Дети и деньги. Что разрешать, как запрещать, к чему готовиться - Катерина Демина

Третьеклассница Аня «на секундочку» оставила свой самокат в поле зрения школьного охранника и отбежала в туалет. Когда вернулась – самоката не было. Дальше мама Ани методично обходила:

• охранника, который заявил, что он тут не для того стоит, чтобы всякие брошенные самокаты охранять;

• завуча школы, которая приняла ситуацию близко к сердцу и стала уговаривать Аню «вспомнить», что на самом деле самокат она оставила возле своего подъезда;

• начальника охраны, который обнаружил, что запись с камеры слежения не ведется – сломан магнитофон.

Дети указали на девочку из параллельного класса, у которой в тот же вечер появился новый самокат. Прямо на улице так вдруг и появился. Девочка, будучи спрошенной учительницей, сказала, что самокат дала покататься другая девочка, и даже назвала ее имя и адрес. Но у этой девочки родители не идут ни на какие контакты и отказываются общаться. Оба – юристы. «Что ж, – вздохнула Анина мама. – Купим весной другой». На том история с угоном колесного средства и закончилась.

Правовая незащищенность всех и от всего в нашей стране скорее норма, чем исключение. Поэтому, наверное, и неплохо, если ребенок «обожжется» на чем-то не очень дорогом, чтобы потом научиться следить за своими вещами и держать ухо востро. Не знаю. Грустно все это. Но что делать – не представляю.

В любом случае, ваша реакция на кражу должна быть такой же, как на любую потерю: внимательно выслушиваем пострадавшего, стараемся присоединиться к его переживаниям, если они очень сильные и болезненные – называем эмоцию: «Тебе, наверное, очень обидно… Ты, наверное, очень злишься… ты чувствуешь себя беспомощным…» И так до тех пор, пока слезы не иссякнут.

На бумаге эти рекомендации выглядят довольно смешно и немного по-дурацки. Но они РАБОТАЮТ, даю слово. Только надо выдержать правильный тон: в меру сочувственный, не впадая в ажитацию, но и не обесценивая потерю, как делают многие родители: «Да плюнь ты, из-за чего тут расстраиваться?!» Огорчает не столько утрата ценности, сколько вот это ощущение беззащитности и невозможности что-то исправить, бессилия. Кстати, это актуально для переживания любой потери.

Резюме. Ваш ребенок пошел в школу, это совершенно новый для него мир. Стоит потратить некоторое время и познакомить его с основными правилами и особенностями этого мира. Отработайте навыки безопасного поведения. Не стоит покупать и давать в школу дорогие вещи, утрата которых будет болезненна для вас и для ребенка. Не участвуйте в «конкурсе родительских кошельков», не поощряйте разговоры на тему «у кого что есть крутое». Постарайтесь сфокусировать внимание ребенка на сути происходящего в школе, а не на внешних атрибутах. Тем не менее помните, что потери неизбежны.

Глава одиннадцатая, криминальная, в которой мы обсудим, что делать, если вы столкнулись с детским воровством

Когда родители обнаруживают, что их ребенок что-то украл, первой реакцией обычно становится шок и отрицание: «Не может быть, наш ребенок не мог этого сделать». Причем размер украденного не имеет значения, тихонько положенная в карман жвачка вызывает точно такую же бурю негодования, как и выпотрошенный бабушкин тайник на похороны. Что делать и как правильно реагировать, чтобы исключить подобные явления в будущем?

Если ребенок маленький , а случилось все впервые, достаточно будет СПОКОЙНО объяснить, что вещь чужая, а чужое брать нельзя. Поэтому «мы сейчас вместе пойдем и вернем, извинимся, может быть, заплатим, если вернуть нельзя (продукты, например)». Очень важно в этот момент не запугать ребенка. Мне кажется, что стыдить и восклицать патетические слова в адрес трех-шеститилетнего не совсем уместно. На этом этапе ваша задача – не унизить или устрашить малолетнего преступника, а внести ясность и установить закон. В конце концов, почти все дети в этом возрасте делают попытку присвоить чужое, точно так же, как они проверяют на прочность предметы мебели или выясняют «на сколько хватит тюбика зубной пасты». Вот и продемонстрируйте ему правила вашей семьи: «Дорогой, люди не берут чужие вещи без спроса, это не принято. Тебе бы понравилось, если бы кто-то взял твой велосипед себе и не вернул бы? Так что пойдем, отдадим все назад, извинимся, и, пожалуйста, никогда больше так не делай».

