Дядя самых честных правил 4 - Александр Горбов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
* * *
На вершине холма уже шёл бой. Четыре шуваловских мушкетёрских полка, развернувшись направо и налево, пытались отбить яростную атаку пруссаков. Но вместе с пехотой Фридрих отправил на передовую и боевых магов. Не слишком сильных, не самых опытных, но их было много, и каждый швырял огненные всполохи и слабенькие «молоты».
Я ничего не мог сделать. Несколько моих «молотов», ещё пяток выстрелов из «близнят» не исправили положения. Мушкетёры Шувалова дрогнули, отступили раз, другой, а затем в беспорядке побежали. Бросая орудия и редуты, как горох посыпались они по северному склону, надеясь спастись через болотистую низину.
— Вашбродь! В окружении мы! Уходить надо!
— Спокойно, Сидоров.
— Перебьют же, вашбродь! Как курей!
— Возьми людей и катите сюда телегу. Быстро!
Сидоров посмотрел на меня как на сумасшедшего. «Перегородить телегой проход на редут? Не поможет!» — читалось у него на лице. Но я так на него зыркнул, что унтер побледнел и кинулся выполнять приказание.
Через несколько минут телега перекрыла проход. А я дёрнул за эфирную струну, приводя в действие свой «сюрприз».
* * *
Дно телеги пробили три железные ноги и впились в землю длинными когтями. Пришлось пойти на такой компромисс — в кузнице батареи ничего сложнее сделать не получилось. Эти ноги не умели ходить, только стоять и крепко держать позицию. И, самое главное, поднять над собой тяжёлую «голову»: стальной короб, напоминающий орудийную башню линкора. Только вместо орудий там стояли пять «огнебоев», переделанных из обычных ружей. В них тоже была своя изюминка: я пожертвовал дальностью и точностью, взамен подняв скорострельность. Пожалуй, тридцать выстрелов в минуту они могли легко сделать. Греться, конечно, конструкция будет адски, и «огнебои» потом только выкинуть, но своё дело они сделают.
— Auf den Kaiser! Auf den großen Friedrich!
Несколько десятков пруссаков, воодушевлённых взятием холма, кинулись по узкому проходу на нашу батарею.
Над телегой поднялась «голова» моего боевого треножника, повела стволами, будто принюхиваясь, и застрекотала выстрелами.
Пехотинцы не поняли, что происходит. Они до последнего рвались вперёд, пока не полегли на узкой дорожке все до единого.
Пффф! Над «головой» поднялся дымок от перегретых стволов. Я дёрнул эфирную нить, проверяя их состояние. Нормально, ещё продержимся несколько таких серий.
— Hoh! Hoh!
Пруссаки, не разобравшись, что случилось, послали на незатихающую батарею ещё несколько десятков солдат.
Те не видели перед собой врага, только странную телегу без людей, и без страха бежали вперёд. Прозвучавшее стаккато выстрелов быстро убедило солдат прилечь и отдохнуть до второго пришествия. Проход, и так не слишком просторный, теперь был завален мёртвыми телами до половины.
— Батарея! Пушки развернуть в сторону холма! Бить картечью по готовности!
По обрыву подняться никто не сможет, а вот с другой стороны потребуются все силы. Нам теперь главное — удержаться, про осмысленную атаку чужой артиллерии и речи нет.
— Господин капитан!
Ко мне подбежал Саблин. Глаза у него были навыкате, а лицо заливал пот.
— Клевцова убили! Я в одиночку щит не смогу…
— Сможешь! — гаркнул я на него. — Держать щит! А ну, к орудию, головой за него отвечаешь! Понял? Кроме нас некому, не удержишь, так всех перебьют. Бегом, Саблин, пруссаки сейчас попрут!
Пруссаки и правда собрались под прикрытием бруствера, и оттуда долго доносились крики. Кажется, офицер требовал взять нашу батарею. Да механическую дуру вам на воротник! Не дождётесь, поганцы.
— Auf den großen Friedrich!
Крича на ходу, они кинулись на нас в штыковую атаку. Бегом, по телам своих убитых, прямо на мой треножник. А с оставленных шуваловцами редутов на нас посыпались заклятья.
— Батарея, огонь! Все разом! Пли!
Мы ответили все вместе. Треножник ударил по пехоте, дымя пятью стволами. Пушки вдарили гранатами по редуту, за которым укрылись маги. А я зашвырнул пару-тройку «молотов», взрывами поднимая в воздух столбы земли.
Прапорщики стонали, орали, падали на колени, но держали щиты. Слава богу, основной удар магией пришёлся на треножник — у него имелась своя защита, подпитываемая от Печатей, скрытых в хрустальной призме. Пригодился запас, взятый из дома!
