Обитель ночи - Том Мартин

Кришна продолжил:

— Он мне все рассказал. Мне очень жаль, что ваше знакомство с Индией получилось вот таким.

Кришна провел ее в комнату. Со своими умными глазами и добрым лицом он вносил спокойствие в обстановку кабинета — заваленные документами два стола, несколько телефонов и компьютеров, — выглядевшего так, словно здесь только что провели обыск. Перед столами громоздился большой, изрядно потертый кожаный диван, почти скрытый под кипами журналов. Кришна устремился вперед и расчистил местечко для Нэнси, без сил рухнувшей на диван. Пока она приходила в себя, Кришна пробрался через завалы, прошел меж двух столов к открытому дверному проходу, за которым находилась вторая комната. Обращаясь к кому-то в той комнате, он быстро проговорил что-то на хинди и повернулся к Нэнси.

— Я попросил принести чаю. А еще я звонил в штаб-квартиру Корпуса иностранной прессы и попросил их обратиться с жалобой в правительство. И подал официальную жалобу министру внутренних дел от имени газеты.

— Спасибо, — поблагодарила Нэнси. — Я безмерно рада просто выбраться оттуда.

— Хотите что-нибудь съесть? Вы наверняка голодны. Сомневаюсь, что вам предлагали перекусить в полицейском участке.

— Да, спасибо, я бы с удовольствием перекусила. Что угодно…

Несколько мгновений спустя из смежной комнаты появилась женщина. Она несла поднос с большим стаканом воды, чашкой чая и двумя свежеиспеченными самосами.[15] Нэнси с жадностью принялась за еду. Кришна вытянул из-за стола кресло и с сочувствием поглядывал на нее, потягивая чай. Он ждал, когда она заговорит. Нэнси вытерла рот салфеткой и попыталась привести мысли в порядок.

— Кришна, спасибо вам огромное. Простите, если веду себя немного дико.

— Не говорите глупостей. Хотите еще что-нибудь?

— Нет-нет, все замечательно. Вот чего бы я хотела, так это узнать побольше об Антоне Херцоге.

Кришна осторожно кивнул. Она продолжила.

— Вы можете помочь?

Он смутился, словно предпочел бы услышать от нее просьбу о чем-то более привычном: как организовать экскурсию по Дели, где лучше покупать продукты или в каком ресторане питаться.

— А что конкретно вы хотели бы узнать?

— Вы работали с Антоном бок о бок. Вы должны лучше других знать его привычки, предпочтения, планы.

— Не так хорошо, как вы думаете. Да, я много лет проработал с ним…

Кришна замолчал. Надеялся, что она сменит тему, догадалась Нэнси. Однако делать этого она не стала, терпеливо ожидая продолжения.

Кришна поерзал в кресле и проговорил:

— Скажу откровенно, Антон человек довольно странный.

— А в чем это выражалось?

— Понимаете, Антон любит Индию, в этом нет сомнения. Он искренне верит в Индию, отчаянно хочет рассказать миру об Индии и убедиться, что слова его дойдут до наших сердец… Но он из тех людей, кого понять нелегко. Порой бывает холоден…

— Холоден?

— Нет, это не совсем подходящее слово. Простите, я не очень-то ясно выражаюсь. Не хочу сказать, что Антону не хватает дружелюбия: он вполне дружелюбен, я несчетное количество раз наслаждался его гостеприимством, он был моим наставником. Я должен молиться за него — он был превосходным боссом. Однако есть в нем еще кое-что… непостижимое. Боюсь, только такими словами я могу объяснить это.

— Как вы думаете, почему он исчез?

— Не знаю. Именно это я и пытаюсь сказать. Правда, я не так близко знаю Херцога, несмотря на всю его доброту и на то, что все эти годы мы провели рядом.

— Неужели он никогда не заговаривал о своей личной жизни?

— Никогда. Ни о чувствах, ни о прошлом, ни о семье. Я могу рассказать о его привычках: где выпивал, какой раздел газеты читал первым каждое утро, как бросил пить кофе на три месяца, а затем три месяца пил его постоянно. Я знал все его слабости и стереотипы, но его внутренний мир был для меня закрыт. Лишь однажды, в самом начале своего пребывания здесь, Антон упомянул о своей семье. Он сказал, что отец умер до его рождения — погиб в тысяча девятьсот сорок четвертом году в Сталинградской битве,[16] а мать эмигрировала из их родного города Мюнхена в Аргентину. Впоследствии он никогда не вспоминал о своих родных, а я, разумеется, не настаивал.

