Грязные деньги - Петр Владимирский

Провожая ее взглядами, гости снова невольно залюбовались красотой помещения, где они устроились на мягких диванах. Это был действительно зал в изначальном смысле слова — шестиметровой высоты, с окном во всю стену, с нависающей над деревянным изгибом лестницы люстрой в виде медузы с десятками точечных светильников. Между двумя огромными задрапированными окнами — большой экран домашнего кинотеатра. По диагонали от лестницы разместился камин. Над входной дверью светились экраны двух мониторов, один показывал лестничную площадку у лифта, другой — пространство непосредственно за дверью. Все оттенки в зале были теплыми: от красно-коричневого в обивке диванов до светло-молочного цвета стен.

Еще одной деталью интерьера казался руководитель службы безопасности «Финансовых систем» и личный телохранитель Чернобаева Тимур Акимов. Он стоял за креслом, где сидел хозяин, и был неподвижен, как изваяние в черном.

После ухода жены депутата возникла некоторая неловкость. Но нужно было работать, и поэтому о ней вскоре забыли. Тем более что Чернобаев решил поторговаться с директором агентства. Он сказал:

— Дарья Николаевна, пока у нас еще есть время, объясните мне смысл вот этой бумаги. Мои люди получили ее вчера от вас по факсу.

— А что тут непонятного? Это организационно-штатная структура штаба по участию в выборах. Четыре года назад вы такую же утвердили.

— Четыре года назад была другая финансовая ситуация. Сейчас мне невыгодно оплачивать такую группу…

Снова зазвонил депутатский мобильник, и все посмотрели на него. Какой-то немыслимо дорогой большой смартфон… Чернобаев взял его, сказал: «Да… Нет… Завтра улетаю, к вечеру вернусь, тогда обсудим. Сталелитейный? Напиши обоснование, почитаю… Да…»

Положил телефон, задумался, встрепенулся и продолжил:

— Смотрите, сколько народу у вас тут. Отдел сбора информации, опросы, отдел распространения информации, пресс-секретарь, агенты по взаимодействию с общественностью… Полтора десятка человек. Этого ничего не надо.

— Хорошо, — сказала Даша, — давайте уменьшим штаб. Хотя на прошлых выборах работников мы нанимали даже больше, чем в этом списке. Я опустила отдел анализа и стратегического планирования, например. Но как хотите.

— Хочу, — сказал Чернобаев и посмотрел на часы. Все это ему уже порядком надоело. — Пусть каждый работает за пятерых. Кроме того, пресс-секретарь мне не нужен. Все увязки и утряски — с Тимуром Акимовым.

* * *

Гибель рабочего на строительстве торгово-развлекательного центра не осталась незамеченной. На горячую экстремальную новость набросились почти все новостные каналы, газеты и радио, средства массовой информации — бумажные и виртуальные. Все они, как водится, почти дословно повторяли друг друга. Сообщения сводились к следующему. На одной из центральных улиц Киева, на скандально знаменитой стройке, по поводу которой до сих пор неясно, был ли это захват земли или официально разрешенное строительство, произошла трагедия. С высоты упал молодой строитель и разбился насмерть. В Ивано-Франковской области у него остались жена и двое маленьких детей. Очевидцы рассказывают, что лопнул трос и подъемник обрушился на землю. Работает следственная группа, не исключается возможность диверсии, так как против стройки настроены все жители близлежащих домов, коллектив театра и даже руководство метрополитена. Однако главной версии пока нет, или ответственные лица не хотят ее озвучивать. В городе началась срочная проверка строительных объектов, инспекторами территориального управления Госгорпромнадзора обнаружено полторы сотни нарушений техники безопасности, часть объектов принудительно остановлена. Журналисты попытались проверить, как выполняется распоряжение, но на всех объектах, попавших в «черный список», работа продолжалась. На стройке, где погиб Стефан Вовкулак, то же самое: работают люди, журналистов на площадку не пускают, а прораб пожимает плечами: «Останавливали? От вас впервые слышу». Словом, на стройках Киева царит анархия…

Спустя несколько дней все это улеглось, забылось за суетой. Трагедию заглушил равнодушный ритм большого города. Стройка гудела, сверкала огнями электросварки. А однажды вечером вышедший в туалет строитель увидел на земле несколько листов бумаги. Он подобрал один лист, принялся рассматривать и читать, шевеля губами:

— «Энциклопедия пыток»… При чем тут?.. Шо такое?

К нему подошел еще один.

— О, нас уже листовками забрасывают? А ну, прочитай вслух.

