Архангельские рассказы - Виктор Пшеничный

Обратный путь проделали медленно, понимая, что на ошибку не хватит энергии в фонаре. Камни на бетонном полу были хорошо заметны, звуки ударов по металлу становились всё громче и громче. Когда стал виден дневной свет и мы ощутили запах травы и леса, я выключил фонарь и радостно заорал: «Кончай шуметь, мы уже тут!» Ещё пара-тройка комнат — и мы у входа. Дневной свет слепит глаза, солнце приятно греет лицо и руки. Генка отошёл от шока, согрелся ходьбой, но говорить почти не может. Мы молча сидим прямо на траве и с наслаждением жуём хлеб.

Позднее, когда я уже жил в Архангельске, узнал, что Генка после школы поступил в артиллерийское училище, окончил его, но служить почему-то не стал и сейчас работает в Петрозаводске директором магазина по торговле автозапчастями.

Прошло много лет, но если я слышу названия Лахденпохья, Карельский перешеек, линия Маннергейма, я снова словно мчусь на подножке поезда, вцепившись в ручку тамбура вагона, кусочки паровозной сажи секут лицо, плотный встречный воздух забивает рот, паровоз с черными зачесами дыма мчит меня между сверкающих озер, грустных стрелочников, каменных сопок, через наше неповторимое детство, и я чувствую в своей руки ледяные Генкины пальцы, вижу его мокрое от слёз лицо с благодарными глазами и снова слышу его: «Куда идти? Куда идти?…Куда идти?».

Озарение

Лето в нашем Северном краю выдалось на редкость тёплым. Морковь, свёкла, лук поспели уже в августе. В начале сентября огород был свободен под осеннюю пахоту. Я разыскал в гараже ящик с запасными частями и инструментом, машинное масло, ёмкость с бензином, выкатил культиватор, погрузил всё в машину и отвёз на дачу. На следующий день утром собрал культиватор, приготовил бензиновую смесь, заправил двигатель. Дёрнул за шнур стартёра, удивительно быстро завёл двигатель, но, поработав секунду, он заглох. И начались мои мучения. Я многократно выворачивал и чистил свечу, продувал шланг подачи бензина — всё напрасно. Вызвал на помощь друга. Слава приехал и стал уверенно повторять те же манипуляции с двигателем, которые я до него уже безрезультатно проделывал в течение нескольких часов.

Прошёл ещё час, потом второй — двигатель молчал. Слава позвонил Сергею — знакомому шофёру и попросил помощи. Разобрали карбюратор. Оказалось — запала игла карбюратора. Неисправность устранили, но собирать двигатель пришлось самому. Друзья торопились по делам и, не дождавшись результатов ремонта, уехали.

На следующее утро я стал заводить свой мини-трактор, но все усилия были напрасны — двигатель не заводился. В течение двух дней я снова и снова собирал и разбирал двигатель, чистил свечи, смозолил до волдырей руку шнуром стартёра, пропах маслом и бензином. Прекрасная погода начала сентября уже не радовала. Культиватор не работал. Вечером, перед сном, принял решение — надо менять карбюратор. Изрядно устав, уснул быстро.

Ночью приснился сон. Я завис в свободном полёте над огородом, погода тёплая, солнечная, настроение лёгкое, умиротворённое. Парю над культиватором, проверяя взглядом, все ли детали на месте. Довольный осмотром и окончательно убедившись, что культиватор готов к пахоте, плавно сажусь на крыльцо и, понимая, что одновременно с этим я сплю, говорю сам себе, будто повторяя чужие мысли: «Завтра надо встать в шесть утра, завести двигатель, и всё будет отлично».

Утром, окончательно проснувшись без десяти шесть, быстро оделся и, не завтракая, вышел на крыльцо. Уже почти рассвело. Уверенность и знания, которые без моего участия наполнили меня во сне, придавали спокойствие и силы. Крыльцо, крышка колодца, трава, деревья — всё было покрыто обильной росой. Я подкачал бензин, с нетерпением схватил шнур стартёра, дёрнул — и двигатель завёлся, быстро вошёл в рабочий режим и надёжно и ровно заработал на холостых оборотах.

Работалось весело, с подъёмом. Я быстро вспахал весь участок и до сих пор не знаю и не понимаю, что за озарение, что за знание пришло ко мне во сне и почему удачная пахота должна начинаться именно в шесть утра?

На Сийских озёрах

Сийские озёра — моё любимое место отдыха под Архангельском, я бывал в тех местах неоднократно, а всё не надоест, всё тянет туда. Сейчас там восстанавливается древний Антониево-Сийский монастырь, а в начале шестидесятых годов на месте культовых зданий монастыря существовала база отдыха автокомбината. Летом — пионерский лагерь для детей, в другое время года отдыхали взрослые: собирали ягоды, грибы, парились в баньке, катались на лодках, пили водку — словом, отдыхали трудящиеся, как отдыхали тогда на подобных базах отдыха по всей России — от Тихого океана до Балтийского моря. Но привлекало меня это место, скажу честно, не полуразрушенными монастырскими зданиями, а чудесными сосновыми борами на берегах больших и малых озёр, сухими песчаными дорогами и дорожками, засыпанными сосновыми иглами и шишками, по которым хорошо неторопливо бродить с корзинкой или передвигаться неспешно на автомобиле. Пожил на одном озере — надоело, собрал пожитки, загрузил в машину и переехал на другое, ещё более красивое место. В десяти километрах по шоссе — большое село, где есть магазины и всегда можно пополнить продуктовые запасы и, если припрёт, позвонить по телефону куда надо.

