И настанет веселое утро - Ирина Токмакова

Но, поняв, что не соблазнила девочек баней, спросила:

-- А к какой же это вам реке занадобилось? У нас их тут, чай, три. Тура, Хрипанка и Свинуха. Кажется, бабушка Тая называла реку Турой.

-- К Туре, к Туре,-- поспешила отозваться Полина.

Вместо ответа старушка вдруг заинтересовалась Полиной:

-- Ты что, нездешняя будешь? Чистенькая да гладенькая. Ишь, пальтушка-то на тебе какая, новехонькая. И где ж это тебе маманька такую пальтушку

справила?

-- До свиданья, бабушка,-- торопливо сказала Полина.-- Мы сами найдем.

И Полина, Ая и Фокки быстро пошли дальше, потому что все-таки несмотря на Полинины косички было видно, что она другая. Не здешняя. То, что она не теперешняя, никому решительно не приходило в голову. Второй раз Полина решилась спросить у пробегавшего мимо мальчишки, который несся, по-видимому, куда-то опаздывая.

-- Тура? -- переспросил он.-- А вон там, не знаешь, что ли? -- И, куда-то неопределенно махнув рукой, тут же скрылся из виду.

Полина устала. Фокки тоже еле шевелил лапками. Неожиданно они вышли на сквер. Отыскали не очень мокрую лавочку. Сели. Вокруг росли высоченные липы. Ветки были голые, мокрые, с них капало. Дул весенний, прохладный ветерок.

На Полину вдруг навалилась какая-то тяжесть и тоска. Ей показалось, что им никогда отсюда не выбраться, что все их старания -- напрасны, что розы завянут до того, как они доберутся до дому, что птица Чур непременно, не дождавшись их, улетит. Ая старалась ее ободрить, но безуспешно.

-- Пойдем, Полина. Ну что ты в самом деле.-- Ая даже стала на нее сердиться. Они сделали такое великое дело -- достали розы, а Полина все хмурится и хмурится!

Но Полину не отпускало какое-то непреодолимое уныние.

Вдруг Ая вскрикнула:

-- Посмотри, что это?!

Она наклонилась к букету роз, который крепко держала в руках Полина, и что-то осторожно сняла с одной белой розочки и показала Полине:

-- Видишь?

-- Ничего не вижу!

-- Хмурая паутинка! Отвратительная хмурая паутинка!

-- Откуда? Что это значит?

-- Это значит, что Шкандыба остановил поезд в Крутогорске! Как и обещал!

-- И что, Ая, что? Ну, объясни мне, пожалуйста.

-- Ты помнишь, что хмурцы увязались за нами и оказались в поезде?

-- Да, да, помню!

-- Ты поняла, что это они открыли дверь вагона, чтобы вас с Фокки выдуло вон?

-- Поняла, да. Помню, да. Нас точно в простыню завернули.

-- Это я попросила пролетавшее мимо низкое облако.

-- А почему ты не полетела с нами в облаке?

-- Мне надо было вернуться на небо и отыскать там птицу Чур. А эти негодники остались в поезде. И Шкандыба выполнил свое обещание и остановил поезд там, где нужно. Вот они и оказались в Круто-горске. И теперь они охотятся за нами и вовсю стараются, чтобы розы завяли.

-- А где они сейчас? -- спросила Полина шепотом.

Ая что-то крикнула, осветила сквер, пристально присмотрелась к деревьям.

-- Нет. Сейчас их здесь нет. Но они от нас все равно не отстанут. Пошли, Полиночка, пошли отсюда. Это они нагнали на тебя такой мрак. Уйдем скорее. Пусть вернутся и не застанут нас здесь. Мы хоть выиграем время.

Ая потащила Полину за собой наугад. Фокки засеменил следом.

Сквер вскоре кончился, и вдруг... вдруг Полина увидела на угловом доме слова "Пальмовая улица".

-- Ая! -- воскликнула она.-- Ая! Это бабушкина улица. Бабушкина и дедушкина.

Полина так обрадовалась знакомой по бабушкиным рассказам улице. Она стала приглядываться, приглядываться, и вдруг... вдруг старые тополя и клены, по-мартовски голые и мокрые, стали превращаться... превращаться в пальмы! И вот уже Пальмовая улица превратилась в пальмовую рощу. Вместо кленов росли пальмы, пальмы, пальмы. И они увидали, как на одной из них прыгает, крутится и кувыркается... синяя обезьянка! Покувыркавшись немного, она села, примолкла, нахохлилась. То ли задумалась, то ли загрустила. Полина и Ая смотрели на нее во все глаза. Немного погрустив, обезьянка вдруг встрепенулась, перекувыркнулась и запела:

Ты что грустишь, Анела?

Твое ли это дело?

Ну, где же ты видала

Печальных обезьян?

Качаться с миной постной,

Ах, неприлично просто,

Печаль для обезьяны -

Существенный изъян!

Пускай грустят питоны

И бегемот трехтонный,

Пусть плачут крокодилы

И бык мохнатый -- як,

Пусть хнычут дикобразы

И какаду -- все сразу,

Тебе же, обезьяне,

Грустить нельзя никак!

Послушай-ка, Анела,

Ты что, с утра не ела?

Сорви скорее с ветки

И спелый съешь банан.