— «Энциклопедия пыток. Вода… Пытливая человеческая мысль не могла игнорировать богатые возможности воды. Во-первых, человека можно было полностью погружать в воду, время от времени давая ему возможность поднять голову и вдохнуть воздух, при этом спрашивая, не отрекся ли он от ереси. Можно было заливать воду внутрь человека так, что она распирала его, как надутый шар. Эта пытка была популярна потому, что не наносила тяжких телесных повреждений жертве, и затем ее можно было пытать очень долго…» Там еще много и с картинками, но я не понял. При чем тут мы? Что за фигня?

Подошли другие рабочие, взяли лист, начали читать и рассматривать картинки.

— Тьфу! Где ты взял эту гадость?

— Через забор перебросили. Там еще много…

— Выбрось и никому больше не показывай! — Подошел бригадир, выхватил листок и хотел порвать.

— Та ладно, не кипятись. Погоди, там еще сзади надпись, шо воно такое?

На обратной стороне листа бумаги с этим кошмарным текстом имелась надпись от руки, шариковой ручкой: «Убирайтесь из Киева, варвары! Или то же самое будет и с вами!»

Бригадир плюнул, разорвал листовку, обрывки смял и выбросил.

В этот же вечер двое рабочих вышли в киоск за сигаретами, а на обратном пути обратили внимание на черную фигуру монаха рядом с забором. Он смотрел вверх, на краны и конструкции, и покачивал головой. Потом перекрестился и двинулся вверх по улице, видимо, в сторону Владимирского собора. Они догнали его. Монах оказался молодым тощим парнем с жидкой бородой и длинными усами.

— Вы, это… — сказал один рабочий, другой дернул его за комбинезон. — Та ладно, я токо спросить… Добрый пан, скажите, что это вы качали головой?

Монах посмотрел на их оранжевые каски пронзительным взглядом.

— Беда у вас случилась, — проговорил он неожиданно звучным баритоном, — и беда вас ждет впереди. Молитесь, и, может быть, Господь вас защитит…

Он перекрестил их и ушел вдаль широким шагом. Его черная ряса заметала ковер опавшей листвы, как широкий веник. Рабочие смотрели ему вслед, открыв рот…

А накануне случился скандал с монтажником Иваном. Этот худой мужчина имел феноменальный аппетит и питал большую любовь к своевременному наполнению желудка. В Киеве у него проживала двоюродная сестра, поэтому он ночевал не на стройке, а у нее. С утра Иван приносил и ставил в холодильник четыре большие пластиковые коробки с едой, называемые просто: «тормозок». Работа начиналась в восемь, а в десять часов Иван уже начинал задумываться.

— Не пора ли перекусить? — спрашивал он, ни к кому не обращаясь.

Не дождавшись, естественно, никакого ответа, он обычно забегал в вагончик-бытовку, брал одну из коробок и мгновенно ее опустошал. Это были, допустим, голубцы с нежным мясным фаршем, томленные в сметане. Потом парень радостно устремлялся на работу, чтобы к обеду снова задуматься «об покушать»… и теперь еще и выпить. Хотя официально на стройке пить запрещали, но кто у нас обращает внимание на официальные запреты? Через пару часов после обеда Иван опустошал судок с творожными налистниками, причмокивая и нахваливая любезную сестру. А перед окончанием своей смены гурман доедал гречневую кашу с равномерно распределенным в ней мясом, еще и с подливой. И потом уходил домой, сознавая, что день прошел не зря.

— Куда в тебя столько лезет, Иванко? — смеялись его товарищи. — Такой тощий, а ешь за четверых!

Он только усмехался.

— В корень идет, куда же еще, — подмигивал обжора. — Так я ж и работаю за четверых!

Так вот, скандал случился в обеденное время, как раз при большом стечении голодного народу. Иван открыл очередной судок, мысленно облизываясь и сглатывая, пытаясь вспомнить, что ему сегодня положила сестричка, дай ей Бог всяческого здоровья и чтобы руки не болели. А в судке лежала… дохлая крыса.

— Пацюк!!! — заорал Иван так, что у рабочих посыпалась на пол посуда.

Обед, конечно, был испорчен. Иван рвал и метал, как бог молний Зевс в греческой трагедии. Кто мог подложить ему такую гадость? Конечно, эти хитрые галицкие рожи! Хотя он, впрочем, и сам был с Западной Украины, но в этот прискорбный момент был склонен обвинять всех и вся. Рабочие клялись и божились, что не виноваты.

— Крыса… То не к добру, — пробормотал в сторону Николай, один из двоих, разговаривавших с монахом.