Электрические сны - Виталий Вавикин

– Пара месяцев, может быть, лет, – пожал плечами старик. – Не знаю, что ты ищешь, но на твоем месте я бы просто вживил себе это в мозг и отыскал за пару часов. Поверь мне, парень, так проще.

– И закончить в психушке, как моя сестра?

– Твоя сестра сошла с ума?

– А вы разве не видели? Кажется, в одном из потоков…

– Я не интересуюсь чужими воспоминаниями, – прервал его тек-инженер.

Дэйвид встречался с ним ежедневно больше месяца, пока Тори Паркер не поставила его перед выбором: либо он возвращается к нормальной жизни, либо она уходит.

– Ты потерял работу, потерял друзей и, клянусь, потеряешь меня, если не остановишься, – сказала она.

Нет, она не хотела в действительности бросать его – лишь надеялась, что угроза поможет ему встряхнуться, прийти в себя от этого длительного помутнения.

– Ты всегда говорил, что боишься стать таким, как твоя сестра, – сказала Тори. – Но сейчас, Дэйвид… Черт возьми! Сейчас ты как никогда похож на безумца.

Она хлопнула дверью и осталась на ночь у подруги. Комната в подпространстве была просторной и тихой. Ничего лишнего. Ничего постороннего. Впервые за последние месяцы Тори смогла выспаться. Она ждала звонка от Дэйвида весь следующий день и вечером, затем, потеряв терпение, позвонила сама. Дэйвид не ответил. Не мог ответить. Он вернулся домой лишь два дня спустя. Вернулся с имплантатом в своей голове.

– Ты что наделал? – заорала на него Тори, но Дэйвиду было уже плевать.

Мир вспыхивал и гас перед глазами. Все стало другим – более сочным, живым, настоящим. Даже мысли. Особенно тех, у кого в голове находился такой же имплантат. Дэйвид чувствовал их в толпе. Им не нужны были слова. Мысли сестры, вспыхивавшие в этой россыпи чувств и эмоций, были далекими и блеклыми. Больше месяца Дэйвиду потребовалось, чтобы научиться вызывать эти воспоминания. Чужие воспоминания. Безумные. «Почему, обладая подобным чудом, Руфь сошла с ума?» – снова и снова спрашивал себя Дэйвид, не замечая, как безумие пробирается и в его голову.

– Посмотри на себя! – кричала ему Тори Паркер.

Вначале кричала, потом лишь говорила на повышенных тонах, а под конец и вовсе только ворчала, изредка приходя, чтобы навестить Дэйвида.

– Это не безумие, – говорил он. – Это новое видение мира.

Но потом вспышки стали ярче, настойчивее. Вспышки, в испепеляющих лучах которых реальность дрожала, разваливалась на части. «Что-то не так», – понимал Дэйвид. Он почти не спал, сутками изучая воспоминания безумной усопшей сестры. Особенно образы ее последних лет. Старый тек-инженер предупреждал его, что нужно будет избавиться от имплантата сразу, как только он найдет в воспоминаниях бывшего владельца то, что ищет. Но Дэйвид давно наплевал на все предупреждения. Да и не верил он, что все закончится, как только из его головы извлекут имплантат. Нет. Безумие глубже. В крови. И нужно разобраться в причинах помешательства Руфи прежде, чем вычеркивать ее из сознания.

– Тебя похоронят рядом со мной, Дэйв, – услышал он как-то ночью ее голос.

Был ли это голос из воспоминаний или же галлюцинация?

– Ты сходишь с ума, – с горечью сказала Тори Паркер, навестив его в конце месяца.

Некогда просторная квартира была захламлена архивными материалами и отчетами о лечении тысяч душевнобольных.

– Я думаю, что в их словах есть смысл, – сказал Дэйвид.

– Конечно, есть, – сказала Тори. – Ты ведь теперь один из них.

– Нет. Я думаю, что это послания! – Дэйвид начал искать распечатки разговоров душевнобольных и лечащих врачей.

Тори ушла, громко хлопнув дверью, но он не заметил этого. «Послания. Это определенно послания. В них есть закономерность. В каждом поколении. В каждой волне. Но вот только что они хотят сказать? Чему научить?» – думал Дэйвид. Он не ел, не спал, не жил. Все превратилось в череду вспышек, грез, миражей.

Сны. Дэйвид начал видеть их наяву. Он понял, что это именно сны, а не галлюцинации, потому что помнил, как когда-то давно ему снилось нечто подобное – бездонная могила, на дно которой он спускается. Над головой ночное небо и звезды. Их слабый свет серебрит испещренные надписями стены могилы. Дэйвид может читать эти надписи, вот только не может понять их смысл. Слова, цифры, знаки… Когда он понял, что это формулы, то начал пытаться при пробуждении записать все, что запомнил. Но память подводила его. Поэтому он ждал, когда видения вернутся, и карабкался по веревке то вверх бездонной могилы, то вниз, чтобы снова посмотреть забытые формулы, попытаться зазубрить их. «Нужно было учиться на инженера», – говорил себе Дэйвид. Вернее, не говорил, нет. Он ругал себя за то, что получил непригодное для расшифровки формул образование.

