Волчицы - Буало-Нарсежак

- У меня часто бывают прозрения. Но Элен не хочет мне верить.

Элен не ответила. Она встала, протянула мне руку и со словами: "Спокойной ночи, Бернар" - вышла.

- Спокойной ночи, Элен, - крикнула ей вдогонку Аньес, пожимая плечами и разражаясь смехом. - Бедняжка, - продолжала она вполголоса, - она считает меня дурочкой. Дайте сигарету, Бернар... Старшая сестра - это не шуточки. Вы, должно быть, тоже это заметили, общаясь с Жюлией.

- С Жюлией?

- Впрочем, это не одно и то же: вы были тогда ребенком. Зато я!.. - Она нервно курила, пуская над скатертью клубы дыма. - А ведь если бы не я... С одним ее роялем мы бы не протянули. Насколько я ее знаю, она стоит сейчас за дверью и подслушивает... Лучше уж пойду спать!

Она потушила сигарету о тарелку и, не глядя на меня, вышла. Я встал, открыл окно. Силы мои были на исходе. Ну-ка, разберемся! Произошло нечто из ряда вон выходящее!.. Встречалась ли она с Бернаром до войны? Бернар несколько раз останавливался в Лионе. Но в те годы Аньес была еще ребенком. Если же он был знаком с ее семьей, Элен в своих письмах рассказывала бы ему об Аньес. В этом я был абсолютно уверен. Кроме того, описывая внешность Бернара, Аньес думала, что это портрет Жерве, то есть мой собственный. Следовательно, с Бернаром она знакома не была. Речь идет о совпадении. Но чтобы вот так случайно выплыли детали столь поразительной точности... Что же тогда?..

Тревога просто доканывала меня, мне стало невмоготу стоять дольше спиной к столовой. Я закрыл окно и, обернувшись, лицом к лицу столкнулся с пустотой, тишиной, светом лампы, озарявшим как попало сдвинутые стулья и стол со скомканными салфетками. Опасность грозила мне не больше, чем раньше, и все же я явственно ощущал, что она стала ближе. Если Аньес умеет читать по лицам, почему бы ей заодно не обладать и способностью читать мысли?.. К счастью, она любит меня. Или всего лишь стремится отбить у Элен?.. В подавленном состоянии я закрылся у себя в комнате и часть ночи провел, расхаживая взад-вперед между альковом и окном. Я слышал, как проносились вдали поезда, проезжали автомобили. Под окнами, печатая шаг, прошел патруль. Бернар! Как ты был нужен мне в ту минуту. А тебя не было...

Наконец, так ни к чему и не придя, я уснул. А когда проснулся, звучал этюд Крамера*, причем звучал куда ближе и отчетливей, чем обычно, словно двери были намеренно оставлены открытыми. Довольно ясно слышался голос Элен... Одевшись и приведя себя в порядок, я пошел в столовую. Аньес была там. Я и не думал бороться с собой. Сгреб ее в охапку, сунул руки под распахнувшийся пеньюар. Мне, изголодавшемуся, загибающемуся, не дано было насытиться ею. Припав губами друг к другу, мы издавали стоны наслаждения в нескольких шагах от рояля с его неторопливыми гаммами. Телефонный звонок настиг нас как гром среди ясного неба: мы вздрогнули. Не в силах оторваться друг от друга, мы инстинктивно повернулись так, чтобы видеть коридор.

______________

* Иоганн Баптист Крамер (1771 - 1858) - немецкий пианист и композитор.

- Еще! - шептала Аньес.

Телефон заливался. Элен не могла не знать, что мы в столовой - мы вновь играли с огнем, словно пароксизм был непременным условием любви, связавшей нас, как животных, которые наконец-то спарились. Я первым высвободился из объятий.

- Возьмите трубку, быстро!

- Придешь потом ко мне?

Я поостерегся обещать что-либо. Остаток осторожности побуждал меня не брать инициативу в свои руки. Часть дня я провел у себя в комнате. А несколько позже сделал самое поразительное из своих открытий в этой квартире. Это произошло, когда я пробрался в небольшую гостиную, прилегающую к спальне Аньес, чтобы подслушать, о чем у нее говорят. Возле камина стоял платяной шкаф. Я открыл его, он был набит кое-как брошенными туда вещами: женскими перчатками, галстуками, оловянными солдатиками, носовыми платками, фотографиями мужчин и молодых людей, а поверх этой кучи игрушек, тряпок и безделок лежала коса белокурых волос, хранящая блеск и гибкость жизни, словно ее только что отрезали. Из спальни Аньес чуть слышно доносились рыдания. Я долго вслушивался в них, всеми силами отказываясь верить.

