Почему Россия? Мой переезд из американского дома в гетто в российскую хрущёвку в Москве - Тим Керби

Когда чернокожий угрожает тебе, а в ответ ему ты на полном серьезе со взглядом Ивана Грозного отвечаешь: «Мой сладкий, я тебя трахну в ж***», они начинаются от тебя отступать. Около тебя возникает пустое пространство, как будто твоя тень – чума. Как будто твоя тень сожрет их плоть. Это было гораздо лучше, чем быть избитым или умирать с голоду. В средних классах я иногда не мог получить достаточно еды в школьной столовой, так как не был достаточно крут.

В седьмом и восьмом классах меня называли Nigger (чернож****). Наверное, это самое оскорбительное слово в английском языке, они имели в виду, что я был как «раб» в тюрьме. Затем меня звали Crazy White Boy (сумасшедший белый мальчик), затем начали звать Crazy White Man (сумасшедший белый мужчина).

Благодаря, так сказать, «моему террору», я перешел из касты рабов в касту мужиков. Используя террор (без насилия), я смог стать невероятно свободным и вновь почувствовать себя человеком. Хотя я был изгоем, я был изгоем среди равных и был свободен от ежедневного унижения. Террор как способ выживания сработал, но когда добиваешься свободы с помощью террора… полиция ночью приезжает обыскивать твой дом.

Простите что я отвлекся, до конца урока химии оставалось десять минут. Джессика подошла ко мне, плавно двигая бедрами.

– Тим, слушай, мне надо на работу после школы, но далеко, в магазине в Лейквуде. Сможешь отвезти меня туда на машине?

В США подростки очень часто работают после школы. Когда ты молодой девственник, и тебя просит богиня школы, то трудно отказаться!

– Да-да, я могу…. Но, Джессика, ты же знаешь, что тебя ждет.

Она с улыбкой ответила:

– Ну да, твой грузовик жестковат, но двадцать минут моя попа как-нибудь выдержит!

Да, мой грузовик был жестким, с камуфляжем и дополнительными элементами из стали, как в фильме «Безумный Макс». Конечно, я покраснел, услышав от нее слово «попа». Попа у нее была что надо!

– Не, просто ты знаешь, что, если тебя увидят со мной, это испортит твою репутацию.

– Да ладно тебе!

Я тихо ответил:

– Серьезно, ты знаешь, есть девушка, которая пишет мне письма каждый день и тайно их передает. Даже, блин, эта моя «подружка» боится показаться рядом со мной, иначе это будет конец ее школьной жизни. Тебе точно будет плохо.

Почему та девушка хотела со мной постоянно общаться, но при этом абсолютно секретно, я до сих пор не понимаю. Это не был расовый фактор.

В очень сексуальной манере, как кинозвезда, Джессика наклонилась ко мне ближе и с улыбкой сказала:

– В этой школе я настолько крутая, что завтра твоя репутация улучшится в десять раз, потому что я была в твоем грузовике, понятно?

– Ну хорошо!

Итак, после школы Джессика села в мой грязный грузовик (грузовик был всегда грязным потому, что мои враги кидали в него мусор каждый день), и мы поехали в Лейквуд. На следующий день она подошла ко мне до урока химии, расстроенная, и смотрела в пол, а не на меня.

– Ну, блин, Тим, ты был прав: поездка с тобой испортила мою репутацию. Теперь обо мне все сплетничают, это ужасно, как будто все против меня…

– Джессика, моя чума сильнее любой крутой девушки, но было приятно проехаться с тобой!

– Ну да, взаимно, все равно спасибо тебе огромное.

Часть десятая

Таром и его бабушка

Я стою как будто перед судьей, и меня как будто обвиняют в убийстве. Я в одежде металлиста, мои сорокасантиметровые волосы распущенны, и я с длинной бородой. Мне, наверно, шестнадцать лет. Конечно, на черной футболке изображен или череп, или труп. Я открываю рот как российский солдат отвечающий сержанту.

– Миссис Скраггз, мы с Таромом оба любим реслинг, и я прошу у вас разрешения приглашать вашего внука к себе в гости, чтобы посмотреть матчи реслинга и участвовать в соревнованиях нашей мини-лиги по реслингу.

– Ты вообще кто такой? – пожилая африканская бабушка смотрит на меня с непониманием и с ненавистью.

– Меня зовут Тим Керби, я учусь с Таромом много лет…

– Бабушка, помнишь, он был со мной на физкультуре в восьмом классе?

– Нет, его не помню, они все одинаковые.

– … и давно хочу проводить время с Таромом, я сам…

Я не знал, что сказать, чтобы показаться бабушке нормальным человеком:

– … сам, никогда не употребляю наркотики! У меня хорошие оценки.

– Правда, бабушка, он сейчас не под кайфом!