– Мне нужно, чтобы вы объяснили, что это, – сказал он старому тек-инженеру, вживившему несколько месяцев назад в его мозг имплантат сестры. Нет. Не сказал – потребовал, бросив на стол кипу бумаг, исписанных мелким почерком.

Старик молча просмотрел несколько листов, затем поднял глаза на Дэйвида. Вернее, поднял один глаз – заменившая второй глаз камера зажужжала, напоминая Дэйвиду какое-то дьявольское порождение технологий и мистики. Словно сам ад спустился на землю. Словно сам Дьявол наблюдает за ним через этот крохотный объектив.

– Ну, что скажете, док? – спросил Дэйвид, стараясь не обращать внимания на камеру-глаз. Его собственный правый глаз начал нервно дергаться.

Старик молчал. Смотрел на него и думал, казалось, о чем-то своем.

– Что значат все эти формулы? – устал ждать ответа Дэйвид.

– Здесь много формул, – проворчал тек-инженер.

– Но вы ведь специалист. Вы должны разбираться в этом. – Теперь вместе с глазом у Дэйвида начала дергаться и вся правая часть лица. Он не замечал этого.

– Тебе нужно извлечь имплантат, пока ты окончательно не свихнулся, – сказал старик.

– Так, значит, все эти формулы бред?

– Я говорю не о формулах. Я говорю о тебе.

– А что со мной? – Дэйвид нервно тряхнул головой. – Я в полном порядке.

Яркая вспышка ослепила глаза, застала мир. Осталась лишь красная точка объектива камеры в пустой глазнице старика. Дэйвид чувствовал, как она ощупывает его, изучает. Камера, которая служит глазами дьяволу из ада, из мира, лежащего за границами обычного восприятия. Он намного сложнее, чем можно себе представить. И врата в него открываются здесь. Где-то рядом. Да. Дэйвид не сомневался, что имплантат сестры каким-то образом позволил ему видеть эту скрытую от здоровых глаз грань. И в аду этом нет костров и бурлящих котлов. Нет грешников. Он пронизан технологиями, светом, энергией. Как весь этот хай-тек вокруг. Как камера-глаз старика инженера. Как тысячи, миллионы крошечных миров подпространства, избороздившего мир, словно черви захороненное в земле тело. Ничего не осталось. Ничего святого. Ничего нетронутого. Даже в голове.

Дэйвид прикоснулся рукой к шраму на виске, оставшемуся после установки имплантата. «Ад не только снаружи. Ад и внутри», – подумал он. Ад технологий пробрался в него, подчинил себе его разум, его органы чувств. Ад открылся ему. Тек-ад. Или тек-рай. Разницы нет. В основе всего технологии, энергия. И пути назад для человечества нет. Потому что, увидев однажды этот слепящий свет, невозможно уже о нем забыть. Он в крови, в глазах, в мыслях – повсюду. И это только начало. Только первый шаг по бесконечной лестнице в искрящееся энергией небо. Тек-ад. Тек-рай. Тек-Амок…

Дэйвид обхватил руками голову и громко, истерично рассмеялся.

7

Захария Ривкес. Ему было шестьдесят три, когда его друг Хорас Клейн встретился с зеленоглазой женщиной по имени Джейн в подпространстве. С того дня прошло чуть больше года, но Ривкес все еще помнил ту запись, словно посмотрел только вчера. Запись, поставившая крест на карьере молодого друга. Сначала началось внутреннее расследование, подняли материалы записей проекта «Амок». Десятки мелких правонарушений, на которые никто прежде не обращал внимания.

– Должно быть что-то еще, – сказал Ривкесу агент внутренних расследований. – Что-то важное. Я знаю. Наблюдатели часто покрывают подопечных, но сейчас вы должны отдать нам все, что у вас есть.

Потом был десяток угроз. От прозрачных намеков до обещаний, что агентство возьмется следом за Хорасом Клейном и за самого Захарию Ривкеса.

– Все дело в той зеленоглазой ведьме, которую Хорас встретил в подпространстве, да? – спросил Ривкес.

Никто не дал ему конкретного ответа, но он знал, что прав. Двадцатая – так, кажется, она сказала, что ее зовут, – предупреждала Клейна, что все закончится именно так, если он покинет тот странный, окутанный вечной ночью город. И почему он тогда посчитал это пустой угрозой? Ривкес думал, что будет винить себя в этом всю оставшуюся жизнь. «Еще одна сумасшедшая», – так он тогда решил. Возможно, это какая-то новая религиозная организация фанатиков. Их просто выгонят из подпространства, а вход в тот город запечатают. Такое иногда случается.