Непокорный торнадо - Екатерина Спирина

Франческо в изнеможении замолчал и некоторое время сидел в тишине, закрыв глаза. Пока он говорил, Джессика не прерывала его, она просто слушала. Но если бы он в тот момент взглянул на нее, то увидел бы, как слезы бегут по ее щекам.

Через некоторое время просветленное сознание вернулось к нему, и он в ужасе открыл глаза и посмотрел на нее. В глазах ее стояли слезы.

Он не мог поверить в то, что произошло. Никогда в жизни ничего подобного он не делал. Все свои поражения, неудачи и страдания он всегда переносил молча, никому не открываясь. А она так просто сорвала надежный засов с дверей его души. Но, черт возьми, куда девался этот мучительный огонь боли, что вот уже несколько недель сжигал его изнутри?

– Извини, – тихо прошептал он.

– Извини? За что?

– Наверно, я был немного несдержан и слишком эмоционален, – попытался он улыбнуться.

– Если слишком часто сдерживать свои эмоции, можно заиметь проблемы с сердцем, – сказала Джессика.

– Но можно заиметь еще большие проблемы, в том числе с сердцем, если открыть его кому-то, а в него потом вонзают нож, – с горечью усмехнулся он. – И после этого стараешься больше не открывать его.

– Ты прав. Открытое сердце слишком уязвимо… – медленно проговорила Джессика, внимательно глядя ему в глаза. – Но каждому нужен человек, с которым можно снять маску и быть самим собой, – добавила она.

Быть самим собой… Когда в последний раз он был самим собой? Он задал себе этот вопрос, и в сознании всплыл образ мальчика лет восьми, который плакал из-за того, что его не взяли в детскую команду «Пьемонтезе». Тренер, увидев его слезы, жестоко усмехнулся и сказал, что слезы в футболе бесполезны, ибо футбол не знает жалости, и, как и в природе, тут идет естественный отбор: побеждает сильнейший, а сильнейший не плачет. Тогда Франческо стиснул зубы, возвратился в Тоскану, в местную футбольную школу. Он тренировался каждый день все свободное от школы время. Через год он вернулся в Турин. Его взяли в клуб мечты. Он победил. С тех пор он ни разу не плакал. И никому не открывал душу.

Он виновато опустил глаза и решил, что лучше вернуться к работе. Он не хотел продолжать эту тему, чувствуя себя смущенным. А еще он не хотел слышать слова жалости и уверения, что все наладится. Уже не наладится, и он это знал.

Джессика чутко уловила его настроение и подчинилась его желанию вернуться к работе. Она попыталась сосредоточиться на тексте, но ей было сложно сделать это. Она украдкой бросала взгляд на Франческо. Он, в действительности сильный и мужественный, сейчас казался израненным и беззащитным. Он старался скрыть это, но она по глазам видела, что ему очень плохо. Джессике хотелось помочь ему, но она была всего лишь одной из сотни его знакомых, одной из многих его коллег, и ей оставалось лишь сочувствовать ему. Завершение карьеры для спортсмена – слишком тяжелый момент в жизни, и помочь преодолеть его могут только очень близкие люди и друзья. Она для него была, по сути, никем. И она никак не могла спасти его от этой отчаянной боли, которая отражалась в его глазах. Так ей казалось…

Когда она встала, чтобы попрощаться и уйти, ей хотелось сказать что-то ободряющее, но в глубине души она почувствовала, что он не хочет этого. Джессика протянула ему руку для пожатия:

– Хорошего дня, Франческо.

Он встал и приблизился к ней.

– Джесси… Спасибо…

Несколько мгновений они смотрели друг на друга, но потом он не выдержал и впервые за все это время обнял ее. Она буквально утонула в его сильных объятиях, поскольку была достаточно хрупкой и невысокой девушкой, а он все-таки был приличного роста, крепко сложенным футболистом. Сначала она немного растерялась, но потом ответила робким объятием.

С минуту они стояли обнявшись. Франческо вдруг почувствовал, что наслаждается моментом. Моментом радости, которая разливалась внутри него. Радости от того, что обнимает друга.

14

Через пару часов Франческо ждал в аэропорту вместе с командой посадку на самолет в Палермо. Они летели на очередной матч.

После ухода Джессики у него не было времени подумать о произошедшем. Но он испытывал чувство освобождения и был благодарен ей за это, хотя по-прежнему был смущен.

Единственной мыслью, пронзившей его по дороге в аэропорт, когда он начал приходить в себя, была мысль о том, что Джессика может предать огласке все то, что он сегодня наговорил. Хуже всего, что он даже не помнил толком, что именно он там наговорил. Этот торнадо затмил на миг его светлый разум.

Он раздумывал над этим всю дорогу и все время ожидания посадки. Он порывался ей позвонить и сказать что-то типа: «Джесси, я хотел бы, чтобы этот разговор остался между нами». Но мало того, что это выглядело глупо, так было еще и бесполезно. Бессмысленно просить женщину держать язык за зубами.

