Почему Америка и Россия не слышат друг друга? Взгляд Вашингтона на новейшую историю российско-американских отношений - Анджела Стент
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Двумя месяцами позже случилось новое потрясение – первые в постсоветский период выборы в Думу, на которых 23 % получил малоизвестный политик крайне правого толка Владимир Жириновский и его партия, удручающим образом названная Либерально-демократической (коммунисты получили 12,4 %). Как выразился занимавший в то время пост государственного секретаря Уоррен Кристофер, это «тревожный звоночек», указывающий на риски и реалии ельцинской России. Экономика худо-бедно оправилась после краха СССР, но большинство граждан России находились в крайне тяжелом экономическом и социальном положении. Группа младореформаторов во главе с Анатолием Чубайсом, пытаясь не допустить возвращения к эпохе коммунизма, ввела схему ваучерной приватизации. В рамках приватизации рабочим выдавались ваучеры предприятия, на котором они трудились, и было объявлено, что они вправе продать свой ваучер за наличные деньги. Эта приватизационная модель позволила лишь считаным единицам вступить на путь богатства и никак не способствовала повышению уровня жизни большинства россиян. Вследствие военного вторжения в Чечню – северокавказскую республику, объявившую о независимости от Москвы, – а также непрекращающихся битв между Кремлем и Думой оппозиция Ельцину и его советникам обострялась. Да и пора потрясений еще не миновала. На думских выборах 1995 года коммунисты почти удвоили свою поддержку, получив 22 % голосов, а ЛДПР поддержали 11 % избирателей.
Теперь Ельцина атаковали и слева, и справа. На протяжении 1995 года его физическое состояние постоянно ухудшалось – это было следствием ряда хронических заболеваний, в том числе кардиологических, а также алкоголизма. Перед администрацией Клинтона все яснее маячила перспектива, еще недавно казавшаяся совершенно невероятной, что на президентских выборах 1996 года к власти в России снова придут коммунисты под руководством Геннадия Зюганова. Рейтинг Ельцина упал до нескольких процентов, и ситуация, судя по всему, приобретала угрожающий оборот. Тогда США проявили инициативу и добились от МВФ займа для России в размере $10,2 млрд, чтобы поддержать экономику и правительство Ельцина. Клинтон сказал Строубу Тэлботту: «Мне до боли хочется, чтобы этот парень победил»{64}.
У Ельцина были и другие горячие сторонники, а именно те, кто выгадал от приватизации, – новоиспеченные мультимиллионеры и разбогатевшие на приватизации природных ресурсов миллиардеры, которых обобщенно называли «олигархами». В феврале 1996 года группа богатейших российских олигархов встретилась в кулуарах Всемирного экономического форума, который всегда проходил в Давосе, альпийском горнолыжном курорте. Только что они выслушали обращение лидера российских коммунистов Зюганова к участникам форума; тот называл себя «мирным человеком» и обещал, что если выиграет выборы, то не станет проводить массовой национализации. Российские олигархи с возрастающей тревогой наблюдали, как представители западных СМИ и предпринимательских кругов заигрывают с Зюгановым. Им стало ясно, что возвращение коммунистов к власти означает не только возврат к прошлому, но и катастрофу для них самих – экспроприацию собственности, тюрьму, а может, и что похуже. Они решили, что следует сделать все возможное, чтобы обеспечить Ельцину победу на выборах. В противном случае они рисковали потерять все.