Впервые я попал в эти места, когда дорога на Вологду ещё только строилась, и чтобы добраться до озёр, надо было делать несколько объездов по старым грунтовкам вдоль берега Северной Двины, по которым ещё Ломоносов добирался до Москвы с попутным обозом. Сразу оговорюсь, что зимой я бывал там редко, видимо, потому, что рыбацкая удача на подлёдном лове в этих местах обходила нас стороной. В этом лабиринте озёр, соединённых, как правило, протоками, найти рыбное место зимой не удавалось, да и сто пятьдесят километров по зимней дороге до места лова, где даже на уху не поймаешь, энтузиазма не вызывали.

Досадная неудача на подлёдной рыбалке на Сийских озёрах случилась у меня в семидесятых годах, в апреле, и чуть не послужила причиной для полного отказа от ловли рыбы зимой.

В третьей декаде апреля, накануне ледохода, позвонил мой старинный приятель и коллега и попросил организовать рыбалку где-нибудь на озере, в лесу, куда можно добраться на его служебной «Волге». Первое, что мне пришло в голову, — Сийские озёра. Несколько из этих озёр расположены недалеко от проезжей зимой дороги, поэтому, пройдя от машины не более ста метров, мы попадём на лёд и уж как минимум ершей на ушку спроворим. Приятели с предложением согласились, и в субботу рано утром мы втроём загрузились в «Волгу» и отправились на юг, к Сийским озёрам. Асфальтовое шоссе уже полностью оттаяло от наледи, и машина быстро, без остановок, домчалась до озера, где мы и расположились метрах в пятидесяти от берега. День удался на славу — с ярко-голубым небом, ослепительным солнцем, ни ветерка, тишина и покой, хоть скидывай полушубок и загорай под горячими лучами весеннего солнца.

Но рыба на наши весенние восторги отвечала бойкотом. Чуткие кивки были уныло неподвижны, не помогли потрясывания удочками, прикормка в виде хлебных крошек, сверление новых лунок, смена мормышек. Для укрепления нашего пошатнувшегося настроения мы периодически собирались в кучу, выпивали стопку-другую водки, закусывали обильной домашней снедью и, не теряя надежды, разбегались по своим ящикам. Наконец я привязал самую мелкую мормышку к тончайшей японской леске, и на отмели, у камышей, на насадку из мотыля дрогнул чуткий, из кабаньей щетины кивок, и я подсёк и вытащил прозрачного, тоньше мизинца, окушка. Но радость была преждевременной, больше ни одной рыбки мы в тот день не поймали. Рыба издевалась над нами. Постепенно интерес к рыбалке падал, и часам к двум мы не сговариваясь собрались у машины, допили запасы вина и покатили в сторону дома.

На станции Исакогорка, на окраине Архангельска, в старинном деревянном тереме, построенном по эскизам знаменитого художника Васнецова ещё во время открытия движения по вновь построенной железной дороге Архангельск — Вологда, располагался продовольственный магазин, не посетить который мы не могли.

Рыбацкие амбиции требовали удовлетворения. Прикупив ещё некоторое количество вина, поехали в сторону дома. Все жили в одном микрорайоне, поэтому решено было допить вино в машине и разойтись по домам. Но тут возник третий наш спутник и настойчиво стал приглашать к себе домой, чтобы, как он выразился, «культурно поужинать в цивильной обстановке». Потом оказалось, что он просто побаивался суровой супруги и затащил нас к себе, чтобы смягчить возможные кары.

Как мы цивильно поужинали, я помню очень смутно, но пробуждение назавтра было ужасным. Глубокая депрессия, сухость во рту, гигантское чувство вины, будто я сотворил вчера что-то чудовищное. Моё мысленное самобичевание нарушила жена: «Витюша, где твои причиндалы? Бур, ящик, приёмник?» — подлила масла в огонь она, вопросительно и жалостливо глядя на мою физиономию. После длительной паузы, вызванной полным тугодумием и чугунной головой, я судорожно ответил: «Всё, всё к чёртовой матери, потерял, выбросил, какая разница, на рыбалку — ни ногой, и слава богу, что потерял. Клянусь! С рыбалкой завязал, да и что это за рыбалка без рыбы! Всё, всё, завязал и точка!». Жена тихо прикрыла дверь и без комментариев удалилась. Моё моральное и физическое состояние было ужасным, спасительный сон не шёл. Я тихо встал, так же тихо оделся и бесшумно вышел на улицу глотнуть свежего воздуха. На улице меня ждал сюрприз — натюрморт, достойный великой кисти. На крыльце стоял мой рыбацкий ящик, рядом с ним находился работающий приёмник «Океан», к стене прислонился красный ледовый бур. Под музыку станции «Маяк» настроение резко пошло вверх. После кружки пива в дешёвой забегаловке самочувствие улучшилось и только что данная клятва автоматически дезавуировалась[4] ввиду чудесного возвращения рыболовных снастей и прочего имущества.