Патологическое сомнение. Мыслю, следовательно страдаю - Джорджио Нардонэ

должны примириться со своей совестью», ясно указывают на то, как наш неудобный умственный жилец рассматривается в роли строгого судьи.

Как мы неоднократно подчеркивали, тот факт, что на протяжении тысячелетий продукты сознательного мышления считались Олимпом природы и человеческого опыта, привело к тому, что они чаще всего переоцениваются по отношению к опыту чувств, а также сознательному и бессознательному восприятию явлений, которые мы называем «реальными». Слишком часто забывают предупреждение св. Фомы: «В разуме нет ничего, что не прошло бы сначала через чувства».

Фрейд (1983/1985) также осознавал это и фактически разделил компоненты личности на «Я», «Оно» и «Сверх-Я». Последнее представляет собой «отцовский закон», который контролирует, оценивает и осуждает требования «Оно», то есть инстинктивные побуждения, в то время как «Я» пытается посредничать между трансгрессивными тенденциями и репрессиями, чтобы найти психический баланс.

Господство высшего интеллекта, великими сторонниками которого являются Платон и Гегель, побуждает человека отдавать предпочтение плодам размышлений и умозрений сознания, а не опыту и практическому осознанию. Гегель (1837/1981) утверждал: «Если факты не согласуются с теорией, тем хуже для фактов».

«Мысль возвышает, действие обезображивает»: эта позиция интеллектуального снобизма продолжает буйствовать и находит поддержку даже в некоторых формах психологии, которые слишком ориентированы на когнитивные процессы. Однако важно учитывать, что этот дисбаланс становится источником проблем для человека, когда предположения субъекта попадают в ловушку неразрешимых вопросов и дилемм, которые он пытается разрешить исключительно через процессы рационального размышления. Например, если бы у меня было сомнение, что я педофил, я мог бы годами думать об этом, не находя выхода рационально. Я, вероятно, начну сознательно следить за своими чувствами в отношении детей, и в этот момент моя совесть будет атаковать осознание: желание определить мои чувства в конечном итоге повлияет на них, давая мне новые сомнения, а не обнадеживающие ответы.

Следует помнить, вслед за Бертраном Расселом (1910/1951), что каждой наблюдаемой реальностью следует управлять с помощью инструментов ее «логического порядка». Следовательно, оценки сознания следует применять только к универсуму абстрактных идей и концепций, а не к опыту, конкретным фактам, проектам и действиям; таким же образом осознание своих чувств и действий должно относиться только к миру прямого взаимодействия с конкретным опытом.

Поэтому сознание должно помогать нам оценивать наши восприятия и мысли, приводя нас к наилучшему выбору посредством размышлений до и после проживания опыта: если размышления вторгаются в текущий момент, возникает риск изменения условий ситуации.

Другой яркий пример — это вопросы такого типа: «что это означает? В чем глубинный смысл того, что я переживаю?» Такие вопросы обычно задают себе, когда делают что-нибудь приятное. Непосредственным эффектом является блокирование переживаемых приятных ощущений и переход от отношений с текущим опытом к отношениям между задающим вопросы «я» и тем «я», которое должно ответить на вопрос.

Осознание красоты того, что вы чувствуете, например, при созерцании великолепной панорамы, полностью затуманивается сознательным размышлением о значении всего этого. Мысль вторгается в процесс ощущений и, следовательно, нейтрализует их.

Если бы читатель хотел сознательно постоянно портить себе жизнь, он мог бы просто заставить себя задумываться над глубоким смыслом всего того, что он переживает. Фактически, это одна из инструкций, предложенных Полом Вацлавиком в книге «Как стать несчастным без посторонней помощи» (1983).

Современному человеку действительно необходимо сбалансировать вес, придаваемый различным взаимозависимым психологическим функциям, научиться чередовать: разрешая себе жить и переживать, а затем укрываться в башне для размышлений из слоновой кости, абстрагируясь от ощущений, чтобы выработать адекватные суждения, которые обогащают опыт, а не ограничивают его или загоняют в ловушку.

Сомнение как патология

Формы психологической патологии — это не застывшие классы проблем, а модели взаимоотношений с самим собой, другими, миром, которые становятся дисфункциональными, когда становятся ригидными (Nardone & Balbi, 2008). Нездоровые способы восприятия и реакций находятся под заметным влиянием культурной, социальной и биологической эволюции, но, прежде всего, постоянных научных и технологических достижений, а также постоянного роста способности человека управлять реальностью. Как уже было сказано, чем больше мы способны размышлять, анализировать, изучать и решать проблемы, тем больше мы подталкиваем наш разум к дальнейшему исследованию различных областей реальности. Действительно, великий эпистемолог Карл Поппер (1963/1972) утверждал, что «жизнь — это целый ряд проблем, которые необходимо решить» и что «ем выше приобретенные навыки, тем сложнее будут проблемы, для которых необходимо будет найти решение».

Извращение разума. Думать за пределами разумного

Как это ни парадоксально, чем больше развивается человек, тем сложнее становится его жизнь, даже если благодаря развитию собственных навыков и способностей он решил проблемы, от которых страдали предыдущие поколения. Эта предпосылка необходима для понимания того, как современный человек склонен использовать до патологических крайностей те процедуры логической строгости, которые при правильном использовании позволяют решать почти все проблемы и задавать вопросы, приводящие его к невозможным областям знания, таким как следующее выражение: «Подумайте о той мысли, которая думает о вас, о которой вы никогда и думать не думали». Если читателя увлечет попытка рационального решения этой головоломки, он попадет в бездну мыслей, из которой нет выхода.

Например, сомнение, очень частое возникающее у молодых мужчин, связано с сексуальными наклонностями: «Я гетеросексуален, гомосексуален или бисексуален?» Очевидно, ответ на этот вопрос лежит в чувствах человека, а не в его рассуждениях. Но если я пытаюсь изучить и контролировать свои реакции на различные эротические стимулы, например, глядя на красивую женщину или глядя на красивого мужчину, пытаясь контролировать то, что я чувствую, неизбежно моя попытка сознательно контролировать то, что я должен чувствовать искажает мое восприятие: ощущения будут подвержены влиянию взаимодействия между разумом и чувствами.

Это запускает явно сбивающий с толку феномен восприятия и познания, когда намерение пролить свет на свои естественные сексуальные наклонности отбрасывает зловещие тени и питает сомнения. Это порочный круг между мыслями и чувствами, который усложняет проблему, а не решает ее. Бедный человек, который попал в собственную ловушку, обычно вынужден искать дополнительные доказательства своей сексуальной идентичности, вплоть до проведения на практике реальных сексуальных экспериментов, чтобы проверить их влияние на себя самого, которые вызывают дополнительную неопределенность и замешательство, сопровождающиеся в большинстве случаев чувством вины или дискомфорта. В самых крайних случаях эти субъекты теряют конкретный контакт с реальностью, постоянно окружённые бесконечными сомнениями относительно собственной сексуальной идентичности. В этом случае мы