Российская коррупция - Александр Кирпичников

Финансовое положение России, крайне напряженное при Петре, превратилось в катастрофическое при его преемниках. Насилие над страной и ее народом только ради собственной выгоды и удовольствия стало нормой при беспутном малолетке Петре II и Анне Иоанновне с ее возлюбленным – Бироном.

Всесильный фаворит Анны Иоанновны Эрнест Иоганн Бирон, волей императрицы ставший герцогом Курляндским, вывез в Курляндию колоссальные деньги на строительство двух дворцов, скорее королевских, чем герцогских. Бирон практически был самодержавным правителем России и распоряжался ресурсами страны в своих интересах. Много миллионов было затрачено на покупку бриллиантов и других драгоценных камней для семейства Бирона. Как засвидетельствовал в своих мемуарах фельдмаршал Миних, не было в Европе королевы, которая имела бы столько драгоценностей, сколькими обладала герцогиня Курляндская.

Мнение фаворита было решающим в государственных делах, и даже ближайший родственник императрицы Анны Иоанновны – главнокомандующий Москвы граф Семен Салтыков прибегал к его содействию. Случилось, что в 1733 году он прогневал матушку-царицу пьянством и непомерным даже по тем временам взяточничеством, и тогда он обратился к временщику с просьбой о заступничестве: «…а что на меня вредя доносят, будто бы изо взятку идут дела продолжительно и волочат, и то истинно, государь, напрасно». Бирон заступился, и через две недели Салтыков поручил сыну: «…отнеси к ее сиятельству (Бенигне Бирон. – А. К.) два меха и горностаи и при том скажи: приказал батюшка вашей светлости донесть, чтоб оныя носили на здоровье».

Любимая Петрова дщерь Елизавета, провозгласившая себя наследницей его преобразований, забирала себе казенные доходы и, когда у нее просили денег на нужды государства, отвечала: «Ищите денег где хотите, а отложенные наши». Ее фавориты делали со страной, что хотели и, обогащаясь сами, привели финансы в полное расстройство. Губернаторы и воеводы, и их чиновники не получали жалованья и кормились взятками. Суды использовали законы только на пользу сильнейшему и богатейшему. При крайней жестокости законов правосудие заботилось лишь об интересах платившего дороже. Генерал-прокурора Сената Глебова даже при дворе считали плутом и мошенником.

Западные державы соперничали друг с другом, используя корыстолюбие российских вельмож, чтобы направить внешнюю политику восточного колосса в нужное им русло. Датский королевский двор периодически делал ценные подарки «жадному к интересу», как писал о нем Державин, временщику Елизаветы графу Петру Шувалову. Канцлер империи граф Алексей Бестужев-Рюмин при окладе 7 тысяч рублей в год получал еще «пенсион» от британского правительства – 12 тысяч рублей и требовал от него прибавки. Его постоянный соперник при дворе за влияние на Елизавету, граф Иоганн-Герман Лесток получал ежегодную пенсию в размере 15 тысяч ливров от главного врага Англии – французского двора. О чьих интересах прежде всего беспокоились эти государственные мужи?

Положение сложилось нетерпимое, и умная Екатерина II уже через месяц после восхождения на престол издала указ о борьбе со взяточничеством (июль 1762 г.). В нем говорилось, что нет не пораженного язвой лихоимства правительственного учреждения, и в торжище превратились суды: «…ищет ли кто места – платит, защищается ли кто от клеветы – обороняется деньгами, клевещет ли на кого кто – все происки свои хитрые подкрепляет дарами». Царским гневом грозила Екатерина неправедным судьям.

Но ничто не помогло, и годы спустя императрица признала свое бессилие – правосудие по-прежнему продавалось платившему дороже. Одному из своих придворных она даже подарила вязаный кошелек, чтобы ему было куда складывать взятки. Губернаторов она предпочитала не менять: старые уже награбили, а вновь назначенный начнет грабить сызнова. При дворе не скрывалось, что воинские командиры кормили солдат за счет населения, а казенные деньги, отпускаемые на их содержание, клали себе в карман. При годовом жалованье 700–800 рублей доход командира полка достигал 15–20 тысяч. Президенту Военной коллегии, ходатайствовавшему перед Екатериной за неимущего офицера, она ответила: «Если он беден – это его вина, он долгое время командовал полком».

Петр установил, что, прежде чем получить офицерский чин, дворянин должен прослужить солдатом. Те, кто не имел знатных покровителей или не мог дать кому следует взятку, так и начинали службу. Весь положенный срок рядовым солдатом прослужил Г. Р. Державин. Зато те, кто мог дать взятку или имел влиятельного покровителя, записывали в полк младенца, он числился на службе, в отпуске, но выслуга лет ему шла и присваивались чины. «Матушка, – сообщает герой пушкинской «Капитанской дочки» Гринев, – была еще мной брюхата, как я уже был записан в Семеновский полк сержантом по милости майора гвардии князя Б., близкого нашего родственника… Я считался в отпуску до окончания наук».