Единственное, что его успокаивало, – это отсутствие у нее каких-либо доказательств этого разговора. Если только она не записала разговор на диктофон…

Сердце его на мгновение остановилось. Ведь он ничего не видел вокруг себя, пока говорил. А что если она была с диктофоном? Его панические мысли прервал телефонный звонок.

– Франчи, чао! Это Серджо. Как дела?

Серджо был его старым другом. А еще он был спортивным журналистом. Его перу принадлежит множество статей о жизни великих спортсменов. Недавно он также опубликовал очерк о карьерном пути Франческо. Серджо брал у него немало интервью, и они выпили десятка два чашек кофе за написанием этого очерка.

В то время Италия узнала скандальную историю об одном известном актере. Очерк принадлежал перу журналиста Амедео Грильярди, который в прошлой жизни был не иначе как деятелем инквизиции. Если он знал, что в жизни знаменитого человека есть сомнительная история, он находил события менее крупного формата, а потом, показывая свою полную осведомленность о жизни несчастного интервьюируемого, умудрялся вытягивать факты, ему необходимые. Люди начинали нервничать и рассказывали больше, чем хотели бы. Знаменитости его, понятно, не любили и со временем сразу же отказывались давать ему интервью, поэтому он добывал сведения у их ближайшего окружения и узнавал немало интересного иногда даже путем психологического шантажа.

– Чао, Серджо! Я в аэропорту, летим в Палермо. Что-то важное?

– Угадай, кого недавно я видел недалеко от твоего дома?

– Не знаю, Серж.

– Амедео Грильярди с той девушкой, которую ты мне представил пару недель назад в твоем офисе. Джессика, кажется.

Франческо почувствовал, буквально физически, как сердце начинает падать куда-то в пропасть. У него даже потемнело в глазах.

– Надеюсь, она не твоя любовница, чтобы он мог выпытать у нее какие-нибудь тайны? – пошутил Серджо.

Нет, она не была его любовницей. Но она именно сегодня, пару часов назад, узнала «немного» секретную информацию.

– О! А вот и он, Франчи, и в каком-то странном настроении. Я перезвоню тебе позже, может, даже расскажу что-нибудь интересное из твоей жизни, о чем ты и не подозреваешь, – засмеялся он и повесил трубку.

Франческо было плохо. Очень плохо. Он не помнил, как он дошел до самолета, где он вставил в уши наушники и закрыл глаза, притворившись спящим.

Внутри него царствовал страх, который потом сменился бурей. Он сопоставил факты: раньше она тоже была спортивной журналисткой, и, очевидно, эти двое были знакомы. Видимо, она вошла к нему, Франческо, в доверие, чтобы выпытать все это, а потом предоставить материал для очередной грязной статьи Амедео. И, может, даже она была сегодня с диктофоном. Франческо застонал. Жизнь летела в пропасть, он это чувствовал. Он называл и ее, и себя самыми грязными словами, которые только существуют в итальянском языке, а лексика этого красивейшего языка очень богата экспрессивными выражениями. Он ненавидел ее. Впервые в жизни он чувствовал такую жгучую ненависть. Наверное, если бы она в тот момент предстала перед ним, он убил бы ее, не раздумывая.

15

Смартфон завибрировал сразу, едва самолет приземлился в Палермо, и появилась связь. Помимо всего прочего, была пара звонков от Серджо. Франческо безразлично смотрел на список вызовов в своем телефоне. Какая теперь разница? После бури наступила апатия. Сегодня был эмоционально перегруженный день.

Он убрал телефон и пошел со своими компаньонами на выход. Он улыбался и шутил, будто все хорошо. Партнеры по команде пока не знали, что его контракт не будет продлен, а потому даже не догадывались, как он страдает. Они думали, что Франческо просто не выспался, раз так крепко спал в самолете. Они даже не догадывались, что к горечи от непродленного контракта примешалась еще и горечь предательства.

Он опять надел маску, но в этот раз закрепить ее на лице оказалось сложнее, чем когда-либо. Франческо имел достаточно спокойный характер и хорошо умел управлять своими эмоциями. Он никогда не был замешан ни в каких скандалах, ему никогда не предъявляли обвинения в нетактичном поведении, и он никогда не предпринимал никакие словесные выпады в адрес кого бы то ни было. Будучи капитаном команды, он постоянно участвовал в спортивных конференциях, у него часто брали интервью, но все его слова и суждения всегда оставались корректными. И также он никогда не позволял себе хоть как-то проявить свое недовольство в адрес своих партнеров по команде, тренеров или противников. Даже теперь, когда в душе он был более чем раздражен своей несправедливой ролью полировщика скамейки запасных, никто не замечал его недовольства. И он понимал, каким нонсенсом станет публикация его действительного отношения к данной ситуации.