Бремя Мертвых - Василий Гавриленко

— Ну, вот и еда.

Дотронулся носком ботинка до головы собаки. Ухмыльнулся.

— А кроме еды мне нужно еще кое-что.

Кристина отступила к двери супермаркета, прижимая Ромика к груди.

Незнакомец наступал.

— Ты, конечно, не женщина, но на безрыбье, как говорится, и рак — рыба. Иди-ка сюда!

Кристина закричала, почувствовав у себя на горле холодные пальцы.

— Да убери ты этого малявку. Кто он тебе — брат? Или может — сын? Такие, как ты рано начинают…

Незнакомец ослабил хватку. Принюхался.

— Вы с ним падалью питались? Ну, понятно. Лишь бы выжить.

Он отступил на шаг и, глумясь, принялся танцевать уродливый стриптиз.

Мама! Мамочка, где ты?

— Я отведу тебя к себе на хату и посажу на цепь.

Глаза Кристины заволокла пелена слез. Ромик зашевелился, взбрыкнул ногой.

Ромик!

Девочка повернула мальчика лицом к незнакомцу, который уже успел спустить штаны.

— Намордник? Что за хрень?

Кристина расстегнула застежку намордника и бросила Ромика прямо на оторопевшего насильника.

Дикий вопль понесся по району, заставляя взлетать с насиженных мест стаи ворон, заставляя скулить бродячих псов, заставляя выживших людей дрожать в своих осажденных зомби укрытиях.

— СУКА — А-А!

Ублюдок отшвырнул Ромика.

Кристина вжалась в холодную дверь супермаркета, глядя, как мечется перед ней человек с напрочь съеденным лицом.

— ААА! СУКА!

Насильник побежал по лужам, высоко задирая ноги. Шагов через двадцать упал.

— Ромик.

Кристина кинулась к брату. Ни на мгновение не опасаясь, что мальчик сделает с ней то же, что с насильником, обняла брата.

Ромик тихо урчал, но не пытался укусить сестру.

— Я больше не надену на тебя намордник, — рыдала девочка. — Клянусь.

Клятву Кристина не сдержала.

Она шла, держа на руках упакованного в намордник брата, пугаясь каждой брошенной машины, каждого дерева и столба.

Теперь она больше боялась людей, чем зомби. Что хотят зомби — понятно, чего хотят люди — нет.

Еду она так и не нашла. Мальма мертва.

Что ей теперь делать? Куда податься?

Вернуться домой, лечь на холодную постель и… И умереть?

Как там было написано в подъезде?

«Я хочу сдохнуть»?

Кажется, теперь понятно, что этот человек имел в виду.

Позади раздался шум. Кристина нырнула за мертвый троллейбус.

По улице ехал мотоцикл.

В Центральном районе города было до черта зомби и, удирая от них, Олег так и не удосужился найти где-нибудь труп, обладающий джинсами и курткой. Затем он заехал в район Промзоны, переночевал в бетонной трубе, разведя костер. Состряпав из веток ивы и проволоки некое подобие юбки, Борщин улегся спать не особо надеясь пережить эту ночь. К счастью, зомби не явились на дым костра, но Олег продрог и проголодался так, что зомби перестали казаться основным злом. Теперь основным злом были холод и голод.

Разведя костерок, кое-как отогрел онемевшие пальцы, станцевал вокруг костра дикий танец и побежал к мотоциклу.

Если за этот день он не найдет одежду, еду и оружие, — кранты. А зомби, уж конечно, сделают все, чтобы помешать ему.

Олег ехал по пустынной улочке.

Что за глухомань. Даже брошенные машины попадаются редко.

Но — смотри-ка. Машин нет, но есть троллейбус.

Олег сбавил скорость.

И увидел девочку с ребенком (или куклой) на руках.

Кристина оторопела. Ей едва-едва удалось избежать лап насильника (спасибо, братик, без тебя я бы пропала), как вот перед ней остановился голый мотоциклист. Боже, неужели выжили одни ублюдки?

Кристина спряталась за троллейбус.

Лучше не смотреть. Может, он уедет.

Девочка. Лет двенадцати. С ребенком на руках. Ребенок почему-то в наморднике. Странная парочка.

Олег задумался.

Если взять их с собой — это обуза, а он еще не до конца освоился в новом мире. Да и освоится ли? Черт подери, ведь он даже штанов себе не сумел до сих пор добыть! С тех пор, как сбежал из качалки, едва приняв душ.

Рука потянулась к ключу зажигания.

Если девочку с ребенком оставить здесь — к вечеру они будут мертвы.

Борщин болезненно сморщился и негромко окликнул:

— Эй, там, за троллейбусом!

Он зовет ее! Этот голый человек зовет ее.

Кристина вжалась спиной в борт троллейбуса. Что же делать?

Сидеть тихо, он уедет. Сидеть тихо.

— Слышишь, девочка!

Голос, кажется, нормальный. Не такой, как был у ТОГО. Человеческий голос.

Олег облегченно выдохнул.

Не отвечает, и ладно.

Так лучше.

Ему еще не хватало обузы.

Завел мотор.

— СТОЙТЕ!!!

Кристина выскочила из-за троллейбуса, побежала к тарахтящему «Харлею».

— Не бросайте нас! Пожалуйста, помогите нам!

Борщин заглушил мотор. В сердце ворочалось раздражение. Дернул же черт связаться!

Хмуро взглянул на девчонку и кивнул:

— Садись, пока я не передумал.

Игрушки. Отец Андрей, Володя

Отец Андрей глубоко затянулся сигаретой, выпустил в вечерний воздух тонкую струйку дыма.

Он сидел на пригорке, положив на колени АКМ, найденный три дни назад (как раз в канун Яблочного Спаса) в полицейском участке крохотного городка под названием Изюминск. Ну, то есть как «найденный».

Отец Андрей усмехнулся. Стряхнул пепел с сигареты.

Автомат пришлось добывать с боем.

Четыре упыря в изодранной до сраму полицейской форме пытались ему помешать.

«Сайга» не подвела, однако, когда отец Андрей увидел новенький «Калашников», висящий на стене под портретом Министра Внутренних Дел, сомнений не возникло. Ружье осталось в Изюминске.

Когда с новоприобретенным автоматом он вышел из полицейского участка, тут же появилась возможность испытать оружие: по улице брела парочка упырей.

Крикнула какая-то птица, сорвавшись с ветвей дерева унеслась в стремительно сгущающиеся сумерки.

Пташки-то живы, создания Господни. А вот люди…

Отец Андрей вздохнул.

А чему удивляться-то?

Птаха она что? Птаха она безгрешна. А человек…

Вот и намедни наткнулся на двоих, из выживших. Мужчина и женщина. Пообкусаны основательно упырями, но живые.

Отец Андрей сидел у костерка, жарил суслика.

Мужик наставил пистолет, заорал дурным голосом.

«Выворачивай-рюкзак-гнида-снимай-одежду-давай-оружие-жратву!»

Женщина тем временем выхватила из огня недожаренного суслика, принялась есть, давясь, обжигаясь.