Социальное насилие - Яков Гилинский

Д. Янг является одним из тех криминологов, которые применяют социологическую концепцию дифференциации людей на «включенных» / «исключенных» (inclusion/exclusion) для объяснения преступности и насилия в современном мире[114].

Таким образом, насилие не только социальное, но и «культурное», порождение не просто социума, но конкретной культуры. «Каждая культура имеет то насилие, которое она заслуживает»…

Quo vadis…

Мир не станет лучше, если пытаться изменить его с помощью насилия.

Лучшие представители рода Homo Sapiens (хотя думается мне, что мы скорее – Subsapiens…) всегда стремились представить и реализовать проект идеального общества – типа «Утопии» Томаса Мора или «Города Солнца» Томмазо Кампанеллы. Платон и Т. Кампанелла, Томас Мор и Сен – Симон, Ф. Бабёф и Р. Оуэн, К. Маркс и Ш. Фурье… Но с осуществлением надежд на «светлое будущее», «сияющие вершины», «Город Солнца», «Остров Утопия», «американскую мечту», «общество всеобщего благоденствия» дела обстояли неважно. Скорее, «хотели, как лучше, а вышло, как всегда» (вечная память В. С. Черномырдину).

Все разрастающиеся масштабы взаимного уничтожения людей, тотальность насилия по различным «поводам» и без оных породили серию антиутопий: «Мы» Евгения Замятина, «О дивный новый мир!» Олдоса Хаксли, «1984» Джорджа Оруэлла, «Москва 2042» Владимира Войновича, «Записки о кошачьем городе» Лао Шэ (как актуально в сегодняшней России: котята утром поступают в первый класс и к вечеру получают аттестат зрелости, молодые коты и кошки утром поступают в университет, а к вечеру получают диплом о высшем образовании, при этом стар и млад потребляют дурман…) и несть им числа. Конечно, антиутопии гораздо ближе к реализации, чем утопии.

Но Освенцим превзошел все самые мрачные предположения и стал страшным символом XX века. А 11 сентября 2001 г. – символ века XXI – го? А Чернобыль? А Фукусима – 1? Человечество быстрым шагом идет к самоуничтожению[115].

Прогнозы ученых по поводу возможности преодолеть разрастающееся насилие малоутешительны. «Искоренения зла невозможно», утверждает З. Фрейд[116]. Согласно фрейдизму, «человек предстает в лучшем случае как временно обузданное животное, чьи деструктивные влечения имеют склонность периодически выливаться в войнах»[117].

По мнению Р. Ардри, «Если мы не можем жить друг с другом и друг без друга, то человеческий род может ожидать только полное вымирание, или, вернее, самоуничтожение»[118].

Менее категоричен К. Лоренц, полагавший, что человек – Двуликий Янус: «Единственное существо, способное с воодушевлением посвящать себя высшим целям, нуждается для этого в психофизиологической организации, звериные особенности которой несут в себе опасность, что оно будет убивать своих собратьев в убеждении, будто так надо для достижения тех самых высших целей»[119]. Правда, из самого текста явствует, что «звериные особенности» здесь не причем. «Человеческое, слишком человеческое»…

Хорошо известно, что апокалипсические настроения и прогнозы давно сопровождают человеческую историю. Они учащаются на границе веков, по – разному проявляются в различных странах, но пока еще ни разу не сбылись… Есть основания надеяться, что и нынешние разделят судьбу предыдущих.

Другое дело, что конец человеческой истории в принципе также неизбежен, как конец всего сущего во Вселенной. Точнее, каждой конкретной Системы, будь то человечество, Земля, Солнечная система, а может и «вся» Вселенная (ее «схлопывание»). «Человечество смертно, как и всё в Мире. Нельзя предсказать, что унесет человечество в небытие – омницид или же космическая катастрофа. Но конец неизбежен, как и конец нашей Вселенной»[120].

Поэтому, с одной стороны, любой краткосрочный прогноз «конца света» выглядит не очень убедительно. С другой стороны, принципиальный «прогноз» конца человечества (как биологического вида? вместе с другими живыми существами? одновременно с Землей?) гарантировано сбудется. С вероятностью 100 %. И здесь мы сталкиваемся с идеей принципиальной непредсказуемости нашего общего будущего.

