Комната Наверху и другие истории - Терри Биссон

«Бонни Бэг» — это крошечное кафе, где подают сандвичи, его охотно посещают юристы, риэлторы и другая толкущаяся вокруг недвижимости публика, большая часть из которой имеет глубокие корни в Хантсвилле; Объезд они оставляют ребятам из НАСА и университетов.

— Ты меня напугала, — произнес я, опускаясь одновременно с Кэнди в кресло отгороженной кабинки кафе. — Догадался, что ты звонишь из «Беличьего Хребта», и испугался, что…

Как всегда, Кэнди выглядела весьма живописно в своей отглаженной цвета хаки униформе Департамента по озеленению. Некоторые девушки выглядят хорошенькими, не прилагая ни малейших усилий. Кэнди для этого приходится поработать, и это делает ее (для меня) даже более неповторимой, особенно после брака с женщиной, которая притворялась, но только притворялась, что презирает свою красоту.

— Не беспокойся, — отозвалась Кэнди, прерывая мои речи той самой улыбкой, которая в первую очередь и заманила меня в Алабаму, а также легким прикосновением к тыльной стороне ладони, тотчас разбудившим воспоминание о нашей «почти интимности» накануне вечером. — Просто мне надо было кое-что подписать, и все. Документ. Формальность. На самом деле это был ОИПЖ.

Я знал, что такое ОИПЖ. Отказ от искусственного поддержания жизни.

— Разумеется, это просто часть процесса, формальность и все такое. Но все равно это какой-то фатальный шаг, ты понимаешь, о чем я? — спросила Кэнди. — И больно так. Приходится разрешать им, фактически приказывать не бороться за жизнь твоего отца, позволить ему умереть.

— Кэнди… — пробормотал я. Наступила моя очередь взять ее за руку. — Твоему отцу девяносто лет. У него болезнь Альцгеймера. Рак. Седые, как снег, волосы. Ни одного зуба. Он неплохо пожил, но теперь…

— Восемьдесят девять, — поправила меня Кэнди. — Ему еще не исполнилось шестидесяти, когда родилась я. И жизнь у него была не такая уж прекрасная. Ужасная была жизнь. Он и сам был ужасным человеком. Он обездолил людей в четырех округах. Но все же… Он…

— Теперь он больше не ужасный, — сказал я. И это была правда. Я никогда не встречался с тем Виппером Биллом, которого все ненавидели. Я знал мягкого, одурманенного наркотиками страдальца. Целыми днями он смотрел передачи Ти-эн-эн и Си-эм-ти-ви, поглаживая, словно болонку, расстеленную на коленях салфетку. — Теперь он просто милый старик. Его проблемы и заботы в основном канули в прошлое. Теперь твоя очередь жить. И моя тоже. Ага, вспомнил! Мне звонил By! Насчет астрономического проекта, над которым он сейчас работает.

— Чудесно! — воскликнула Кэнди. By ей нравился. Он всем нравился. — Где он? Все еще на Гавайях?

— Наверное, — отозвался я. — Он не оставил номера. Да и какая разница. Все равно у меня нет канала выхода.

— Уверена, он еще позвонит, — улыбнулась Кэнди.

В «Бонни Бэг» вы не можете заказать, когда хотите. Вас вызывают, словно в начальной школе. Бонни, хозяйка, сама подходит с небольшой доской, на которой лежат пять видов сандвичей, каждый день одинаковых. На самом деле в начальной школе было, пожалуй, лучше, там вас вызывали, но никогда не подтаскивали доску прямо к парте.

— Как ваш папочка? — спросила Бонни.

— Все так же, — ответила Кэнди. — Я была сегодня в «Беличьем Хребте», в больнице. Они все считают, что он стал такой милый. — Она не стала ничего объяснять про ОИПЖ.

— Вот, должно быть, они удивляются, — воскликнула Бонни. — Я никогда не рассказывала вам, как он накинулся на моего папочку? На трейлерной парковке у Беличьего хребта?

— Ну разумеется, Бонни, вы мне рассказывали несколько раз. Но от болезни Альцгеймера он стал куда симпатичнее, — заметила Кэнди. — Некоторые пожилые люди становятся от нее очень злобными, но мой папочка стал таким милым. Так уж случилось.

— А еще он напал на моего сводного брата Эрла. Это было на трейлерной парковке в Виллоу-Бенд, — продолжала Бонни. — Назвал его…

— Пожалуй, надо было бы заказать, — перебила ее Кэнди. — У меня на ленч только двадцать пять минут, а прошло уже одиннадцать.

— Конечно, конечно, — пробормотала Бонни, посасывая себе щеку, и постучала по доске, приготовившись сделать мелом заметки. — Ну, голубки, что вам подать?

Я, как обычно, заказал ростбиф, а Кэнди — тоже как обычно — салат с курицей. К обоим блюдам подают пакетик чипсов, и, как обычно, мне пришлось оба съесть самому.

