Стихотворения и поэмы - Симон Чиковани
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
3. Описание весны и быта. Перевод П. Антокольского
Вот комната. Солнце. Жилое тепло.Зеленое пекло в распахнутых окнах.В еще не проветренном мире светло.Он плавает в матовых ватных волокнах.
Вот важная мудрая кошка в лучах.В оранжевых отблесках книги и кресла.Слежавшийся мир. Человечий овраг.Опять это вылезло. Снова воскресло.
Поэт проклинал свою комнату. Ноза это ему и платили дороже.Но сердце поэта прогоркло давнои стало на комнату очень похоже.
Бывало, оно воевало, крушапрогорклую кухню жилого адата.Тут первый мятеж начинался когда-то,тут первое слово сказала душа.
Но корни пустили и гнезда мы свили,боялись, как нянек, домашних тишин,и — словно традицию Бараташвили —поставили стол, и тахту, и кувшин.
И демон, белесый как гипсовый слепок,по комнатам ходит. И колокол воет:«Не тронь, революция, этого склепа!Не двигай вещей! Не ломай бытовое!»
Поэты, не тратьте на опись чернил.Изменим страну и обрушим гранит.Но комнатный демон лицо сохранил.И комната рухлядь свою сохранит.
Иль дайте ей визу, на Запад отправьте —к лжецам-эмигрантам, к поэтам без тем.Отправьте к изменникам собственной правде —на Запад, на Запад — и к черту затем.
Вот в комнату входят и небо и пихта,влетает луна вместо маленьких ламп.Поэт! Если ты не потомок каких-топрапрадедов — сердце разбей пополам,
на две половины, и выкинь одну!Останется лучшая, верная в бое.И комната лопнет в прожилках обоев.И книги ей тоже объявят войну.
И время ей бросит «прощай», уходя,и ласточек горсть, и последний звоночеку двери, и листья, и капли дождя.Так время с одной из жилых одиночекпростится, на волю навек уходя.
Помогут ей ласточки, незаселенной,поможет ей солнце, пустой и большой.Поэты придут из деревни зеленойбороться с ее постаревшей душой.
19274. «Набери мне ежевики в мой кувшин…» Перевод В. Бокова
Набери мне ежевики в мой кувшин,Но только знай,Он не зря стоит в сторонке,У кувшина стенки тонки,Хрупок он — не поломай!
Набери воды холодной в мой кувшин,Но не забудь,Мне идти еще далеко,Береги его ты стойко,Чтобы в целости вернуть.
Вся ты светишься, сияешь,Как немятый снег вершин,У ручья с ручьем играешь,Наполняя мой кувшин!
5. «Утром спелых гроздьев нарежу…» Перевод В. Бокова
Утром спелых гроздьев нарежу,В полдень выпью вина молодого,Вечером с жизнью посоревнуюсь,Ночь отдам поединку со смертью.
Но не отдам свое сердце старухе!Я сберегу его для свиданьяС дымом домашним, со сказками детства,С кровлей родительскою, родной,
Скажет постель: «Твой отдых заслужен.Твой талисман неподкупно надежен».И засну я легко и блаженно,Утро вечера мудренее!
6. Отжившему поэту. Перевод А. Корчагина
Ты дупло гнилое. Я выточен из стали,Ты поклонник лиры дряхлой, неродной,Свой народ любя, я хочу ему оставитьОстрые слова, что веют новизной.
Крепкокрылый, звал я к стремительным полетам,И взметнулась радость, словно щелкнул кнут,Причастившись кровью эпохи, о далекомЯ мечтал… Я вижу, как поля цветут.
Мелок ты, и жилы у тебя водянисты.Пурпур наших дней не по твоим глазам.Ты, пригрет чужбиною, в злобе стал неистовым…Мой народ забудет всё, что ты сказал.
Голосом иным — молодым, правдивым, страстнымВ бешенство привел я всех друзей твоих.Прославляю мужество и люблю пространства…Моему народу — мысль моя, мой стих.
Кто к болотам тянется, к тростникам под ветром,Душу увяданья желтизной облив, —Ни во что, как я в свою цель, он не уверует,Не любил, как я, он плотности земли.
Не пленен я статикой линейною греков,Мне не нужны маски, париков туман.Новый голос мой — пусть я взял его от предков —Не для твоего угасшего ума.
Выброшен ты жизнью, заезжен, будто кляча.Стряпать стих пытался ты на старый лад.Ты в борьбе со мною не выдержишь горячихИ разящих слов: бессилен твой булат.
С классом боевым я иду вперед упорно,А твоя дорога — глохнуть и неметь.И сложу я песни, манящие просторами.Их народ, тебя забывший, будет петь.
Ты дупло гнилое. Я выточен из стали.Враг своей страны, живешь ты клеветой.Лира твоя чахнет, а я в стихах оставлюОтраженье мысли, острой и простой.
19287. Письма. Перевод А. Межирова
Как спокойно и простоты письма мои возвратила.Я любовью и нежностьювскармливал эти листы,на которых ужевыцветать начинают чернила,но цветешь и не вянешьи прелестью светишьсяты.
