Для убийства нужны двое - Хорст Бозецкий
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Фойерхана, слава Богу, еще не опознали… Но, собственно, это ничего не меняло; даже знай они, кто похищенный, немало придется повозиться. Уже лет десять они не встречались… И банковский кассир еще жив. Хотя и пишут, что он в смертельной опасности, но… Ну как-нибудь выживет. Обязательно выживет — иначе и быть не может. Томашевский даже не допускал, что станет убийцей, он, такой чувствительный и тихий человек. Господь свидетель, тогда с Йен-сом была не его вина… Бессмысленно полистав газету, он остановился, наткнувшись на собственное объявление.
Современные берлинцы высоко ценят мебель фирмы ГТ. Рациональная конструкция, выгодные закупки по оптовым ценам и точный расчет позволяют предложить вам товар по необычайно низким ценам. Например, удобный, всегда модный трехстворчатый резной шкаф в старонемецком стиле стоит всего 1099 марок. А потому: МЕБЕЛЬ ОТ ГТ? ПРЕКРАСНАЯ ИДЕЯ!
Взгляд его вновь остановился на фотографии, запечатлевшей филиал банка в окружении густой толпы. И тут он вспомнил про свои чертежи. Вскочил, кинулся в кабинет, вытащил из письменного стола серо-зеленую папку. И замер. Уже многие годы он клал папку в ящик замком назад. Теперь же замок сразу бросился ему в глаза. Кто-то копался в письменном столе? Он подергал блестящий хромированный замок — слава богу, папка все еще заперта. Открыв замок, извлек оба чертежа места преступления. Он понемногу начал успокаиваться. Наверное, в нервном напряжении перед налетом проложил папку не той стороной. Вполне понятно.
Теперь он пошел в ванную, поджег оба листка от зажигалки, а пепел смыл душем.
Потом еще раз причесался, капнул на рубашку одеколоном и поехал в свой офис на Фридрихштрассе.
Около десяти поставил свой вишневый «дипломат» во дворе безнадежно запущенного здания своей фирмы. Его фасад покрывала белая плитка, межэтажные карнизы были украшены зелеными орнаментами. Тут и там кафель отвалился, и никто его не ремонтировал. Медленный и скрипучий наружный лифт доходил только до четвертого этажа, который в прошлом году сдали в аренду мастерской печатей. Тут пахло деревом и морилкой. И отовсюду так и тянуло упадком.
Фирма Густава Томашевского, собственно, еще в мае должна была перебраться в новое помещение в сотне метров отсюда, но из-за отсутствия денег после завершения основных строительных работ дальнейшую отделку пришлось остановить. Собственно, эта новостройка и стала причиной финансового кризиса.
Томашевский миновал отдел отгрузки. Возле больших весов о чем-то живо спорили двое мужчин и женщина. На него они даже не обратили внимания, но донеслись обрывки фраз: «Фантастика… Украл девяносто тысяч… Кого-то похитил — не хотел бы я быть на его месте… Что только может приключиться с человеком!»
Кивнув, он поспешил дальше.
Лифт стоял где-то в подвале, и вызов не работал. Какое свинство! Кабинет его был на третьем этаже, и поневоле пришлось подниматься пешком.
На первом этаже находились торговый зал и выставочный салон. И никого, кто интересовался бы его мебелью: три продавца на груде ковров листали старые иллюстрированные журналы.
Проходя мимо, заглянул в столярный цех. Там чинили мебель. Казалось, что его рабочие и тут движутся как во сне. «Ну погодите у меня, — пробурчал он под нос. — Скоро все переменится!»
Зато на третьем этаже, где помещалась бухгалтерия, расчетный отдел, отдел продаж, все старательно изображали активность. Его знакомый, советник по вопросам управления, объяснял, что у него слишком забюрократизированная администрация и что его коммерческие сотрудники делают уйму совершенно лишней работы. Что-то в этом было. Они составляли статистические обзоры, которые он никогда не читал. Когда все придет в порядок, нужно будет закупить электронные калькуляторы. Сто тридцать тысяч марок — достаточное вливание, чтобы пациента поставить на ноги. Можно не только выплатить долги, но и присмотреть новое оборудование и усилить рекламу.
— Привет, Паннике! — поздоровался он с бухгалтером, который сосредоточенно рассматривал в окно новостройки Мерингштрассе. — Можете поставить охлаждаться шампанское — сегодня и на нашей улице будет праздник.
Паннике обернулся. Он служил в фирме уже больше сорока лет — в 1929-м начинал здесь стажером. Старик был из поколения, которое признавало только иерархическое построение мира. Человек знал свое место, подчиняться — значит существовать. Работа ему всегда нравилась, часто он оставался и до полуночи, чтобы спасти тонущий корабль фирмы. Когда-то хотел своей старательностью компенсировать недостающую Томашевскому решительность, коммерческую хватку и удачу. Но сейчас его подводило давление, не работала щитовидка, он стал вялым и сонным.
