Собрание сочинений (Том 2) - Сергей Баруздин

Росла в рощице рябина, усеянная большими гроздьями ярко-оранжевых ягод. Сейчас рябину никто не рвал, а глубокой осенью, после первых морозов, ее брали в охотку. Даже Сенькина мать, не очень верившая в силу лекарств, настаивала на рябине водку и говорила, что она очень полезна для здоровья. И точно. Когда Сенька прошлой зимой простудился, мать натерла его этой настойкой, и он наутро поправился.

Слева на лугу вдоль речки растет совсем еще свежая трава. После жары пошли дожди, и зелень опять ожила, посвежела, как в первые дни лета. Одни мелкие ромашки лепестки опустили вниз и издали стали похожи на первые искусственные спутники. Сенька в книжке их видел. Такие же: шар, а позади несколько хвостов. И ромашки так: желтый шар, а вниз - лепестки-хвосты. Это - лекарственные. А обычные - они еще по-прежнему цветут. И, когда увядают, поднимают лепестки кверху.

И кашка цветет на прибрежном лугу. Есть бледная, а есть ярко-ярко малиновая. Кашка, она сладкая, если ее пожевать. Но Сеньке не хочется уходить с мосточка. Здесь хорошо.

Справа за капустным полем видна деревня. Непонятно, почему она называется Старые Дворики. Многие поотстроились в последние годы заново. Избы отремонтировали. Клуб сделали, магазин. А раньше дома старые были, и верно, что Старые Дворики. Отец говорил, что это испокон веков, когда еще французы на Москву шли. Тогда деревня сгорела, она просто Дворики была. Ну, а отстроили на старом месте деревню - назвали Старые Дворики.

Еще - правее от деревни, на бугре, - виден памятник. Солдат опустился на одно колено и знамя держит. Это - могила. С Отечественной войны. На могиле надпись: "Живые бесконечно обязаны вам". В дни праздников ребята украшают ее цветами, а весной белят памятник. А в эту весну Сенька не видел, как белили памятник, - он опять в город уезжал с матерью. Потом мальчишки издевались. "Тебе, - говорили, - торговля дороже памяти павших". Да только разве это так!

Раньше город далеко был. Шли пешком верст двенадцать до станции или тряслись на попутной телеге, а там ждали паровика.

Поезда ходили редко, и народу в них было полно: не втиснешься. А с корзинками да с мешками совсем плохо!

Мать не раз Сенькиного брата Митю просила: "Подвези!" Митя после прихода из армии в совхозе работал шофером. Это он в армии научился. Но подвозить на станцию Митя не соглашался.

- Не сердись, маманя, не могу! - говорил. - У меня машина совхозная, общественная, а вы как бы по частному делу едете. Не положено. Не сердитесь.

Теперь до города близко. Часа два езды с хвостиком. Со станции электрички в город ходят, а по шоссейке автобусы. Ну, а до шоссейки десять минут ходу.

"Завтра мамка опять в город потащит, - думал Сенька. - Яблоки поспели, да и помидоры еще не все продали".

Сенька не любил ездить в город.

Уж если б ездить, так хоть на базар. А то бегай по улицам да по подъездам, скрывайся от каждого милиционера. Стыд! А еще октябренком называешься!

В октябрята Сеньку приняли сразу же в первом классе. Вот уже год скоро. Учился Сенька хорошо. Никаких там троек. Во втором классе еще лучше будет учиться. Особенно с арифметикой ему было легко: он ее назубок по деньгам знал. В начале лета пучок редиски стоит пятьдесят копеек, потом тридцать пара, а сейчас за гривенник пучок отдают. Не успела редиска отойти, огурцы начинаются, ягоды, цветы полевые. И все свою цену имеет, десять, пятнадцать, двадцать копеек за штуку, за пару, за стакан, за пучок, а то и рубль, если что подороже.

Правда, если честно говорить, не любил Сенька эту арифметику. Лучше бы ее просто в школе изучать, чем по деньгам. Да и вообще деньги ему опостылели.

- Ты ничего не понимаешь, мал еще, - журила его мать. - Без денег куда ж?

- А почему мы на базар не едем, а все так? - спрашивал Сенька.

- Вот и говорю, что мал, - не понимаешь! - подтверждала мать. - На базаре-то все втридешева отдашь, а так подороже. Зачем же дешевить, себя обкрадывать!

- А почему милиция нас гоняет? Что мы, нечестно продаем? допытывался Сенька.

- Чем же это нечестно? Свое небось - не чужое! - объясняла мать. - А милиция, она всех гоняет.

Сенька этого не понимал. Он видел, что никого в городе милиция зазря не гоняла. Если правило нарушил, улицу не там перешел - это да. Или пьяного какого, который ругается. А так все ходили по городу спокойно, и никого милиция не гоняла. А гоняла таких, как он с матерью, да еще женщин, которые цветами торгуют у метро. И то не всегда. За цветы почти не попадало.

Мать завидовала цветочницам:

- Надо бы и нам, Коля, цветы завести. Тюльпаны там всякие, георгины, флоксы...