Конечно, у российских олигархов возникали трения по вопросам бизнеса, но здесь ради своего спасения они решили отбросить прочь распри и выступить единой командой. Два самых могущественных олигарха, Борис Березовский и Владимир Гусинский, заключили мир и разработали схему, которая должна была гарантировать Ельцину победу на выборах. Этот так называемый «давосский пакт» – к которому в конечном счете присоединились все главные олигархи России – предусматривал сбор средств на финансирование предвыборной кампании Ельцина. Кроме того, олигархи договорились расширить схему залоговых аукционов, в рамках которых российский бизнес предоставлял Кремлю крупные средства в обмен на право выкупать по бросовой цене стратегические активы в области энергетики и минеральных ресурсов. Активы эти все еще находились в собственности у правительства, и после их продажи в России возник новый класс миллиардеров{65}. Кремль потратил эти средства как непосредственно на предвыборную кампанию, так и на выполнение социальных обязательств, в особенности на погашение задолженности государства по пенсиям и зарплатам. Впоследствии администрация Клинтона схлопотала критику за поддержку этих непрозрачных схем, которые усилили экономическое и политическое могущество олигархов и стимулировали коррупцию в России. Да, администрация Клинтона не участвовала в этих схемах. Тем не менее, как говорит Тэлботт, она «способствовала им. Нам следовало бы приложить больше усилий, плотнее поработать с Ельциным и его ключевыми советниками и отыскать какой-нибудь другой способ добиться его переизбрания, не позволять олигархам так безнаказанно хозяйничать в экономике»{66}. Проект залоговых аукционов был разработан в России и учитывал ее уникальную ситуацию: командные высоты во всех стратегических активах страны все еще находились в руках государства, а внешний мир мог лишь краем глаза увидеть, как работают шестеренки непрозрачной политической системы.
Во время предвыборной кампании группа американских консультантов без ведома вашингтонских политических кругов связалась с политтехнологом Диком Моррисом, который работал на Белый дом во время избирательной кампании Клинтона, и пригласила его в Москву проконсультировать команду Ельцина – прежде всего его дочь и главного советника Татьяну Дьяченко, – как добиться победы на выборах{67}. В 1996 году после настойчивых слухов, что его будто бы уговаривают отменить выборы, Борис Ельцин по рекомендации своих американских советников повел активную и наступательную избирательную кампанию. Он поднял свой рейтинг и выиграл президентские выборы во втором туре, где его соперником был Геннадий Зюганов. Отчасти победой Ельцин был обязан тому, что завербовал в свой стан одного из своих политических противников – генерала Александра Лебедя, а отчасти тому, что россияне в конечном счете сочли его кандидатуру меньшим злом по сравнению с другими. До сих пор не умолкают дебаты о том, насколько свободными и честными были выборы 1996 года, однако администрация Клинтона испустила дружный вздох облегчения, когда победителем на выборах был объявлен Борис Ельцин – невзирая на то, что в период между двумя турами он пережил тяжелый сердечный приступ. Ельцину эта победа далась слишком высокой ценой. Несмотря на усилия сохранить все втайне, известно, что после 1996 года российскому президенту так и не удалось восстановить прежнюю физическую форму. Его внутренняя политика стала еще более непостоянной, эксцентричной и противоречивой. В 1997 году экономика России более или менее восстановилась, но в 1998 году азиатский финансовый кризис со всей силой ударил по российскому послевыборному «экономическому чуду». В августе 1998 года обрушился рубль, что ввергло в жесточайшие экономические трудности и так с трудом боровшихся за существование россиян. Многие в результате лишились всех своих сбережений. И теперь они вспоминают 1990-е годы как время великих бедствий.
Российские контрагенты Вашингтона
Перед новым российским руководством встала серьезнейшая внешнеполитическая задача – определить, каковы же новая идентичность и новые интересы посткоммунистической России, и выработать средства, которые позволили бы успешно добиваться этих новых целей. Команде Ельцина так и не удалось прийти к единому мнению относительно национальной идентичности и национальных интересов России, и она постоянно колебалась между сотрудничеством и конфронтацией с Западом. Вначале создалось впечатление, что сотрудничество возьмет верх. В администрации Клинтона бытовало мнение, что все внешнеполитические решения Ельцин принимает единолично. «Царствую» – такой глагол он любил употреблять{68}. Первый министр иностранных дел в правительстве Ельцина 41-летний Андрей Козырев в прошлом был советским дипломатом. Еще в самом начале он обозначил свои взгляды: «Наш выбор – …прогресс в соответствии с общепринятыми мерками. Их изобрели на Западе, и в этом смысле я западник и есть. Запад богат, и нам надо дружить с ним – это своего рода клуб первых стран мира, к которому Россия должна по праву принадлежать»{69}. Будучи прагматиком, Козырев понимал, что в интересах России – интегрироваться в евроатлантические институты. Его заместителя Георгия Мамедова официальные представители США считали «достойным переговорщиком»{70}. И все же Козырев вскоре стал объектом яростной критики со стороны чиновников и экспертов, придерживавшихся более традиционных взглядов. Они обвиняли Козырева в том, что он не отстаивает перед Западом интересы России.