Недавно я наткнулась на рассказ Николая Носова «Огурцы», помните, где Павлик с ребятами залез на колхозный огород, нарвал огурцов, притащил домой (!), а мама ему сказала «неси назад». И как он там плакал и говорил, что дедушка-сторож его застрелит, а мама говорила «пусть лучше у меня совсем не будет сына, чем будет сын – вор». Я хорошо помню, что в детстве этот рассказ не вызывал у меня никаких особенных эмоций: конечно, мама именно так и должна была отреагировать на недостойное поведение сына – отказаться от него. Мы были советские дети; ситуации, когда семьи годами не общались из-за каких-нибудь бредовых идеологических расхождений, не были редкостью.

Но сейчас этот текст меня потряс. Допускаю, что мальчику ничего не грозило на своей улице родной деревни. Могу предположить, что мама знала о том, что ружье у сторожа не заряжено. Но сама постановка вопроса – «иди, и пока не исполнишь свой долг, ты мне не сын» – показалась мне чудовищной. Из контекста понятно, что мальчик очень маленький, лет пять-шесть. Какие-то прямо античные страсти, спартанский мальчик с выеденными внутренностями.

А ведь можно услышать нечто подобное и сегодня. Я тут застала совершенно безобразную сцену в супермаркете: мама обнаружила в кармане четырехлетней дочери конфету и устроила просто грандиозную разборку с битьем по щекам, криками: «Кто из тебя вырастет?!» и риторическими обращениями к публике. Девочка безнадежно ревела, окружающие покупатели прятали глаза, кассирша пыталась защитить малышку. Я вмешалась, о преступнице временно забыли и переключились на новую тему «не мешайте мне воспитывать ребенка». А всего-то нужно было: а) следить за ребенком и б) или вернуть конфету на стеллаж (враги рода человеческого придумали ставить эти соблазнительные стойки рядом с кассами) или заплатить за нее.

Если ребенку от 7 до 10 лет. Не меньше проблем вызывают кражи внутри семьи, «из дома». Не хочется вас пугать, но когда ребенок тайком тащит деньги или ценности у собственных родителей – это серьезный симптом того, что «неладно что-то в Датском королевстве». Рассмотрим два характерных случая, чтобы увидеть разницу в предпосылках.

История первая. Приемная дочь

Девочка, 7 лет, была брошена матерью в годовалом возрасте, воспитывалась у бабушки со стороны отца, в деревне (так и хочется написать «глухой», тем более что так оно и было. Но – политкорректность превыше всего). Через некоторое время отец женился, и молодая жена настояла, чтобы ребенка забрали в семью. Ольга (мачеха) получила полный набор проблем, которые знакомы усыновителям детей из неблагополучных детских домов: врет, ворует, агрессивная, неопрятна до практически животного состояния, представления о морали отсутствуют напрочь. Потом оказалось, что ее держали в козлятнике, потому что «там теплее».

Ольга приложила колоссальные усилия, чтобы исправить ситуацию, и через год девочку было не узнать: спокойная, улыбчивая, научилась читать и считать, от матери не отходит, в садике ее хвалят (а хотели в коррекционную школу переводить, ставили задержку умственного развития). Одно только осталось: ворует. Тащит все, что плохо лежит, проку ей от этого никакого, кроме неприятностей, но остановиться не может. Главное, что непонятно – зачем она деньги-то крадет? Одна она из дома не выходит, гуляет только с мамой, потратить их невозможно.

Я предположила, что Анжела таким образом восполняет дефицит любви и заботы, с которым ей пришлось жить первые шесть лет. Как люди, пережившие голод, делают запасы продовольствия, так и девочка пыталась сделать себе «неприкосновенный запас» безопасности и комфорта. И еще – приобрести что-то свое самой. Как будто то, что дают родители, может в любой момент исчезнуть, да и сами родители – сегодня они есть, а завтра нет. Еще раз повторю: это поведение настолько характерно для брошенных детей, что я, имея некоторый опыт работы с приемными семьями, могла бы сама рассказывать Ольге, как именно ведет себя ее дочка.

Проблема воровства у приемных детей исчезает бесследно, как только ребенок «напитается» родительской любовью, восстановит порушенное чувство безопасности и доверия к окружающему миру, привыкнет к незыблемости родительской любви. Надо только помнить об этом и не морочить себе голову тяжелыми размышлениями «передается или нет склонность к воровству генетически». Не передается.

Анжеле очень помог переезд в новую квартиру, где ей отвели ее собственную комнату, с ее собственным шкафом, множеством ящиков и комодом. Первое время она практически не выходила из комнаты – наслаждалась обладанием. Кроме того, ей стали давать по воскресеньям карманные деньги, которые она могла копить, а могла тратить (пока не тратит, только складывает).