- Да, да, - безразлично говорил отец. - Когда-нибудь...

Сеньке казалось, что отец вовсе не собирается разводить цветы для продажи. И Сеньке не хотелось, чтоб у них были эти цветы. Хватит мороки и так. А цветы есть и полевые, все равно с ними приходится ездить в город по первым теплым дням...

Сенька снял руки с перил мосточка, поднял из-под ног щепку и бросил ее в воду. Щепка поплыла по речке, кружась, как волчок. Вот она уже прошла под мостком, задела за куст осоки, оторвалась и помчалась дальше, скрывшись от Сенькиных глаз.

Две сороки, кувыркаясь, будто подбитые, перемахнули на левый берег речки, минуту попрыгали в траве и повернули в сторону леса.

На тропке, ведущей к мостку, появились горлицы, но, заметив Сеньку, улетели.

"И мне пора, - подумал Сенька. - Мамка искать будет..."

И верно.

Только подумал, услышал:

- Се-е-е-нька! Се-е-е-нька!

Это звала мать.

Сенька почесал затылок, и его мечтательность как рукой сняло.

Залихватски подпрыгивая, помчался он вдоль капустного поля к дому.

2

Мать у Сеньки хорошая, ласковая, добрая. Только не совсем сознательная. Это потому, что она в совхозе не работает. Так Сеньке говорил его старший брат Митя. И отец не раз укорял:

- Шла бы ты, Лена, как все люди, в совхоз! Ведь совестно: Митя в совхозе, я тоже, а ты...

Мать разводила руками:

- Куда же мне от хозяйства?

Вроде бы получалось, что и не прочь она пойти в совхоз, да дела не пускают.

Это сейчас, а раньше - совсем не так. Раньше бабушка и слова не давала сказать:

- С ума спятили, что ль! Совхоз! А хозяйство свое на кого? Корову? Огород? Сад? А детенка? И не помышляйте! Хватит с вас в совхозе...

Это она обращалась к отцу и Мите. "Детенок" - это Сенька. Сенька знал, что он может спокойно ходить в соседнее село в детский сад, да и не такой уж маленький. Но возражать бабушке Сенька не мог. Ей даже отец с матерью не возражали. И Митя тоже.

Бесполезно! Бабушка была вовсе несознательная и характера крутого.

От нее, от бабушки, и шли у них сначала все поездки в город. Мать по утрам молоко возила. Заодно прихватывала лук, укроп, редиску и Сеньку. Пока молоко по квартирам разносила, Сенька где-нибудь поблизости на углу стоял.

- Кому лук, укроп, редиску? Свеженькие, - предлагал он.

Так было до школы еще.

Но молоко шло все хуже и хуже. То ли молочниц в городе стало много, то ли в магазинах молока вдоволь, но постоянные покупательницы у матери все таяли. Прежде в одном подъезде она бидон опорожняла, а потом весь двор стала обходить - и все ни с чем. Молоко оставалось и часто скисало на обратном пути.

Бабушка бранилась, корила мать, но что поделаешь! Сенька своими глазами видел, что молоко продавалось плохо.

Когда Сенька пошел в школу, бабушка заболела, и мать вовсе перестала возить молоко.

- Невыгодно, - объясняла она дома. - Дешево больно, и то не берут.

Сенька обрадовался было, но, видно, поспешил. Мать стала возить в город зелень и овощи, цветы и яблоки и еще чаще брала с собой Сеньку. Только теперь они ездили не по утрам, а после школы, ближе к вечеру.

Мать всегда торопилась:

- Люди с работы двинутся, тут в самый раз продавать.

- А что, в городе нету, что ли, ничего? - интересовался Сенька.

Они всегда спешили, и, по существу, Сенька не видел города: с вокзала прямо в метро, оттуда куда-нибудь за угол, во двор или в подъезд, там продали и обратно.

- Есть-то есть, - объясняла мать, - да не такое. У нас свеженькое все, прямо с грядки, а в магазинах разве такое?

Порой и Сенька думал, что горожанам никак не обойтись без них. Зелень и овощи брали бойко, даже когда мать повышала цену. Правда, не всегда.

В плохие дни возвращались домой почти без выручки, с непроданным товаром.

- Опять редиску в магазины выбросили, - не без сожаления говорила мать. - И палаток этих понастроили, будь они неладны!

Это и Сенька видел: в городе много пооткрывали овощных палаток и лотков, и возле них всегда толпились люди.

И вновь в такие дни бабушка ворчала, хоть и лежала уже, не вставая, в постели.

- Ты, Елена, мест не знаешь! - говорила она. - А место выбирать надо с умом. От места все зависит. Вот поднимусь, с тобой поеду, сама покажу...

Но она уже не поднялась. Бабушку похоронили хорошим майским днем на сельском кладбище. Поставили крест, чтобы все знали, что она верила в бога. Мать плакала. Сенька жалел мать и старался быть серьезным и грустным. А на кладбище в это время вовсю галдели воробьи и грачи, лопались почки на деревьях, пробивалась сквозь рыхлую сырую землю трава. Все радовалось весне.