Рождение «Сталкера». Попытка реконструкции - Евгений Васильевич Цымбал
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Оставим слова «картон, залипуха, утрата правдоподобия» на совести БН. Я и по сей день убежден, что ни «картона», ни «залипухи» там нет — есть великолепная, не имеющая аналогов в советском кино работа режиссера, художника и оператора, не говоря об актерах. Хотя во время съемок «Сталкера» Тарковский считал «Солярис» неудачной картиной, но я и сегодня уверен, что это один из наиболее совершенных его фильмов.
Летом 1972 года Тарковский, как и десятью годами раньше, вкусил радость пребывания на вершине успеха и славы.
В августе Андрей Арсеньевич впервые вместе с женой выехал за границу в качестве председателя международного жюри кинофестиваля в Локарно (Швейцария). Он познакомился со всемирно известным писателем Максом Фришем и был приглашен к нему на обед. Швейцария понравилась Тарковскому своим комфортом и сервисом. Это очень удобная, но совсем не его страна. Тарковского не устраивает такая упорядоченная, организованная, во всем продуманная жизнь. Он не был бы самим собой, если бы не добавил в это безоблачное существование ложку дегтя в стиле Достоевского:
Швейцария — невероятно чистая, ухоженная страна, в которой хорошо тем, кто устал от суеты. Очень похожа на сумасшедший дом — тишина, вежливые сестры, улыбки…[61]
Ермаш во главе Госкино
Во второй половине августа председатель Госкино СССР Алексей Романов, которого Андрей Арсеньевич считал своим главным врагом, был отставлен. На его место назначили Филиппа Ермаша. Впоследствии Тарковский и его будет называть своим главным врагом и губителем. Его отношение к Ермашу будет пропитано ненавистью и презрением. Но пока режиссер связывает с ним оптимистические ожидания: «До сих пор он относился ко мне хорошо»[62]. Вот только чем объяснялось это хорошее отношение? Ермаш, работая в Отделе культуры ЦК КПСС, не нес персональной ответственности за фильмы, создававшиеся на киностудиях. Репрессии в отношении фильмов с ним лично не связывались. А может, дело было в том, что Ермаш не был близко знаком с Тарковским, их контакты не несли печати личного отношения? К другим режиссерам, например к Владимиру Мотылю, Ермаш относился куда строже и неприязненнее, но и знал его лично в течение многих лет.
Некоторые исследователи считают, что Ермаш при всех минусах его должности и явно отрицательных результатах некоторых его решений, сделал и немало полезного. Вот, например, как писал о нем историк и киновед Виктор Листов:
Он выполнял порученные ему функции генерального надсмотрщика, но сам большого рвения не проявлял, для острастки кинематографистов спуская ретивых заместителей вроде Павленка или редакторов вроде Даля Орлова[63]. Хотя Госкино не было заинтересовано в замораживании своей продукции, при Ермаше каждый год укладывались на полку или серьезно ограничивались в тираже, становясь практически недоступными для зрителей, картины: «Иванов катер» (1972), «Тризна» (1975), «Осень» (1976), «Вторая попытка Виктора Крохина» (1977) и т. д. Правда, нередко Ермаш старался и защитить картину или добиться ее снятия с «полки», как было с «Темой» (1979) Глеба Панфилова и «Агонией» (1974) Элема Климова[64].
Благодеяния председателя Госкино СССР — это особая тема, и я убежден, что защита этих фильмов Ермашом и их последующий выпуск на экраны с учетом «поправок» дорого обошелся режиссерам и их фильмам, больше потерявшим, чем приобретшим от «улучшений», инспирированных новым министром. Я видел эти фильмы до и после их «выправления и улучшения» и могу свидетельствовать об этом.
Виктор Листов: Ермаш закрыл Экспериментальное Творческое Объединение (далее ЭТО) Чухрая, но покровительствовал Вадиму Абдрашитову, Илье Авербаху и Динаре Асановой. Он мог сказать, что в «Зеркале» (1974) у Андрея Тарковского «Бах звучит как-то не по-советски», но позволить режиссеру переснять «Сталкера» (1979), при нем Сергей Параджанов сделал «Цвет граната» (1970) и «Легенду о Сурамской крепости» (1984). Ермаш был сторонником не только партийного, но и массового кинематографа. Будучи прирожденным продюсером, он не заботился об окупаемости отдельной картины, но его волновала рентабельность отрасли в целом. При нем запускались и выходили блокбастеры вроде «Экипажа» (1980) и «Пиратов XX века» (1979), собравшие неслыханное для советского фильма количество зрителей[65].
Это было мнение Виктора Листова, с которым далеко не все кинематографисты (включая упоминаемых) были согласны.
После восторженного приема «Соляриса» в Европе и мощного импульса положительных эмоций Тарковский полон энергии, он рвется снимать «Белый, белый день». Чрезвычайно важный для него, очень личный сценарий, также написанный в соавторстве с Александром Мишариным, основан на отношениях с матерью и ушедшим от них отцом, воспоминаниях военного детства. «Солярис» закрепил за режиссером репутацию гения. Но режиссер понимал, что приязнь у партийного и кинематографического начальства может в любую минуту смениться совершенно иным отношением.
О быстро преходящем фаворе ему дали понять уже в сентябре, не разрешив ехать в Париж с женой, хотя Озерову и Бондарчуку это позволили. В качестве компенсации Ермаш включил Андрея Арсеньевича в состав официальной делегации, едущей в Италию.
Страна хорошая, но компания отвратительная: Герасимов, Озеров, Храбровицкий… Есть смысл ехать, решив ни о чем с ними не разговаривать. Просто улыбаться и говорить о пустяках. Посмотрим…[66]
В сентябре Тарковский съездил во Францию, теперь предстояла поездка в любимую им Италию. В обществе «орденоносцев и облеченных званиями», которые, по мнению Андрея Арсеньевича, «превратили наше кино в руины»[67].
«Отвратительной компанией» он называет прижизненного классика, профессора ВГИКа, депутата Верховного Совета СССР, обладателя Сталинских и Ленинских премий, множества должностей, постов и званий Сергея Герасимова. Обласканного властью и приближающегося к положению классиков Юрия Озерова, которого Тарковский называл за глаза Бульдозеров и который прославился монументальной эпопеей «Освобождение», утверждавшей партийно-официальную версию Великой Отечественной войны. Или даже не столь официозного Даниила Храбровицкого — сценариста, ставшего режиссером, прославившегося сценариями ярких советских фильмов начала 1960‐х годов — «Чистое небо» (реж. Григорий Чухрай) и «Девять дней одного года», поставленного учителем Тарковского Михаилом Роммом. Андрей Арсеньевич к «Чистому небу» и его создателю относился скептически.
Тарковский чувствовал себя не в своей тарелке рядом с титулованными коллегами, которых он не переносил. Даже внешне он разительно отличался от солидных и вальяжных киномэтров. Худощавой легкой фигурой, резкой пластикой он напоминал мальчишку. Был по-юношески быстр
