Жду, надеюсь, люблю... - Ирина Лобановская

— Как это — полтора? — фыркнула Арина.

— А так… — Марина злилась на сестру все сильнее.

Ишь, какая самостоятельная! Выломилась из семьи! Выломалась! Все по уму. Тьфу на нее!

— Помнишь, когда нам было лет четырнадцать, мы обе, как будто разбудили, вдруг отчего-то проснулись ночью?

Сестра кивнула. Темные волосы упали на лицо, и она их привычно отбросила ладонями.

Тогда в комнате что-то странно звенело. А потом неожиданно зажегся тоненький, словно в белой мути, свет в погашенной люстре.

— Проверь выключатель… — прошептала Арина.

Марина вскочила: выключатель никто не трогал…

Двойняшки замерли в ужасе. А люстра разгоралась все сильнее, будто ее подключили к какому-то таинственному прибору. И в конце концов зажглась почти полностью. Тут Марики не выдержали, заорали и завизжали в два голоса, призывая на помощь родителей. Отключенная люстра внезапно зажглась сама собой!

Потом оказалось — ночью прорвало трубу в квартире соседа Макара Макарыча, и вода залила проводку, отчего та стала мутировать.

Выяснив все, Арина быстро заснула, а сестра лежала и слушала голоса за дверью: мать, отец, бабушка, брат… Вот виноватый, оправдывающийся голос соседа, а это чей? Марина прислушалась. Молодой, незнакомый, какой-то еще ломкий басок… Марина быстро накинула халат и выскочила в переднюю. Рядом с соседом стоял высокий, нагловатого вида юноша. Ага, вот он какой, знаменитый сын, которого никто так и не видел!

Глянцевый пробор прочертил светлую четкую линию в черных волосах, острый длинный нос, забавно расплющенный по-утиному, будто смятый на конце, горделиво задран вверх. Соседский сын явно хотел исправить ошибку природы, наделившую его прямым носом, смотревшим в пол. Примерно таким Марина и представляла таинственного соседского сыночка. Утконос даже не глянул в ее сторону, продолжая нудно бубнить через губу, что он все исправит и оплатит нанесенный ущерб.

Эту нечаянную встречу Марина посчитала за один раз. А половина…

Через год после аварии Марина случайно столкнулась с соседским сыном возле лифта и вежливо раскланялась. Длинноносый не узнал ее, безразлично мазнул ленивым, каким-то замороженным взглядом и прошел мимо.

Тьфу на тебя! — подумала Марина.

— Ну а ты как его зацепила? — вернулась она, разъедаемая любопытством, к настойчиво грызущей ее мысли.

Сестра Арина…

Та молчала, раскачивая туда-сюда тяжелыми волосами-шторками.

— Вот привязалась! — с досадой пробурчала она.

Ей хотелось что-нибудь выдумать на ходу, такое обыденное, но достоверное, чтобы сестра поверила и отстала, но, как назло, ничего не придумывалось, фантазия дремала и просыпаться не желала ни в какую.

— Я давно уже открыла для себя такое правило: если хочешь, чтобы тебе никто и никогда не верил, всегда всем говори одну лишь правду, — засмеялась прозорливая Марина. — Я лично так и делаю. И при этом ничего не боюсь, потому что знаю — мне никто не поверит.

— Да? — Сестра взглянула на нее как раз с недоверием. — Сомнительно… Ну ладно… Я тоже давно перестала врать. В общем, все было так…

Роман долго не знал, что у Марины есть сестра-двойняшка. Она как-то бросила вскользь о сестре, вроде бы младшей, ну, этим дело пока и ограничилось. О том, что сестренка младше всего-навсего на шесть минут, Роман узнал значительно позже.

Они, как обычно, бродили вдоль пруда у Новодевичьего — любимого места их свиданий. Солнце билось прямо о купола монастыря, дети, радостно визжа, кормили уже давно объевшихся меланхоличных уток, вверху у ворот толклись гомонящие туристы… Сморенные теплом полусонные парочки возлежали на траве, пробуя даже загорать. Их не смущала близость монастырских стен и кладбища.

— Дык, а люблю я птичек, — задумчиво сказал Роман. — Жареных, разумеется. Например, смотрю на пруд с плавающими лебедями. И этот вид так прекрасен! Потому что я каждого тонкошеего красавца представляю себе хорошенько поджаренным и мирно лежащим на блюде.

— Тьфу на тебя! — возмутилась Марина.

Однажды вскипел и Роман, внезапно вспомнивший о нравственности:

— Безобразие! Что они тут валяются полуголые?! Храм рядом!

— Они часто здесь валяются, — равнодушно пробормотала Марина. — Какой ты, Ромка, невнимательный… Сколько здесь мы с тобой бродим… Неужели ты этих загоральщиков до сих пор не замечал?

Роман пожал плечами. Да, не замечал… Ну и что?

— Тебя так запросто любой может облапошить. И меня ты способен перепутать с кем-нибудь. К примеру, с моей сестрой.

— Ну уж как-нибудь! — засмеялся Роман, щурясь от солнца. — Тебя — и перепутать! Родная ты моя… Да ни за что на свете!

— Угу, меня — и перепутать! — передразнила его Марина.

Марики, понятное дело, давно и с немалым удовольствием развлекались своим уникальным сходством. В Гнесинке они запросто сдавали экзамены друг за друга, хотя одна старейшая преподавательница хвалилась другим, что она одна умеет различать этих близняшек Бычковых. Остальные посмеивались. Хитрые сестренки давно всех водили за нос. Наконец педагогша помоложе и лучше понимающая юношеское трюкачество сурово распорядилась, чтобы Бычковы являлись к ней только вдвоем, и при этом чтобы Арина — именно Арина, всегда и постоянно! — заплетала косы.

Новый метод очень понравился всем, кроме сестренок. И все подряд вслед за мудрой преподшей строго и даже грозно потребовали того же самого: пусть Бычковы ходят всегда вместе, рядом, и Арина обязательно с косами. Это случилось уже в конце второго курса, когда один из педагогов случайно заметил, что одна и та же Бычкова два раза подряд входила в аудиторию, где шел экзамен. Выследил, глазастый!

— Косы плести! — бунтовала Арина. — Изуверы! А еще музыкантами прикидываются! Интеллигенцией! Сплошное зверье!

Ей пришлось хуже, чем сестре. Аринка была послабее, училась хуже, и именно Марина всегда выручала ее, бегая сдавать за сестру зачеты и экзамены.

— Твое имя спрятано в моем, — гордо заявляла она. — И этим все сказано! Все по уму.

Да, Аринкина расслабуха закончилась, и пришлось браться за учебу.

Мать посмеивалась, бабушка негодовала, Александр хохотал, выслушивая длинные рассказы-жалобы сестренок во время своих коротких наездов в Москву. Отец молчал. Ему слишком не нравились выверты и хитрости Мариков, их пройдошистость, как он говорил.

Глава 4

Кто-то осторожно постучал в окно… Марина торопливо встала, зацепившись за ножку табуретки, запахнула на груди теплый платок — она обожала платки и шали. Как цыганка, смеялась сестра. И быстро подошла к окну, тревожно вглядываясь в осеннюю вечернюю темень.