Свой щит я растянул на все орудия и приказал Анубису лить в него весь доступный эфир. Я разрешил не давать мне энергии на «молоты», но держать, держать защиту, прикрикнув на свой Талант, как чуть раньше на Саблина.
И мы выдержали. Даже «огнебои» на треножнике не выгорели. Пруссаки, оставшиеся в живых, откатились и притихли. Маги получили наши гранаты и тоже замолчали.
— Сидоров!
— Я, вашбродь!
— Убитые, раненые есть?
— Прапорщика Клевцова, да трёх фейрверкеров побило, остальные целёхоньки.
— «Близнят» рядом с телегой поставь, на всякий случай.
Ответить Сидоров не успел. Эфир дрогнул, будто вода в луже от поступи гиганта. Рябь, выворачивающая желудок, прокатилась через батарею. Заставляя людей и орков падать, кричать и хвататься за голову.
Маги! Я всем нутром почувствовал, как где-то рядом три Таланта открыли дверь в бездну. Эфир исказился, принимая невиданное количество силы. А в следующий момент я увидел зелёный «метеор».
Что-то гадкое и убийственное, похожее на комету, обрушилось на батарею. Зелёный огонь, жидкий и густой, как нефть, залил редут и накинулся на людей. Меня обволокла нестерпимая зелень, ослепила, вошла в горло вместе с вдохом и начала сжигать изнутри.
Глава 8
Гвоздь
Защитная татуировка на груди полыхнула морозом, отгоняя колдовской жар. А следом наружу рванулся Анубис, в диком бешенстве от нападения зелёной гадости. Через пальцы, кожу, вместе с выдыхаемым воздухом из меня потёк эфир. Щит, не лопнувший, а сдувшийся, будто проколотый шарик, начал раздуваться. Зелёная дрянь отшатнулась, покатилась прочь и выплеснулась за пределы редута. Вот только для моей батареи было поздно.
Возле пушек лежали мёртвые. С искажёнными от муки лицами, скрюченными руками и раскрытыми в последнем крике ртами. Все как один убитые зелёной хмарью. Я окинул взглядом погибшую батарею, всё больше впадая в ярость. Ух, найду, кто это сделал, и порежу. На ленточки для бескозырок!
— Мяу!
Мурзилка, весь бой прятавшийся у денщика за пазухой, стоял у моих ног и требовательно мяучил. Кот отбежал к лежащему Ваське, потрогал его лапой и снова мяукнул. Живой? Не теряя ни секунды, я кинулся к нему.
К счастью, зелёная дрянь не оставляла последствий. Никакого вторичного отравления я не чувствовал. Так что через несколько минут я уже привёл в чувство и Ваську, и Сидорова, лежавшего рядом.
— Вашбродь, — губы унтера тряслись от обиды, — да как же это? Почитай, всех одним махом положили…
— Соберись, — я ткнул его кулаком в плечо, — теперь батарея только на нас.
— Мяу!
Кот зыркнул на меня зелёными глазищами и побежал к одной из пушек. Там-то мы и нашли последнего выжившего — прапорщика Саблина. Парня ранило в плечо, он потерял сознание, но продолжал держать щит вокруг орудия до последнего. Унтер и Васька оттащили его в безопасный угол, уложили на шинель и перевязали. На мой взгляд, раз выжил в такой мясорубке, значит, будет жить до старости.
Осторожно, стараясь не показываться на глаза пруссакам, я обошёл редут по кругу, осматривая обстановку. Ничего хорошего там не было: пруссаки заняли наш холм, подтянули артиллерию, магов и долбили позиции Румянцева. А пехота пыталась перебраться через овраг и взять русские полки в штыки. Поганая ситуация! К тому же через сгоревшую деревню противник собирался зайти во фланг нашей армии. Если я не ошибся, даже полубатарея Корсакова вступила в бой, лупя по войскам Фридриха.
Анубис ткнулся мне в грудь, требуя внимания. Не дожидаясь реакции, он начал указывать эфирным щупальцем в сторону наших орудий, силясь что-то сказать. Я повернулся, и у меня по спине пробежал холодок. Ёшки-матрёшки! Они все здесь. Ещё не заложные покойники, но уже на грани. Обида и тлеющая жажда мести не давала им уйти за грань, заставляя кружить возле мёртвых тел.
— Сидоров.
— Я, вашбродь!
— Играй подъём.
— Что? — унтер часто заморгал
— Возьми трубу и сыграй побудку.
Унтер уставился на меня, хлопая глазами. Несколько секунд он открывал и закрывал рот, силясь что-то сказать, но так и не смог выдавить ни звука.
— Сидоров!
— Так точно!
Он бросился прочь, заметался по батарее, как кролик, отшатываясь от трупов. Нашёл трубу, помятую,