Другое дело, что человечество step by step, с поразительным упорством и ускорением приближает возможность «рукотворного» конца: благодаря экологическим катастрофам, войнам с использованием оружия массового поражения (химического, атомного, водородного, нейтронного, биологического) или иным «достижениям науки и техники»…

Очевидно, человечество в «борьбе» с природой и самим собой (войны, терроризм и т. п.) достигло некой критической, пороговой, бифуркационной точки, когда каждый последующий шаг может привести к непредсказуемым последствиям. Об этом свидетельствует, в частности, совпадение во времени глобальных кризисов: экологического, энергетического, продовольственного, возможности ядерной катастрофы и др. В основе многих (если не всех) кризисов лежат экспансионистские, агрессивные притязания и методы их реализации.

Вообще говоря, для системы обычно прохождение в процессе эволюции бифуркационных точек, состояний, когда в результате постепенно накапливаемых изменений система оказывается перед «выбором» качественно иного пути развития (или – гибели). Старый адаптационный механизм «не срабатывает». Требуется принципиально новый механизм, или же систему ждет гибель (не случайно, по терминологии Р. Тома, бифуркация – это катастрофа). Бифуркация – точка разветвления пути, но вот по какой ветви пойдет дальнейшее развитие – принципиально непредсказуемо.

При всей вероятности катастрофического варианта, просматривается и другой, «оптимистический» (или хотя бы продлевающий агонию существования), связанный с ненасилием и творчеством – как альтернативой Насилию.

Очень важно понять, что второй, оптимистический вариант не может реализоваться сам собой. Хотя бы потому, что в силу второго закона термодинамики и принципа возрастания энтропии в системе для нее «проще», «естественнее», «экономичнее» саморазрушение, дезорганизация. Повышение степени организованности требует дополнительных «усилий», активного привлечения внешних для системы источников энергии. Этой фундаментальной закономерностью зачастую пренебрегают, уповая на оптимистический исход «само собой». Как ребенок и юноша не представляют для себя реальности смерти, этого неизбежного конца индивидуального существования, так взрослые не верят в возможную гибель человечества. Этот антропоцентристский оптимизм особенно бездумно и отчетливо проявляется в печально знаменитом российском «авось».

Между тем, так показали исследования, проводившиеся по инициативе Римского клуба, «установившийся ход развития экономического и демографического процессов может иметь только катастрофические последствия»[121]. Поэтому встречающиеся «проекты» просто затормозить (прекратить) научно – технический и экономический прогресс не только утопичны (типа руссоистского «назад к природе»), но и бесперспективны, даже в случае их реализации!

Требуются новое мышление и новая политика, основывающиеся на понимании того, что, во-первых, противоречия интересов (обществ и государств, социальных групп и индивидов) и социальные конфликты неизбежны (более того, плодотворны, служат источником прогресса). Во – вторых, способы разрешения конфликта должны носить ненасильственный характер. При этом, в-третьих, неизбежны компромиссы. А, следовательно, в – четвертых, для этого должны быть созданы механизмы, социальные организации по выработке компромиссных, ненасильственных средств и способов разрешения постоянно возникающих конфликтов («институты согласия», по Н. Н. Моисееву, или институты посредничества, по Н. Кристи)[122].

Но для этого в мире должны победить представления о приоритете общечеловеческих ценностей и интересов (по сравнению с национальными, классовыми, религиозными и любыми другими), об абсолютной ценности каждой человеческой жизни (и жизни вообще – принцип «Veneratio vitae!» А. Швейцера), о самоценности Индивидуальности, разнообразия личностей и опасности усредненной, обезличенной личности, о толерантности, терпимости как благе, а насилии – как абсолютном зле. Нет таких целей, которые оправдывали бы человеческие жертвы!

Социальное творчество как «способ» адаптации и средство самоутверждения должно потеснить и заменить в этих качествах агрессивность, стяжательство и «волю к власти»[123].

Социальное насилие, возникшее как средство адаптации, сохранения и развития «венца природы», исчерпало себя в этом качестве, становится не только нефункционально и неадаптивно, но и угрожает самому существованию человечества. Случай не уникальный в истории Земли. Так, вымерли сильные и злобные гигантские ящеры. Их ранее адаптивные возможности стали неадаптивны. Ящеры не смогли по ходу эволюции «перестроиться»… А человечество?