Девушка из города башмачников - Эдуард Анатольевич Хруцкий

class="p1">Шеф надавил на кнопку звонка. На пороге вытянулся адъютант.

— Просите.

— Слушаюсь, бригаденфюрер!

Шеф поморщился.

— Ах, Отто, контрразведка — это тишина. При чем здесь грохот каблуков…

Он не успел закончить фразу. Дверь распахнулась, на пороге вытянулся обер-лейтенант.

— Знакомьтесь. Гауптштурмфюрер Раух, обер-лейтенант Франк.

Раух крепко сжал руку будущего напарника. Тот ответил так же крепко, по-мужски.

«Сильный, красивый. Вот только шрам на щеке немного портит, — подумал Раух.

— Ступайте, господа, Вам покажут комнату для работы. Завтра в двенадцать я выслушаю ваши соображения.

Пропустив Франка вперед, Отто медленно пошел к двери. Ему не хотелось уходить из этой комнаты, пахнущей крепким табаком и сладким турецким ликером.

* * *

Саперы пришли часов в одиннадцать. Два сержанта и командир взвода, пожилой лейтенант с опухшим лицом. Они скинули автоматы, уселись на нары.

— Ты что такой злой, Воронцов? — Емельянов потащил из планшетки карту.

— А ты покидай всю ночь землю, а потом ползи горшки снимать, тогда узнаешь. Ну, давай показывай, где проходы делать.

Офицеры наклонились над картой. Зина из угла видела, как недовольно морщился саперный лейтенант. Ей было жаль этих измученных до последней крайности ребят, которые весь день без отдыха долбят мерзлую землю, а ночью ползут на нейтралку снимать или ставить мины.

— Ну, дело ясное, — лейтенант встал, перекинул кобуру за спину, — проход сделаем. Пошли, ребята.

Саперы ушли, трое измученных, недовольных, уставших от войны.

— Жалко мне их, — вздохнула Зина.

— Жалко… — Емельянов скинул полушубок. — А мне, думаешь, нет? Всех жалко, Зина. Тебя тоже, ведь идешь не на экскурсию. Ты отдохни пока, поспи. Еще часа два у нас есть.

Зина прилегла на нары. Закрыла глаза.

Печка в землянке раскалилась докрасна. По стенам побежали струйки воды. Было душно и тепло. Она сняла платок, расстегнула пальто. Перед глазами плыли пористые махорочные облака, печка, стол, дремавший Емельянов. Зина вздохнула глубоко, по-детски и провалилась в темноту.

Ей снилась станция. Огромный, гулкий перрон. Мимо шли поезда. Бесшумно, без гудков и стука. Она знала, что сейчас придет ее поезд. Но она не могла больше ждать, она засыпала.

Кто-то сильно тряхнул ее за плечо.

— Что, поезд?

Какой поезд? — усмехнулся Емельянов. — Мирные сны видишь. Пора.

Метель кончилась. Ветер разогнал тучи. В небе повисла луна. Светила нагло и ярко, словно фонарь.

— Вот тебе и на, — Емельянов выругался сквозь зубы, — иллюминация.

… Впереди полз сапер, за ним Зина и Емельянов. Где-то на левом фланге лопнула ракета. И сразу же ожил фронт. Светящиеся красновато-оранжевые следы трассирующих пуль, будто кто-то огненным грифелем чертил на черной доске неба.

«Отвлекают, подумала Зина. Специально имитируют атаку на левом фланге».

Она не помнила, сколько ползла. Десять минут или час? Таял на губах снег, как безвкусное эскимо, да мелькали впереди валенки сапера. Внезапно они оказались у самого лица. Зина подняла голову. Впереди был лес.

Она долго слушала, как скрипит снег. Емельянов и сапер уползли. Зина осталась одна. Наедине с тишиной, наедине с лесом, тревожным и тихим, наедине с луной, повисшей в небе.

