Рыцарь - Олег Говда

– Как будет угодно господину барону.

– Да, мне угодно… Так о чем это ты? И какой беде вознамерился помочь?

– Общей… – слово было произнесено одним дыханием, так что даже губы не шевельнулись.

– Но, но! Ты говори, да не забывайся, есаул! – Владивой нахмурился. – Что за вздор? Что у меня с тобой общего?

– Враг, господин барон. Как обычно… – рассудительно заметил Калита. – В бою никогда не известно, в чью грудь прилетит первая стрела, но все знают, откуда ее ждать. Вот и сейчас мы в одну сторону поглядываем.

– Гм… – Владивой внимательнее взглянул на есаула. Харцыз и бровью не повел под пристальным взглядом. – Извернулся, шельма. И отчего вы, степняки, все такие хитрованы?

– Потому что баб меньше слушаем. Своим умом жить приучены, – буркнул в усы есаул. А вслух ответил: – Наверно, от того, что глупец в Вольной Степи долго не живет. Его либо Змий сожрет, либо исчадия Запретных земель врасплох захватят. Вот и остаются те, кто чуток умнее…

– Может, и так… – Барон добрел на глазах, сказывалось выпитое вино. – Садись рядом, старина. Бери кувшин, угощайся.

– Разве ж можно? – Есаул притворно замешкался, будто в растерянности от оказанной чести. Словно и не бражничал никогда с Греем за одним столом.

– Ты, это… – ухмыльнулся барон, будучи еще достаточно трезвым, чтоб заметить фальшь в игре хитреца. – Не перестарайся, шельмец… Или мне тебя упрашивать надо? Налить собственноручно и поднести с поклоном?

Ничего такого Калита не хотел, поскольку свирепел барон значительно быстрее, чем остывал. Поэтому в мгновение ока оказался за столом с кубком в руке и наполнил его сам, не дожидаясь слуг.

– Здоровье господина барона! – гаркнул он браво и выпил на одном дыхании.

А в следующее мгновение Владивой крепко схватил харцыза рукой за чуб и притянул его голову к своему лицу.

– Теперь говори, чего удумал. Только, очень прошу, постарайся, чтобы совет твой дельным оказался. Иначе не посмотрю на былые заслуги. Тут же срублю дурную голову вместе с болтливым языком и скормлю псам!

Калита только крякнул и, поскольку барон все еще не выпускал из кулака его волос, лишь моргнул.

– Ну?

– Молодая бабенка-то завсегда лучше старой будет… – промолвил тихо, но выразительно харцыз. – Одной подушку на лицо, пусть спит вечно, а другую – под венец… Тут и сказочке конец.

Похоже, Владивой ожидал каких-то иных слов, потому что, не отпуская чуприны советчика, второй рукой ухватил его за горло.

– Как смеешь, пес?! Удавлю!

Но Калита уже ломился к задуманному, невзирая ни на что. Ушлый и тертый жизнью отступник хорошо понимал, что барон в любом случае сумеет где-то прислониться, а то и выпросит у Дворянского Совета право строить собственный замок. А вот ему (бежавшему от правосудия в степь, а потом – из Кара-Кермена обратно, уже спасаясь от мести харцызов) без милости Владивоя, приютившего беглеца за отличную воинскую выучку, ни в этих стенах, ни в каком-либо ином месте ничего не светит. Кроме хорошо смазанной петли. Как и его верному побратиму, не бросившему в беде товарища.

– Хоть и прибейте, господин барон… – прохрипел, как мог убедительнее, сквозь сдавленное железными пальцами горло. – Осмелился лишь ради вашего добра. Если бы и в самом деле не ведал, как незаметно помочь, то и рта б не раскрыл. Зачем рану бередить, если не перевязывать? Ваша воля, прикажите казнить, но – выслушайте!

Барон окончательно протрезвел и благодаря этому нужное слово из не слишком внятного хрипа вычленил: «незаметно!»…

– Говори дальше, – промолвил спокойнее и убрал руку с кадыка синеющего лицом, но покорного Калиты. – Позволяю. Только хорошо думай над тем, что скажешь! Я ценю преданность. Но слуга, который знает слишком многое и становится болтливым, перестает быть таким!

– И в мыслях не было, – потирая горло ладонью, ответил есаул. Потом налил себе из кувшина вина и, болезненно морщась, выпил мелкими глотками. – Тяжелая у вас рука, господин. Едва не задушили…

– Не отвлекайся, – буркнул Владивой. – Может, еще и удавлю… Если не прогоню.