Со времен Петра пастыри превратились в государственных служащих, но только по духовному ведомству. Все пороки чиновничества были, естественно, присущи и священнослужителям. Бытописатель Андрей Болотов оставил потомкам свидетельство о мздоимстве в Тамбовской епархии: «Всему была положена цена и установление. Желающий быть попом должен был непременно принесть архиерею десять голов сахару, кусок какой-либо парчи и кой-чего другого, например гданьской водки». Архиерей узнал, что в местечке Раненбурге поп богат и имеет до трехсот ульев, он велел притащить его к себе и бить плетьми, покуда не вымучил из него 500 рублей.

Фавориту императрицы графу Григорию Орлову пожаловался приехавший из провинции в столицу губернатор: его, дескать, без конца обвиняют во взятках. А это не по закону, никто его в том не уличил. Граф похлопал чиновника по плечу: «Что, мой друг, закон! Меня тоже в этом обвиняли, но что любопытно – как только я перестал брать, так и обвинять прекратили».

Екатерина II щедро одаривала за счет казны придворных, и прежде всего, разумеется, своих фаворитов. Братьям Орловым она подарила 45 тысяч крепостных крестьян, Григорию Потемкину (как полагают многие историки, своему тайному мужу) – 37 тысяч душ крепостных (учитывались только мужчины) и 9 миллионов рублей. В 1776 году она подарила ему Аничков дворец. Потемкин продал его откупщику Шемякину, казна выкупила, и императрица снова подарила его князю Потемкину-Таврическому.

Особенно щедра была постаревшая Екатерина к своему последнему фавориту – Платону Зубову. Он был моложе своей царственной любовницы на 38 лет и использовал это немаловажное обстоятельство, чтобы выжать из императрицы все, что можно и нельзя. Не имевший никаких достоинств, в отличие от Потемкина, кроме физических, не обладавший задатками государственного деятеля, не способный ни к чему иному, как быть любовником, он из поручиков конной гвардии быстро производится в высшие чины, становится генерал-фельдцейхмейстером, к нему после смерти Потемкина переходят его должности новороссийского генерал-губернатора, начальника черноморского флота: ему жалуются громадные поместья с десятками тысяч крепостных (два уезда), он возводится сначала в графское, а затем и княжеское достоинство, награждается всеми российскими орденами. Его братья и отец стали графами, и своего отца – провинциального вице-губернатора фаворит сделал обер-прокурором Сената. Сенаторов трудно было удивить взяточничеством, но граф Александр Зубов прославился на этом поприще. Он принуждал уступать ему старые тяжебные дела и затем добивался их решения в свою пользу, сам участвуя в вынесении этих решений.

В 1781 году после ревизии Белгородской губернии, открывшей картину повального взяточничества, императрица издала указ, в котором признала бесплодность своего «материнского увещевания», так как «обнаружилось, что и теперь нашлись такие, которые мздоимствовали в утеснение многих и в нарушение нашего интереса».

Француз Шарль Массон, состоявший на русской службе и бывший адъютантом президента Военной коллегии генерал-фельдмаршала князя Николая Салтыкова, оставил «Секретные записки о России времени царствования Екатерины II и Павла I», где так описал обстановку последних лет правления императрицы:

«Все пружины управления были испорчены: любой генерал, губернатор, начальник департамента сделался в своей сфере деспотом. Чины, правосудие, безнаказанность продавались с публичного торга. Около двадцати олигархов под покровительством фаворита разделили Россию, грабили или позволяли грабить казну и состязались в обирании несчастных. Можно было наблюдать, как самые ничтожные из их слуг и даже их рабы в короткое время достигали значительных должностей и богатств. Кто получал триста или четыреста рублей жалованья и не имел иной возможности увеличить его, кроме как злоупотребляя своим положением, строил вокруг императорского дворца дома стоимостью пятьдесят тысяч экю… Всякий, через чьи руки проходила некоторая сумма казенных денег для выполнения какого-либо поручения, нагло удерживал из нее половину, а потом делал представления, чтобы получить больше, – под тем предлогом, что сумма была недостаточна… Воры покрупнее потворствовали грабежу мелких воришек и были в нем соучастниками. Министр почти в точности знал, сколько приносила его секретарю каждая из его подписей, а полковник не стеснялся делить с генералом прибыли, которые он наживал на солдатах. Начиная с главного фаворита и кончая последним чиновником, все смотрели на государственное достояние, как на легкую добычу».