Здесь, у первых деревьев, она прощалась с Зиной Галицыной. Не было имени, не было прошлого. Была легенда. В лес вошла Надежда Филатова, бывшая медсестра Кимрской железнодорожной больницы. А где-то в глубине ее сердца, души, там, где еще жило старое имя, пульсировала, пульсировала память! «Запомни, запомни: деревня Мезиново, седьмой дом от леса, Герасим Иванович Терещенко. Запомни, запомни: «У вас нет продажной рыбки», — «Свежей нет, хотите соленую?»

Вот он, первый шаг. Шаг во вражеский тыл. Теперь ты разведчица. Теперь у тебя есть только легенда, пароли и отзывы. У тебя есть задание. Прошлое осталось за линией фронта. А теперь иди и не бойся.

* * *

Полицай был нахален и смел. Разведчики из отряда Зуева давно уже не видели такого бравого вояку. Шутка сказать, один зашел так глубоко в лес. Лес, который во всех фельдкомендатурах пользовался репутацией партизанского.

— Отчаянной жизни мужик, — шепнул напарнику Борис Соколов, — может, ловушка? — Да нет, вроде один.

— И прет, главное, точно на базу, хоть бы свернул разок.

Полицаю было жарко. Он расстегнул полушубок, перекинул за спину тяжелую кобуру. Попробуй пройди пять километров по сугробам. Он остановился в трех шагах от дозора, достал зеленую пачку немецких сигарет «Юно», чиркнул зажигалкой.

Борис толкнул напарника: «Пора».

Полицай обернулся на хруст веток, кинул руку за спину и… мягко осел на снег — Борис точно, с правой рубанул его по челюсти.

— Вставай, вставай, паскуда, — Соколов толкнул ногой полицая, — нечего лежать.

Тот медленно начал подниматься.

— Озверел? Живых людей бить. Скулу своротил, паршивец. Я же тебе в отцы гожусь.

— Да я бы такого папашу… Хватит базарить, марш в отряд. — Борис ткнул полицая стволом автомата.

— Ты руки не распускай, сопляк, а то я тебя. — И полицай поднял здоровый кулачище.

— Иди, — побелел Борис, — иди лучше, а то в снегу закопаю, сволочь!

— Тебя Зуев закопает…

— Ишь ты, гад, и Зуева знаешь! А ну пошел!

Полицай, проваливаясь в сугробы, медленно зашагал в глубь леса.

У командирской землянки Борис застегнул полушубок, поправил шапку.

— Подожди, доложу, — бросил он напарнику.

Через минуту дверь землянки приоткрылась.

— Заходи! — крикнул Борис.

Полицай, кряхтя, втиснулся в узкую дверь. Вот здесь-то и пришлось удивиться Соколову. Командир отряда Арсений Иванович Зуев вскочил и крепко обнял полицая.

— Ты что же, Миша? Случилось чего?

— Беда, Арсений, меня самого чуть не загубили. Терещенко предатель. Троих связных с Большой земли завалил. Меня Рауху продал, еле ушел.

— Командир, — из угла вышел на свет высокий человек в офицерском полушубке, перетянутом портупеей, — командир, только что шифровка пришла. К Терещенко сегодня ночью пойдет человек из разведотдела. Завалит.

— Надо предупредить, у тебя его приметы есть, капитан?

— Есть.

— Борис, зови Володю Павлова.

* * *

На рассвете Володя подошел к крайним домам Мезинова. Мороз было лютый. Снег по-поросячьи визжал под валенками. Деревня, укутанная в белый пух снега, неохотно просыпалась. Кое-где под крышами начинал куриться дымок. И от этого Володе стало еще холоднее.

«Как же я ее дождусь? А вдруг она задержится? Мыслимо ли столько проторчать на морозе! А что делать? Ведь нельзя же уйти. Нельзя позволить, чтобы предатель выдал разведчицу».

Вчера в отряде капитан Симонов, начальник разведки, дал Володе пароль, отзыв, описал девушку. Он даже назвал настоящее имя ее — Зина.

Володя пошел вдоль плетней. Нужно было искать место, куда спрятаться. Вот и двор Терещенко. Рядом с сараем покосилась полуразрушенная рыбокоптильня. Володя пролез через плетень и юркнул в дверь, висевшую на одной петле. Ожидание было мучительным и