— Ты слышала, как она нас назвала? «Голубки»! — прошептал я. — Как насчет того, чтобы с сегодняшнего дня сделать эту версию официальной? Предлагаю сделать тебе предложение.

— Бонни всех называет «голубки».

Кэнди — чудесная старомодная девушка с Юга из тех, что особенно меня привлекают, потому что они никогда (совсем не так, как в мифе о них) не краснеют. У нее были собственные причины без энтузиазма отнестись к моему предложению (и соответствующим привилегиям для меня). Последний раз, когда она была помолвлена, а тому уже десять лет, Виппер Вилл в пьяном виде явился на репетицию свадебного торжества, набросился на жениха и священника, обозвал их обоих… очень эффективно отложив таким образом свадьбу, а потом расстроив и помолвку. Кэнди больше не желала даже выслушать предложение до тех пор, пока она не уверится, что может его принять, не беспокоясь о своем старике и о том, что он может выкинуть на сей раз.

— Сейчас все в порядке, Кэнди. Он в больнице, — ласково проговорил я. — Мы спокойно можем заняться собственной жизнью. Можем строить планы. Можем…

— Уже скоро, — отозвалась она, дотрагиваясь — нежно, мягко, совершенно! — до моей руки. — Но не сегодня. Сегодня среда, ты забыл? А вечерами по средам мы отправляемся «в ночное».

Я не спешил возвращаться в офис к своим занятиям, Кэнди снова отправилась на работу, а я зашел на станцию и стал наблюдать, как Хоппи меняет прокладки тормозов на передних колесах у «форда-тауруса».

— Янки Виппера Вилла, — как обычно, буркнул он. И как обычно, я отозвался:

— Точно.

Но сегодня Хоппи был в настроении поболтать, а потому спросил:

— Как там старина Виппер Вилл?

— Прекрасно, — ответил я. — Просто персик. Золотой стал человек. Целыми днями смотрит Си-эм-ти-ви и Ти-эн-эн в «Беличьем Хребте». Это больница такая.

— Я тебе никогда не рассказывал, как он на меня наехал? На трейлерной стоянке «Сикомор Спрингз»? Он обозвал меня…

— Такое впечатление, что он успел пострелять во всех.

— Еще хорошо, что стрелок он никудышный, — заметил Хоппи. — Во всяком случае, для владельца трейлерных стоянок. Самый сволочной сукин сын в четырех округах.

— Теперь он уже не сволочь, — повторил я. — Смотрит себе целый день Си-эм-ти-ви и Ти-эн-эн в «Беличьем Хребте». Это больница так называется.

— Благослови, Господи, этого Альцгеймера, — ответил Хоппи и закончил: — Сказал Нуф-Нуф.

Он снова занялся своими тормозами, а я вышел на солнце и через пустырь отправился в офис. Мне не слишком хотелось возвращаться к учебе, а потому я остановился взглянуть на старое сиденье из деревянных бусин — мой маленький сувенир в память о Нью-Йорке. Сиденье определенно выглядело лучше. Но как такое возможно? Опустившись на колени и не касаясь ничего руками, я пересчитал бусины на четвертой леске, начиная от того, что в лучшие времена было верхом, донизу. Девять деревянных бусин. Судя по длине обнажившейся неопреновой лески, там должно быть еще пять или шесть штук. Чувствуя себя почти добродетельным, я записал шариковой ручкой у себя на ладони: 9. В следующий раз я буду знать наверняка, у меня будет доказательство.

Вернувшись в офис, я вынул свою диетическую вишневую «колу» без кофеина из маленького холодильника, который все еще был забит пойлом Виппера Вилла в пинтовых банках. Никогда не мог понять, зачем он держит свое питье в холодильнике. Мог только догадываться, что Виппер Вилл не хотел рисковать: вдруг от хранения в обычных условиях оно состарится, то есть станет еще круче?

Развернув на подоконнике «Юридический журнал штата Алабама», я углубился в его изучение. Проснулся я от телефонных звонков. Звонил By.

— By!

— Разве ты не получил мое сообщение? — спросил он.

— Получил. И очень обрадовался, но ответить не мог, — объяснил я. — Здесь нет канала выхода. Как там твои? — У By и его жены было двое сыновей.

— Вернулись в Бруклин. Не выдержали здешней погоды.

— Это на Гавайях-то?

— Я сейчас в обсерватории на Мауна-Киа, — уточнил By. — Это на высоте двенадцать тысяч футов. Здесь почти как на Тибете.

— Ну и дела, — пробормотал я. — Ну и как работа? Обнаружил какие-нибудь метеориты?

— Ты вообще помнишь, что я тебе говорил, Ирвинг? — By почти никогда не называет меня Ирвингом. Это значит, он очень раздражен. — Метеорология не имеет никакого отношения к метеоритам. Она занимается погодой. Моя работа состоит в том, чтобы составлять для обсерватории расписание наблюдений, а они зависят от погоды.