Ты синяя, Анела,

А это -- очень смело!

Ну, где же ты видала

Синих обезьян?

И обезьянка, еще раз перекувыркнувшись и перелетев с пальмы на пальму, так весело расхохоталась, так звонко и заразительно, скорчила такую уморительную рожицу, что Полина и Ая не могли удержаться от смеха. Они хохотали, и хохотали, и хохотали, и разноцветные блестящие огоньки Аиного смеха разбежались по всей пальмовой роще, и даже Фокки весело завилял своим обрубленным хвостиком.

-- Все! -- сказала обезьянка.-- Мы их прогнали хохотом.

-- Кого? -- спросила Полина.

-- Хмурцов! -- догадалась Ая.

-- Правильно! -- сказала обезьянка.-- А теперь бегите, куда вам надо.

-- Как же нам добраться до Туры? -- спросила Полина.

-- Вниз, вниз, вниз под горку,-- сказала она.

-- Спасибо тебе,-- сказали Ая и Полина вместе.

-- Пустяки! -- сказала обезьянка.-- Не на чем! И не забудьте -- меня зовут Анела! Счастливого пути!

Как только обезьянка замолчала, пальмовая роща тут же исчезла и они опять оказались на Пальмовой улице и увидели, что она действительно идет вниз, под гору. Они пустились бегом. Очень скоро эта улица вывела их на набережную прямо к знакомому старичку с лодкой.

Какой это был чудесный старичок! Он умел сам отвечать на вопросы, которые задавал.

-- Вы опять -- на ту сторону? В школу? -- сказал он.

Полина подумала, что у нее нет никакого правдоподобного ответа старичку.

Но он продолжал:

-- Вот и умницы, что букет такой красивый несете. Елизавете Васильевне будет радость. Хорошая учительница. Старая, заслуженная. Скольких ребят выучила.

Он быстро перевез их через мутную, с проплывающими льдинами Туру. А обратная дорога через поле была им уже известна и поэтому показалась короче, чем в первый раз. Вот и пришли! А где же птица Чур? Неужели?.. Да нет, нет, вот она -- белая, с серыми подкрыльями, сердитая-пресердитая.

-- Наконец-то,-- сказала она.-- Меня ждут там, где ждут. А дождаться, между прочим, не могут. Но она перестала сердиться, увидев розы.

-- Красота -- везде красота,-- сказала она немного загадочно.

Путаясь и перебивая друг друга, боясь, что птица Чур снова станет сердиться, Полина и Ая рассказали птице Чур про человека, который был нарисован на пергаменте.

-- Он живет в Крутогорске, сразупослевойны,-- сказала Ая.-- Его зовут Вардкез.

Неожиданно птица Чур не рассердилась. Она сказала:

-- Я обещала, что обещала. Птица Чур не бросает слов на ветер. Я отвезу его на Остров Говорящих Лошадей, когда настанет час, как бы чудно его ни звали. Вардкез. Странное имя... Ну, быстро. Куда вам надо? Опять в город? В другой? Нет уж, увольте. В теперешний город? Чтобы меня опять приняли за летающую тарелку, или кастрюльку, или, на худой конец, соусник!

-- Ты оставишь нас в сморчковом лесу, птица Чур,-- сказала Ая.-- А это лес не теперешний, а волшебный. Оттуда мы дойдем до дому сами.

Глава 10. СНОВА ДОМА. БЫВАЮТ ЖЕ НА СВЕТЕ УДИВИТЕЛЬНЫЕ СНЫ!

Сморчковый лес оказался на месте. Тут Ая, Полина и Фокки распрощались с птицей Чур. Они ее изо всех сил благодарили, но она не стала слушать и тут же улетела.

-- Фокки,-- сказала Ая,-- ты должен помнить дорогу из сморчкового леса.

В сморчковом лесу, как и в начале их путешествия, была ночь. Полина взяла Фокки на поводок, и он быстро, уткнувшись носом в землю, побежал и повел за собой Полину и Аю. Полина ничего другого, кроме острого грибного запаха, не чувствовала.

Ая напевала свою песенку, и поэтому идти было светло.

Мы с тобой ушли неслышно И тихонечко пришли. Алой розы кустик пышный В прежнем времени нашли. В небе отсвет голубой, Ты не бойся, я с тобой.

Грибной запах кончился.

-- Вот мы и пришли! -- громко и светло сказала Ая.

И тут все вдруг потемнело вокруг, потемнело в глазах у Полины, глаза сами собой закрылись, а когда открылись... Да что же это такое?

Бабушка Тая стояла возле Полининой кровати и стряхивала градусник.

-- Проснулась, душенька моя? -- ласково сказала бабушка,-- Ну-ка, давай смерим температуру!

Полина ничего не ответила. Что? Что -- в самом-то деле? Это был только сон? Сон -- и больше ничего? Она было нахмурилась, и вдруг откуда-то издали, нет, даже не издали, а как бы это объяснить? Наоборот, внутри ее самой зазвучала песенка:

Ты что грустишь, Анела, Твое ли это дело? Ну, где же ты видала Печальных обезьян?

И Полина засмеялась.

Температура тем временем смерилась, и оказалось, что ее нет. То есть не то что совсем нет, а просто тридцать шесть и шесть -- совершенно нормальная температура.