– Тьфу, тьфу, тьфу! – сплюнул суеверно харцыз. – Не приведи Создатель. Сам ведь знаешь, что в Степи с отступниками делают. Кол – райской милостью покажется. А в любом другом месте меня, по приказу хранителей, повесят: слишком долго я разбойничал… Да и раньше кое-что за душой сыщется. Нам с Кривицей без вас, господин барон, податься некуда. Только с вашего соизволения и живы…

Говорил есаул вроде искренне, поэтому барон не стал перебивать.

– О том, что госпожа баронесса при смерти, никто уже и не сомневается. А когда это станет известно и королеве, она обязательно пришлет кого-то из советников или фрейлин, чтобы помочь Анжелине вступить в права наследия. И тогда уже ничего не изменить, а сейчас – все в руках Создателя и… наших.

Владивой задумчиво хмыкнул, соглашаясь с услышанным. Пока есаул говорил дельно.

– Вот что я придумал… – понизил голос тот, непроизвольно оглядываясь на замерших неподалеку слуг, приставленных прислуживать барону за столом. Владивой понял его верно и сделал жест юношам удалиться. – Но, чтобы успеть к приезду королевских советников, необходимо сделать дело если не сегодня, то завтра.

– Что сделать?! – снова начал терять терпение барон. – Не томи душу, сучий потрох, говори яснее!

Харцыз на мгновение заколебался, потому что хорошо понимал: одно дело замыслить преступление, а совершенно иное – высказать вслух. Замысел, хотя и самый подлый, не наказуем, а вот после произнесенных слов… Ступив первый шаг, человек попадает в такую быстрину, что и рад бы остановиться, да – поздно! Может, одумался б еще харцыз, но ведь речь шла всего лишь о судьбах женщины и девицы, в понимании степных традиций как бы и не людей, поэтому он отбросил сомнения и произнес:

– Сначала придется помочь баронессе покинуть свет. По сути, совершить доброе деяние. Бедняжка так страдает. И даже лекарь сказал, что ей осталось жить считаные дни.

Владивой кивнул, соглашаясь. Во всем, что говорил старый пройдоха, пока был только здравый смысл и никакого злодейства. Помочь умереть смертельно раненному воину и тем самым избавить от мучений никогда не считалось преступлением.

– А после, когда утихнет переполох, возникший вследствие неожиданной кончины госпожи, и все угомонятся, – продолжал тот бойче, воодушевленный проявленным интересом барона, – как любящий муж и отец, вы просто обязаны пойти утешить дочь. В ее светелку… И пробыть с баронетой вместе до утра. У кого повернется язык осудить осиротевшего ребенка, задремавшего в объятиях скорбящего отчима? И неудивительно, в горе позабыть об иных уложениях и традициях. Главное, чтобы наш хранитель традиций, отсылая извещение о случившемся, мог абсолютно искренне засвидетельствовать перед Мастером, что Анжелина провела эту ночь вместе с вами наедине!..

– Да, – пробормотал удивленный столь изощренным коварством Владивой. – Эта затея могла бы удасться. Во многих дворянских семьях женщины подняли бы вой, но обычай древний и не нами придуман. И хотя многие догадались бы, что все произошло не случайно, отменить закон Общей Ночи не сможет не только королева, но даже Большой Совет. Великолепно задумано! Но как это провернуть? В комнату к Анжелине я войду… Смерть матери достаточно сильное потрясение, и девочка будет не такой строптивой. А вот как остаться у нее до утра так, чтоб малышка ничего не заподозрила? А ведь это необходимое условие! В противном случае о совместной жизни и думать нечего. Либо она меня со свету сживет, либо мне придется ее опередить. Разве притвориться мертвецки пьяным от горя и прохрапеть у ее ног до утра? Вряд ли баронета будет потрясена настолько, что не смекнет покинуть комнату или не призовет слуг отнести меня в спальню… Кстати, – барон пристально взглянул советчику в глаза, – ведомо ли тебе, что за попытку посягнуть на непорочность дворянки всех причастных к этому делу сначала кастрируют, а затем колесуют? Увы, но в осуждении подобных злодеяний женщины всегда единодушны и совершенно беспощадны, а хранители Равновесия их поддержат. Если возникнет хотя бы капля подозрения, нам лучше заколоться своими мечами. Гм, подсыпать Анжелине сонного зелья?

С того, что барон даже словом не обмолвился о судьбе жены, Калита понял: в целом его план Владивою понравился.

– Никакого шума не будет. И обойдемся без дурмана. Вдруг кто-то заметит. Сделаем по-другому: когда все служанки уснут, мы с Кривицей незаметно проникнем в комнату к баронете, привяжем ее к кровати и заткнем рот.

– Час от часу не легче… – помотал удивленно головой барон. – Ведь ты нападение предлагаешь. Как его утаить? А горничную куда девать? – вспомнил Владивой неотлучно находящуюся рядом с падчерицей служанку.