Клятва, данная тьме - Елена Инспирати
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Темный не верил мне, но что-то, возможно азарт или любопытство, заставляло его колебаться. От напряжения я неловко ерзала на стуле.
– Как ты все провернешь? – спросил он.
– Мой дом самый крайний, из окна моей комнаты на первом этаже виднеется граница с вашим миром. Ночью, когда все лягут спать, я выпрыгну на улицу. Ты сразу заметишь меня.
– Попрощаешься с родными и покинешь свой дом, чтобы я тебя убил?
– Да, я прошу только об одном дне.
– Ты сама понимаешь, что это абсурд?
– Это не… Я не обманываю тебя, – первый раз за все время я уверенно подняла глаза и словно нащупала в темноте непробиваемую стену холода, исходящего от него. На долю секунды мне показалось, что лед треснул, но темный сразу же отступил, не позволяя себе почувствовать хотя бы что-то. – Мне уже нечего терять, я совершила ошибку, она будет стоить мне жизни. Ты победил, и мне лишь остается надеяться, что твои планы на меня можно отложить до следующей ночи.
– Хорошо, – почти сразу произнес темный, – это похоже на сказку, но я согласен на эту маленькую сделку, светлая. Поклянись, что появишься завтра ночью на улице.
– Клянусь, – прокряхтела я. Из глаз вновь полились слезы, но уже не от страха, а от отчаяния. Не каждый день даешь согласие на собственное убийство.
– Этого недостаточно.
Я вдохнула полной грудью, попыталась успокоиться, после чего вытянула свою руку вперед. Моя замершая в воздухе ладонь дрожала из-за переживания, что сделка покажется ему слишком нелепой, но я не врала, не играла с ним.
– Я не вру. Клянусь, – повторила я шепотом, продолжая шмыгать носом, в такт ему дергались плечи.
Мое воображение нарисовало огромную ладонь с кучей шрамов, огрубевшими пальцами и алыми пятнами, словно с кожи уже нельзя оттереть кровь. От этой картинки меня затошнило, но руку я не убрала.
– Убери, – небрежно приказал темный.
– У вас не пожимают руки?
– Пожимают, но светлой руку я никогда не подам.
Конечно, ведь темным мы тоже, мягко говоря, неприятны. Только мы, несмотря на ненависть, не идем на их территорию днем и никого не убиваем.
– Как скажешь, – сухо ответила темному.
Откинувшись на спинку стула, я подняла голову, попыталась стереть с лица непрошеные слезы и услышала скрип. Из-за того, что я слишком сильно надавила весом на стул, он стал падать. На секунду я повисла в воздухе, из груди вырвался короткий крик, который стал громче, когда я почувствовала, как что-то острое прошлось по ладони. Я не упала, темный снова успел меня поймать.
– Зачем ты это сделал? – в ужасе закричала я. Ладонь горела, теплая кровь стекала по ней к локтю, кофта липла к коже. Я ведь пыталась договориться с ним, вела себя спокойно и сдержанно.
«Он убийца, он может только причинять вред. Чего ты ждала?»
– Я… – темный начал что-то говорить. Я испугалась и пнула его. Никогда еще не чувствовала подобного. Светлых можно смело считать неженками: мы плохо переносим боль, потому что сталкиваемся с ней редко.
Из-за попыток хоть как-то остановить кровотечение неприятные ощущения становились сильнее: пальцы немели, порезанная кожа адски горела, будто кто-то подносил к ней спичку. Я попыталась отвлечься от раны, поджала искусанные губы и положила пульсирующую руку на колени, второй рукой – обхватила запястье, большим пальцем ощупала область вокруг разрезанной кожи. Хорошо, что я не видела всего этого, иначе меня бы уже давно стошнило.
– Слушай меня внимательно. – Темный навис надо мной, его низкий голос лишил меня остатков самообладания, я готова была заскулить как маленький побитый щенок. – Ты должна будешь подчиняться мне до тех пор, пока этот порез на твоей ладони не заживет. Любое слово против моего – и ты пожалеешь, что попросила об одолжении. Если не выйдешь ночью на улицу, то я найду, где ты живешь, и прощаться тебе будет не с кем. Уяснила?
Теперь битая бутылка коснулась моей щеки. Кровь на кончиках острого стекла испачкала кожу:
– Да, я все поняла.
– Поклянись! – рявкнул он
– Я клянусь, что буду подчиняться тебе, пока на моей ладони остается хоть малейший след от пореза.
Все. Я только что поставила подпись в смертном приговоре.
– Отлично, – отозвался он, – тебе понравится, светлая.
Он откинул в сторону горлышко бутылки и сделал шаг назад.
– Смотри-ка, ты даже не хлюпаешь своим светлейшим носом.
Сумасшедший. Я опустила голову и не обратила внимания на его шутку. Затем сморгнула оставшиеся в уголках глаз слезы и спросила:
– А что будет потом, когда рана затянется, когда совсем не останется следов?
– У нашей сделки два исхода: либо я убью тебя, либо твое правительство сделает это за меня.
– Что же, – я в очередной раз осознала, как же мне повезло, – и на этом спасибо.
Меня ожидало что-то «грандиозное», но мне было все равно. Чувства будто пропали в один момент. Не было страха, волнения, даже счастья, что я еще жива. Только где-то в глубине души кусочек едкой благодарности, что он позволил.
Он позволил мне прожить еще несколько дней.
Теперь я поняла, как унизительно это все выглядело со стороны.
Но я все равно расслабилась, ощутила, что ветер на улице сегодня особенно холодный. Вокруг тишина, даже темного не слышно. Возможно, он сейчас наблюдает за мной или уже ушел, не желая сторожить жалкую подбитую птицу.
Порез вновь напомнил о себе, отозвался ноющей болью во всей руке. Теперь я вполне могла размять пальцы, только каждое мое движение усугубляло ситуацию и кровь вновь начинала капать на пол.
«Я клянусь, что буду подчиняться тебе, пока на моей ладони есть хоть малейший след от пореза».
«Аврора, это не просто царапина, которая рано или поздно навсегда исчезнет. От такой раны останется шрам. Навсегда».
Темный прекрасно это понимал! Теперь его слова обрели новый смысл. Сделка не имела срока давности, все зависело от него.
– И когда это закончится? Когда тебе надоест? – крикнула я в пустоту.
Внутри меня все сжалось. Я скатилась со стула, внутренний стержень надломился.
Светлые слабы. Темные могут нас растоптать.
Спасибо правительству, что внушило нам это. Теперь я действительно растоптана. Огромный ком негативных эмоций, от которых мы привыкли избавляться, стал частью меня. Я чувствовала, что падаю в пропасть, что не будет больше той Авроры, которая все еще хотела быть ребенком, хотела жить мечтой, которая верила, что ее полюбят.
Увидеть бы сейчас хоть какой-нибудь лучик света, но ночью на небе только россыпь из звезд и луна. Мы
