эйфория. Я практически физически почувствовал, как мышцы потянули меня к стене, желая на нее забраться. Я же сомневался.
Молодое тело… Как же я соскучился по нему! Забыл каково это — быть сильным, крепким, юным. Вот и теперь стоял как вкопанный возле стенки, не смея запрыгнуть на нее.
— Андрюха, чего ждешь? — крикнул Костя, обходя уже второй круг, карабкаясь ловко, словно обезьяна. — Давай, подключайся.
Я несмело зацепился рукой за один выступ, ткнулся носком ноги в другой. Подтянулся. И вместо ожидаемой старческой боли в спине вдруг ощутил невероятную легкость. Мышцы слушались идеально, а сухое крепкое тело был легче перышка.
Я подтянулся на одних руках вверх, перекинулся на другой зацеп. И с трудом сдержал радостный смех. Как же легко! Когда последний раз я подтягивался? Да и сколько мог? Два раза? Один? А тут чувствовал, что могу выжать не менее полусотни и даже не запыхаться.
Перенеся точку опоры с одной ноги на другую, я оттолкнулся и подпрыгнул. В прыжке уцепился за верхний зацеп и повис на нем. Вот это сила! Да я мир могу перевернуть!
— Герасимов! Опасно! Без озорства! — строго прикрикнул Дубинин, погрозив пальцем.
Но меня было не остановить. Я хотел лезть все выше и выше, хотел ощущать свое сильное молодое тело, хотел быть на самой вершине. Все и сразу.
— Вот, теперь узнаю Андрюху! — улыбнулся Костя, спускаясь вниз и вытирая взмокший лоб.
Остальные ребята тоже спустились вниз. Меня же было не остановить. Я уже начал чувствовать усталость, но она была сладкой, тягучей, какая бывает только в молодости — никакой боли или прострелов, только горячее ощущение натруженных мышц, налившихся силой.
— Герасимов! Давай вниз! — крикнул Дубинин. — Полчаса уже резвишься. Пожалей пальцы! Мозоли тебе сейчас ни к чему! Для комиссии сил оставь.
Я нехотя спустился. Глаза застилал пот, но не было никакой тяжести. Я чувствовал, что могу забраться наверх еще раз пять. Но не стал. Дубинин прав, нужно поберечь себя. Непонятная комиссия приедет не просто так.
Мы все собрались в раздевалке и принялись живо обсуждать прошедшую тренировку.
— Андрюха, говорят, ты по балконам научился лазать? — спросил парень из старшей группы.
Остальные весело засмеялись.
— Как показала практика — не научился! — в тон ответил ему я и потер ушибленную голову.
Раздевалка вновь взорвалась смехом.
— А что же друг твой Артем не подстраховал тебя?
Я не нашелся что ответить — и сам хотел бы знать ответ на этот вопрос.
— Кстати, а где он? — парень обернулся.
— Сегодня не пришел, — ответил Костя.
— Странно, всегда приходит, а тут вдруг не пошел.
Парни перескочили на другую тему, а я задумался. Поведение Артема вызывало много вопросов, но задать их у меня не получалось. Хотелось верить, что все же удастся.
* * *
Вечером мы с матерью сидели за кухонным столом, ужинали. Ели жареную картошку прямо из чугунной сковороды, прикусывали солеными огурцами, хрусткими, кисловатыми, вкусными до сумасшествия. Я старательно прикрывал сбитые от долгого лазанья пальцы, но мать давно все заприметила и лишь усмехнулась.
— Опять, небось, по балконам лазишь?
— Нет! Я просто… — но придумать быстро причину от чего получил такие травмы не смог.
— Ох, Андрей, не доведет тебя до добра твой спорт. Альпинизм этот, — последнюю фразу она произнесла с брезгливостью.
— Все нормально, — как можно спокойней произнес я. — Не переживай.
В былые дни я бы согласился с ней — альпинизм опасный спорт. Но попробовав раз, я был теперь словно наркоман, требующий новой дозы. Мне хотелось карабкаться вверх, получая неизгладимые впечатления.
Некоторое время ели молча. Потом мать сказала:
— Андрей, послушай. Я подумала насчет твоих слов.
— Каких?
— Насчет работы.
— Так, — мне стало интересно, я даже отложил вилку и огурец.
— Чем ты сам будешь что-то искать, еще какую-нибудь шаражку найдешь, свяжешься с алкоголиками какими-нибудь… В общем, я лучше тебе сама хорошую найду, — и после паузы добавила: — Точнее, уже нашла.
Я вспыхнул, но вовремя сдержал себя в руках. Разум опытного человека подсказал, что с точки зрения матери это абсолютно правильное решение — самой найти сыну работу, ту, которую, по ее мнению, достойна его. Не «шаражку», как выразилась мать.
А вот мать ожидала от подростка все же несколько иной реакции, и когда ее не последовало, явно удивилась.
— Ты же ведь не против? — даже переспросила она.
— Не против, — ответил я, вновь откусывая огурец. — Если не будет мешать учебе.
— Не будет! — тут же с вдохновением выдохнула мать. — Я ведь так и искала. У нашего бухгалтера Софьи Михайловны знакомый есть в гастрономе «Салют». Там вакансия есть грузчика. На полставки. Ты можешь в первой половине дня туда ходить. Там не тяжело, я узнавала. Ящики с фруктами и овощами, молоко. Платить будут тридцать рублей. Да еще и поди что перехватить удастся.
Я с трудом стал вспоминать — тридцать рублей это много или мало? Вроде выходило что мало.
— Это потому что полставки, — словно прочитав мои мысли, произнесла мать. — А что ты хотел? Ты школьник, полдня на уроках. Я еле договорилась, чтобы тебя взяли. На карманные расходы хватит тебе, куда больше?
— Ладно, хорошо. Я согласен, — ответил я, понимая, что лучше я вряд ли найду.
Тридцатка — тоже деньги. К тому же позволит немного осмотреться, понять и вспомнить окружающий мир. Прийти в себя.
— Когда можно выходить на работу?
— Да хоть завтра! Вот адрес, — мать протянула мне заранее заготовленную бумажку. — Скажешь, что от Софьи Михайловны по поводу работы, там все сделают.
Я взял бумажку, спрятал ее в карман.
Мы поужинали, я вызвался помыть посуду, чем вновь вызвал удивление матери.
Уже собирался идти к себе в комнату,