Жаль мне писем обиженных.Бедные эти страницыприжимаю к груди —слышу голос воркующий твой.Запоздалая ревностьна прошлое тенью ложится,повергает в смятенье,крадется усмешкой кривой.
Расклевали птенцысердцевину заветного слова.Удрученное сердцепред горем повергнуто ниц.Я вконец разорен.Не осталось богатства былого.Увядают без влагиапрельские листья страниц.
Где богатство мое?!Полюбились мне тени заката,никну солнцем вечернимв тускнеющую синеву.Письма вместе с мечтамизаброшены мною куда-то,вместе с ними я выбросилрозы, лозу и траву.
Было даже письмос деревенскою кроткой луною,но теперь и еене найду и назад не верну.Я друзей потерял,или письма потеряны мною,или по мосту ветермою угоняет весну.
Уповаю на возраст,который поможет мне вспомнитьвсё, что в письмах потерянныхбыло, осталось и есть,восстановит, проявит,любые пробелы восполнит,обессмертит любовьи позволит ее перечесть.
Память наглухо запери думами дверь опечатал,и того лишь страшусь,что затерянных писем листыкто-то третий нашели в укромное место запрятал,чтобы к юности нашейни я не вернулся, ни ты.
Я вконец разорен,а вдобавок еще и ограблен.Но искать не устану,от поисков не отойду.Каждый год по веснелепестками белеющих яблоньлистья писем забытыхв твоем опадают саду.
19328. Прощание с молодостью. Перевод Б. Брика
Я помню дерево,Чья жизнь отшелестелаПод топором отцаВ дни юные мои.Глухим стенаниемПодрубленное телоПросило помощиУ матери-земли.
Во мгле предсмертия,В томлении глубокомС тех пор, усопший ствол,Наследую тебеИ вижу, молодостьТеряя ненароком,Что не поможет мнеНикто в моей судьбе.
Звенит листва твояВ моих четверостишьяхО горькой участи,Что людям суждена,О том, что жизнь мояВершин достигла высшихИ в двадцать восемь летСклоняется она.
Хотел я все мостыВзорвать перед собою,Пегаса вскачь пустить.Оставить бытие…Не наделили насИ коркою сухою,Пылающей мечтыСломалось лезвие.
Хоть плакать мог, как все,Когда-то я над этимИ сердце бередитьПевучею стрелой.Но ты, печаль, былаОтвергнута столетьемИ голосом глухимВлилась в ветряный вой.
Одушевленное,Едва мерцает пламя,Заржавели на мнеИ шлем, и меч, и щит…Так раненый орелО землю бьет крылами,Пока в смятенииВсех сил не истощит.
Кто взглянет холодно?Кто горю не поможет?Ведь фосфор песенныйВ краю земном не част…Но стороной пройдетКакой-нибудь прохожийИ руку помощиМне в горе не подаст.
Что ж? Если так — умри,Отрада молодая,Умри, безумствуя,Досадуя, скорбя,Как буйволы вершин,Что роют, умирая,Рогами острымиМогилу для себя.
Ты говоришь мне, стих,Суровый и отважный:«В кости недужной смертьГнездиться начала.Так угасает день,Как угасал вчерашний,И так восходит он,Как восходил вчера».
А если и любви,Что есть по крайней мере,Не оправдает жизнь —Навек померкнет взор,Как драма странная,Умолкшая в партере,Как бурей на мореПотопленный линкор,
Что ж? Если так — крепись,Мой стих, мое созданье,И, озарясь, звени,Блестящий и стальной,Чтоб раздались опятьИ хохот и стенанья,Чтобы сразить врагаЖелезною строфой.
С породистыми тыВоспитан скакунами,Ты, стих мой, — ветер, смерч —Как хочешь, назови!Со стен столетияСвисающее знамя —Огонь твоей, мой стих,Пылающей крови.
Пускай изменчив ты,Пускай грешишь пороюИ предаешь меня,Как пес, — да, предаешь,—Но знаю, что спасешьМеня в минуту боя,Когда на жизнь моюВраги отточат нож.
Скрепись, душа моя,И бейся всё бесстрашней!Скрепись же, кость, и ты!Судьба еще щедра:Не так темнеет день,Как угасал вчерашний,Не так восходит он,Как восходил вчера.
Умри же, старина,Умри во мне, седая,Чтоб юность долгуюПознал я, жизнь любя,Умри, как буйволы,Что роют, умирая,Рогами острымиМогилу для себя!
Я вспомнил дерево,Чья жизнь отшелестела,Летами юная,В родимой стороне.И отзвучавший стонПодрубленного телаИзнеможениемОткликнулся во мне…
Что ж! Если так — крепись,Мой стих, мое созданье,И, озарясь, звени,Блестящий и стальной,И радуйся весне,Преодолев стенанья,Чтобы сразить врагаЖелезною строфой!
19309. Дорога. Перевод П. Антокольского