Свидание на крыше - Светлана Лубенец

Про перерезанные вены на запястьях она тоже читала. Этот способ ухода из жизни также имеет мало общего с тем, что показывают в сериалах. Яркая алая вода, а в ней прекрасная юная дева? Ничего подобного! Мерзкий, отвратительный труп в грязнобурой жиже! Даже сочувствия не вызовет, одно омерзение!

Стоп! А что ей, Вере, надо? Неужели сочувствие? Да от кого? Кто ей посочувствуетто? Все только обрадуются! Хотя… нет! Группе «Мы ненавидим Веру Филимонову!» больше некого будет ненавидеть! Ну, еще пару недель после ее смерти они, конечно, просуществуют, чтобы посмаковать результаты своей неутомимой деятельности, а потом им придется закрыться. Бедолаги! И чем же тогда займутся? Впрочем, какое ей дело, чем они займутся! Хоть чем! Но ради того, чтобы выбить почву у них изпод ног, она готова на все! Смерть так смерть! Вы этого хотите?!! Вы это получите! Она непременно придумает какойнибудь способ, чтобы уж наверняка… чтобы не жить потом всем противной инвалидкой! И плевать, как она будет выглядеть при этом! Пусть ее труп будет самым отвратительным в мире! Она себя все равно уже не увидит! Родителей, конечно, жалко, но… они еще нестарые люди, заведут себе другую дочку… или сына…

Вера смахнула выкатившуюся из глаза слезу, загнала другие поглубже и вытащила из берестяной шкатулки две тысячи рублей, которые ей подарили на день рождения. Пожалуй, перед смертью надо их потратить. Они же ее собственные! Чего им пропадать? Да, но ей ведь уже больше ничего не понадобится… Она хотела подкопить денег еще и купить хороший плеер, но на что он ей там… за гранью… И вообще, что там есть, за этой гранью? А если ничего? Так это как раз и хорошо! Если ничего нет, значит, не будет никаких рвущих душу воспоминаний, видений, ненужных грез. В общем, как ни крути: уход — это единственно верный выход в сложившихся обстоятельствах. Странно, но почемуто она, Вера, приняв это решение, абсолютно успокоилась. Нет дрожи ни в коленках, ни в руках. И даже сердце больше не бухает, как колокол. И душа не вибрирует. Можно смело делать вывод, что решение принято — единственно верное.

Вера посмотрела на окно. Синее. Это хорошо, что уже темнеет. Но надо спешить, а то скоро явятся с работы родители, и все может сорваться. Пожалуй, она сейчас сходит с этими деньгами в молодежный клуб «Колесо», который расположен на соседней улице. Там проходят самые крутые дискотеки их района, а потому очень дорогие. Она, Вера, там еще ни разу не была, только слышала, как там здорово. Вот и пригодятся дареные две тысячи. Если все потратить не удастся, так хоть часть.

Она торопливо переоделась. Натянула новые стильные брюки, которые еще никогда в люди не надевала: черные, атласные, очень обтягивающие. Вообщето фигура у нее была не слишком современная: ноги не от ушей и бедра широковаты, но эластичная ткань брюк както все ловко утягивала, и ноги казались даже длинней, чем на самом деле. Сверху Вера надела белый бадлон и темносинюю замшевую курточку, которую ей все на тот же последний день рождения подарили родители. В зеркале Вера себе очень понравилась. Особенно когда распустила и хорошенько расчесала свои длинные светлые волосы. Вот бы ее такой увидел Алик! Нет!!! Хватит про Алика! Ему все равно, как она выглядит! Он предал ее, предал!!! Ее все предали!!

Вера захлебнулась слезами. Тушь потекла по щекам черными ручьями. Две крупные капли упали на белую ткань бадлона и расплылись на груди отвратительными серыми пятнами. Только что созданный образ был безнадежно испорчен. Вера скинула куртку, нервно стянула бадлон и вместо него надела черную футболку. Что ж, тоже неплохо! Эдакая готка с черными потеками на лице! Пожалуй, в этом чтото есть! Вера судорожно всхлипнула, потом невероятным волевым усилием заставила себя успокоиться. Слезами горю не поможешь, давно известно… Надо както использовать эти слезы. Зря, что ли, они лились!

Вера достала из косметички черный карандаш и прямо по серым потекам очень сильно подвела глаза, потом на слезных дорожках нарисовала стрелки с острыми, чуть искривленными концами. После этого обвела черным губы и растушевала этот контур своей обычной бледнорозовой перламутровой помадой. Губы стали серожемчужными с нежным розоватым отливом. Вместе с платиновыми волосами новый макияж выглядел потрясающе. Что ж, отчего не блеснуть напоследок?!

В клубе «Колесо» было многолюдно, темновато и дымно. Голубоватый дым явно не был сигаретным. Похоже, его напускали для особого антуража. Наверно, именно в нем была фишка этого клуба. Гремела музыка. Вера такую не любила. Жесткая, дробная, она давила ей на мозги и не давала отпустить себя и хоть както расслабиться. Девочка впервые была в таком месте. Она не знала, как себя вести, что здесь принято, что нет, куда пойти, куда встать, где приткнуться. Продираясь сквозь толпу хохочущих, громко переговаривающихся завсегдатаев, она неожиданно выбрела на танцпол. Как танцевать под подобную музыку она тоже не знала. Толпа на медленно поворачивающейся площадке в виде огромного колеса както лениво перебирала ногами, как показалось Вере, совершенно не в ритм музыке. Но, похоже, никого здесь не беспокоило, как он выглядит и что о нем подумают. Прямо перед Верой тоненькая высокая девушка танцевала одна, сама по себе. У нее были закрыты глаза, руки вытянуты вверх, и оттого она казалась еще более стройной, похожей на молоденькое деревце с двумя тонкими, сплетенными друг с другом ветками.

А что? Пожалуй, и ей, Вере, надо презреть все и всех и начать свой последний танец. Говорят, существует особая прощальная лебединая песнь, после которой лебедь, потерявший возлюбленную, разбивается о скалы. А у нее будет лебединый танец! Последний! Ей ведь куда хуже, чем тому лебедю! Она потеряла вообще всех!

Вера осторожно ступила на вращающийся танцпол. Одно это медленное вращение уже вырывало из действительности. Девочка специально встала спиной к движению, и ее начало потихоньку как бы выносить из жизни. Она подняла руки вверх и, как та девушкадеревце, закачалась в такт скрежету и грохоту странной музыки, заполнившей зал. Через некоторое время она даже смогла уловить в ней какуюто не то мелодию, не то основную мысль, как бы рефрен. И уже ждала повторения того, что уловила и что совершенно точно накладывалось на колебания ее собственной души. И тела! Да, тело тоже принялось будто само собой совершать движения. Ах, какой же получался танец… И впрямь лебединый. Последний. Танец Веры, утратившей веру.

Она уже почти совсем выпала из действительности, когда вдруг услышала прямо у уха:

— О, гляди! Кажись, Верка!

— Неее, не она…

— Да она! Филимонова из «А»!

— Ага! Ишь, разрисовалась вся! Думала, не узнают! Во дура!