Томашевский его любил, потому что Паннике чем-то напоминал ему отца.
— Значит, ваш дядя все-таки приехал? — спросил Паннике, не слишком веря в положительный ответ.
— Ну раз я говорю! Скоро будет здесь!
В своем кабинете Томашевский сел под портретом основателя фирмы. Фройляйн Майерхоф, его секретарша, уже приготовила коньяк, виски и сигареты.
Несколько минут он смотрел на светло-зеленый металлический шкаф, стоявший у обшитой деревом стены за дверью. Со вчерашнего вечера там лежала коричневая сумка с девяноста тысячами марок. Разумеется, не та, с которой он был в банке. Вопреки принятым порядкам лишь он один знал цифровую комбинацию замка, поэтому можно было не бояться, что кто-нибудь обнаружит деньги в сейфе. Доставив Фойерхана на виллу, он еще раз съездил в контору и спрятал деньги.
Раздался стук в дверь, и вошла фройляйн Майерхоф, Карин Майерхоф, русая, голубоглазая и очень привлекательная. Она его обожала и подчинялась всем его желаниям. Он навещал ее пару раз в месяц, когда родителей не было дома, чтобы, как он выражался, не утратить форму, но не любил ее.
— Как дела, золотце?
— Спасибо, хорошо. Послушай, старик уже здесь!
— Ну слава Богу! Будь с ним мила и проведи сюда.
— А ты не выйдешь его встретить?
— Что? Ах да, конечно. Так будет лучше. Томашевский неуклюже поднялся и вышел в приемную.
— Привет, дядя Джон!
— Хэлло, Томи!
Томашевский содрогнулся, словно кто-то ткнул ему в спину раскаленной кочергой. Черт, откуда старик знает его школьное прозвище? Где он его мог слышать? Нет, это случайность? Гм… К счастью, Карин ничего не слышала.
— Что-то не слишком ты рад, — заметил Шеффи.
— Да что ты, очень! — Томашевский порывисто поцеловал его в щеку, но в тот же миг подумал, что это уж слишком, и отступил в сторону.
— Вот получай, пересчитай деньги и убери куда-нибудь. — Шеффи поставил на стол элегантный чемоданчик для бумаг и достал из него две пачки купюр по тысяче марок. Убедившись, что-в комнате они одни, гордо выложил их на стол.
— Сорок тысяч, — подтвердил Томашевский. — Огромное спасибо. Я уже поручил составить соглашение. Вот оно, прочитай, пожалуйста…
Достав густо исписанный лист из массивного письменного стола, протянул его дядюшке. Пока старик читал, убрал сорок тысяч марок в сейф.
— О'кей, — наконец сказал Шеффи. — На год тебе оставлю деньги без процентов, потом четыре года буду получать по двадцать пять процентов. Таких условий нигде на свете не найдешь. Твое счастье, что я способен так раздавать деньги. Но помогаю с удовольствием — ведь ты сын моего брата… Так-то.
Он налил себе виски и залпом выпил.
Благосклонная снисходительность Шеффи так действовала Томашевскому на нервы, что он едва не выставил дядюшку на улицу. Толстая старая свинья, мерзейший тип… Разорвать бы договор и засунуть его деньги ему в задницу…
Но он взял себя в руки и даже смог улыбнуться. Без Шеффи ему конец.
— Хочешь бегло осмотреть предприятие? — любезно спросил он.
— Ну, если ты так хочешь… — Шеффи встал и подтянул просторные брюки. — Все тут выглядит весьма убого. И хоть я не слишком разбираюсь в производстве, твое, мне кажется, дышит на ладан. Ладно, надеюсь, ты сможешь поправить дело. Это твой долг перед памятью отца! Эх, парень! — Он обнял Томашевского за плечи. — Выше голову! Бери пример с меня. И я когда-то обанкротился. И начал снова с десятью долларами. А видишь, чего достиг… Немного огляжусь, может, найду тебе хорошего консультанта.
Они остановились перед стеклянной загородкой, где сидел Паннике. Тот как раз завтракал.
— Господи, да лучше бы я те деньги бросил в Гудзон! Тебе нужно как следует натянуть вожжи, мой милый — ведь ГТ — не богадельня!
— Паннике очень способный, — опасливо заметил Томашевский.
— Смотри, чтобы его не переманили, скажем, «Форд» или «Дженерал моторс», — рассмеялся Шеффи.
Подобные саркастические реплики сопровождали весь осмотр, и Томашевскому временами казалось, что дядя заберет деньги обратно. Но семейные узы, голос крови, как называл это Шеффи, все-таки оказались сильнее голоса разума. Известно, что братья Томашевские готовы были друг за друга в огонь и воду. Во всяком случае Шеффи отказался детально проверять учетные книги и ограничился поверхностными расспросами о финансовой и хозяйственной ситуации фирмы. Казалось, свои деньги он давно списал со счета.