Глава V

Из осторожности я никогда не подслушивал под дверью дольше, чем несколько минут. И в этот раз я уже собирался ретироваться, как вдруг необычный шум приковал меня к тому месту посередине гостиной, где я стоял. Это был глухой удар, словно кто-то грохнулся об пол. Паркет под ногами вздрогнул, подвески на люстре заходили ходуном. Я колебался между любопытством и испугом, но за стеной все замерло. Стихли голоса, прекратились рыдания. Зато послышались звон стакана или склянки и журчание водопроводной воды. "Я впадаю в идиотизм, - мелькнуло у меня в голове. Может, она просто опрокинула стул, а я напридумывал бог знает что!" Установилась полная тишина, она наводняла комнату, подобно газу, я вдыхал ее до умопомрачения, однако она стала казаться мне более необычной, чем все остальное. Рояль, запинаясь, выдавал Шопена. Я вернулся к двери и дотронулся до ручки. Войти? А что потом? Что я скажу? Аньес попросит меня выйти вон и будет права. И все же внезапное и полное отсутствие признаков жизни за дверью было странным. Ключ как всегда торчал в скважине, заглянуть в комнату было невозможно.

- Что вы здесь делаете?

Я подскочил как ужаленный. Элен так пристально разглядывала меня, что мне стало страшно. Недоверие, хитрость, горе, целая гамма с большим трудом сдерживаемых страстей исказила ее черты, превратив лицо в жалкую белую маску. На грубость я инстинктивно ответил грубостью.

- Да тише вы! Мне очень хотелось бы знать, что происходит за этой дверью. Только что оттуда донесся звук сильного удара. Мне показалось, кто-то упал...

Элен приблизилась и стиснула руки.

- Этого следовало ожидать, - тихо проговорила она.

- Чего? Чего следовало ожидать?

Она отстранила меня и постучала.

- Аньес... Открой! Немедленно открой! Прошу тебя открыть!

Прислушиваясь, мы оба пригнулись, так что чуть не соприкасались головами.

- Вот что значит играть с огнем, - выдавила Элен.

Голос ее дрожал от гнева. Я снова подергал ручку. Дверь была заперта на ключ.

- Аньес! Если ты...

Дверь отворилась. В проеме показалась Аньес.

- Ага! Вот и вы, - с каким-то презрительным вызовом сказала она. - Ну что ж, входите. Смотрите.

На ковре у окна была распростерта женщина, ее посетительница: голова покоилась на подушке, глаза и лоб были прикрыты мокрым полотенцем. На столике рядом с ней стояла деревянная повозка с лошадкой - одна из тех грошовых игрушек, по которым дети сходят с ума.

- Она лишилась чувств, - спокойно объяснила Аньес. - Мне не удается привести ее в сознание.

- Ты спятила! - с криком набросилась на нее Элен. - Эта женщина может умереть...

- Да нет же. Что будем делать?

- Может быть, позвать доктора? - предложил я.

Элен передернула плечами:

- Доктора? Чтобы нарваться на скандал?

Она встала на колени и без церемоний приподняла женщине голову.

- Одеколон, быстро!

Пока Аньес ходила за одеколоном, Элен торопливо сообщила:

- Она уверяет, что обладает даром провидения. И находит таких же сумасшедших, которые ей верят... Вот вам и результат! Мне надо было с самого начала поставить вас в известность, Бернар, но такие вещи нелегко говорить... Ага, вот и одеколон!

Аньес принесла пузырьки, полотенца.

- Ну все, моя дорогая, - угрожающе зашипела Элен. - Довольно с меня всей этой публики, желающей знать больше, чем остальные смертные. - Она то и дело плескала себе на ладонь резко и возбуждающе пахнущим одеколоном и терла незнакомке лицо.

- Как будто настоящего мало! Нет, им подавай еще и будущее. Чушь!.. Поднимите ее, Бернар.

Я приподнял безжизненное тело молодой женщины. Элен раза четыре с безудержной злостью хлестнула ее по щекам.

Аньес хотела вмешаться.

- Ты заслуживаешь того же, - вновь закричала Элен. - До сих пор я терпела, но моему терпению пришел конец, слышишь?

- Я имею право...

- Никакого права... Или веди себя как полагается, или уходи и шатайся по ярмаркам с доморощенными бардами и шпагоглотателями.

- Ах вот как! Ты мне осточертела... Надоело подыхать с голоду. Семья, традиции - все это прекрасно, но давно устарело, уверяю тебя.

Кто-то старательно упражнялся на рояле. Мне было тяжело держать женщину, и я предложил:

- Может быть, положим ее на постель?

Но сестры не слушали меня.

- Мне стыдно за тебя, - продолжала Элен. - Дурачить людей! Водить их за нос! Лгать ради собственного удовольствия!

- Я не лгу. Я даю им каплю счастья, если ты способна это понять. Я рассказываю им об их пропавших родных.

- Нет, вы только послушайте ее! Она могущественнее священника, вообще всех на свете! Мне явно пора вмешаться, милочка.

- Оставь меня в покое. Я буду делать то, что хочу. Я у себя дома.

Молодая женщина пошевелилась, открыла глаза.

- Тише, - сказал я. - Она вас слушает.