– А сколько у вас белых, как ты сказал, в этой «мини-лиге»?

– Ну, мы в большинстве, но…

– Ага, надо об этом подумать.

Африканская бабушка не разрешила Тарому смотреть реслинг и участвовать с нами в соревнованиях. Наверно, из-за расовой принадлежности. Мне надо было надеть костюм на собеседование. Блин, вот я придурок.

Жалко, что она не могла просто сказать мне правду в глаза, что она ненавидит всех белых. Мои одноклассники были более искренни в своей ненависти.

Часть одиннадцатая

Фрейд сказал, что виноват отец

Я уже много рассказал о моей школьной жизни, надо бы разбавить. Давайте теперь про моего отца, он действительно повлиял на мое решение попробовать новую жизнь в далеких краях.

История первая. Ночь. Мы едем очень быстро. Я лежу в кузове пикапа. Стальная клетка для собак придавила меня к стенке кузова, мне тесно, и нет возможности повернуть голову в другую сторону. Я вижу, как в темноте появляются и исчезают фары очередной машины. Даже летом на скорости сорок миль в час ветер кажется достаточно холодным. Задняя дверь открыта, чтобы клетка влезла в пикап, но, безусловно, я никак не пристегнут, и каждый раз, когда машина газует, я чувству силу гравитации и толкаю себя ближе к кабине.

Вот оно, папино воспитание. На днях он купил клетку для животных и взял с собой парочку друзей, чтобы те помогли тащить клетку. В пикапе только три места, а для сына, еще сопляка среди мужиков, отвели место в кузове под клеткой.

История вторая. Рано утром осенью, перед рассветом, мы идем сквозь болото. Единственное, что я вижу, это движение человеческого тела передо мной. Папина спина идет вверх-вниз, вверх-вниз. Всю дорогу я держу дробовик над головой, любой солдат знает, что нельзя опускать оружие в воду. Мне восемь или девять лет. Хотя я тогда весил, наверное, килограммов сорок или сорок пять, я несу рюкзак с оборудованием килограммов двадцать. Мне тяжело, и все болит. На мне резиновый комбинезон, я сухой, но низкая температура воды все равно очень сильно ощущается.

Шаг за шагом я слежу за человеком передо мной. Болот в Огайе (это мой штат, и я могу склонять слово Огайо, если хочу!) немало, и их дно абсолютно непредсказуемо и не ровное. Один шаг в неправильную сторону, и все – упадешь в ледяную воду, а потом в больницу. Собака плывёт рядом, смотрит на меня, но все мое внимание сосредоточено на том, что я чувствую под ногами. Голова в пять утра ничего не соображает, и надо дойти до цели – засидке на уток. Мне было так тяжело, так холодно, так больно держать руки над головой минут пятнадцать! С огромным рюкзаком невозможно долго ходить даже по ровной тропинке, а в воде – вообще просто ад, но у моего отца есть только два правила в жизни: 1. Не говори мне (отцу), что надо делать! 2. Не жалуйся!

Чтобы соблюдать пункт номер два, я молчал весь путь…

История третья.

– Папа, ну я не могу!

– Че ты не можешь? Матч начинается через тридцать минут, шевели булками!

– Ну я никогда этого не делал.

– Вот и будет в первый раз.

– А если увидят и вызовут полицию?

– Да, ну, бля, ты что девчонка?! Это же бар «У Стенли», ссы на стену, ничего не будет…

Пописав первый раз в жизни публично на стену бара многолетнего друга отца, мы пошли дальше на матч по американскому футболу, наши The Cleveland Browns против The Pittsburgh Steelers. Папа как настоящий фанат купил нам билеты в спецзоне для страстных болельщиков – The Dawg Pound. (Слово Dog специально пишется неправильно).

Для ребенка это было достаточно яркое событие. Матч был классный и, по-моему, наши победили, но настоящее зрелище было вокруг меня. В этой зоне не было сидений в виде отдельных стульев, а только скамейки, потому что часто случались драки. Везде вокруг меня кричали матом, и пахло пивом, виски и сигаретами. На матч пришли мужики с заводов, грязные и бородатые, а мне было шесть лет, и я был маленьким и тихим.

История четвертая.

– Че ты, бля, мнешься, отрежь у него х**! – сказал мне местный мужик с сильным южным акцентом, родившийся в северном штате Огайо. Чтобы вам было понятнее, представьте, что у него очень сильный украинский акцент, и кстати, читая книгу, всегда представляйте, что мой отец говорит с челябинским акцентом.

– Да, блин, Тим, давай уже – раз и отрежь! – Папа подтверждает мудрость местного и глотает пиво «Pabst Blue Ribbon». Кстати, хипстеры частенько пьют именно это пиво ради прикола. Для них это признак рабочего быдла, а для моего отца – естественный выбор.