Кришна переложил кое-какие документы на столе и достал потускневшую серебряную рамку с выцветшим черно-белым фотографическим портретом.

— Это его мать, Анна Херцог.

Нэнси подалась вперед и внимательно вгляделась в фотографию. Женщина средних лет в белой закрытой блузе, красивая, со светлыми волосами, стянутыми в пучок, темными глазами и высокими скулами; кожа очень бледная, полупрозрачная. Нэнси взяла у Кришны снимок.

Какое горе — потерять мужа, не успев родить ребенка. Каково это — растить дитя, зная, что муж не вернется, а Европа в огне? Анна Херцог, наверное, была сильной женщиной — такой она и выглядела, несмотря на нежный облик. Но тогда очень многие оказались в ее положении. У людей того времени притязания были скромнее: они хотели выжить и избежать ужасов войны. Величайшей победой было выжить. Продлить жизнь хотя бы на один день. Нэнси опустила фотографию на стол.

Кришна продолжил:

— Странное дело: хотя воспоминаний о Германии у Антона не сохранилось и провел он в этой стране лишь первые несколько недель жизни, он всегда оставался настоящим немцем.

Кришна встал и подошел к столу Херцога, так заваленному бумагами, будто перед отъездом их владелец вытряхнул из ящиков все документы.

— Судите сами: стихи Гёте, поэмы Шиллера, Ницше — «Так говорил Заратустра».

Нэнси тоже поднялась на ноги и пригляделась к столу Херцога — там в беспорядке были разбросаны потрепанные томики немецких классиков. Это наводило на мысль, что здесь работал человек, страдающий ностальгией. Нэнси представила себе, как он слушает сюиты для виолончели Баха и читает «Фауста» поздней ночью, мысленно уносясь далеко-далеко от знойной и душной Индии.

Кришна продолжал рассказ. Он заметно увлекся, будто в одно мгновение забыл наставления Дэна Фишера.

— Дело не только в книгах. Его душа и характер были истинно немецкими. Я считаю, что Антон обладал всеми положительными качествами, присущими немцам: азартом, строгостью и огромным энтузиазмом. Когда он отстаивал свою точку зрения, это напоминало стихийное бедствие. А когда рассказывал о Вселенной и роли человечества в жизни планеты, то походил на настоящего гуру. — Кришна поднял на Нэнси глаза и улыбнулся. — Только немец способен на такое! А еще он был музыкален, очень музыкален. Прирожденный пианист.

Нэнси задумалась. Жизнь порой так жестока к людям: разрушает их семьи, вынуждает покидать родину и разрывать семейные узы. Херцог был легендой для многих, однако сейчас, обводя взглядом беспорядок на его столе, навевающее печаль фото его матери и коллекцию немецких книг, Нэнси видела человеческую сторону легенды, и у нее отчего-то возникло убеждение, что он был глубоко несчастен.

— У Антона была подруга?

Странно спрашивать такое о человеке, которого она боготворила.

— Нет. Я не в курсе. Во всяком случае, ничего серьезного не было.

Нэнси вновь выдержала паузу, однако Кришна не захотел развивать тему.

— Вообще никого?

— Антон не гей, если вы это имеете в виду. Подружки у него появлялись, но не часто и не всерьез. Такого рода, что их не назовешь интеллектуальными компаньонами. Были и другие женщины…

Нэнси тяжело вздохнула, ничего не понимая. Разве «немецкая натура» Антона или что-то другое имеют отношение к тому факту, что ее потащили в участок, обвинили в тайном сговоре с ним и в шпионаже? Грустный пожилой человек, одиночка, влюбленный в Тибет. Что же еще они хотели узнать? Возможно, больше ничего и нет. Затем ее взгляд вдруг упал на самую потрепанную книгу, удостоенную места в центре стола. Похоже, этот том листали с завидной регулярностью.

— А это?

Кришна посмотрел на Нэнси.

— Это «Ицзин», или «Книга перемен». Вне зависимости от обстоятельств Антон пользовался ею каждый божий день.

— Я слышала о ней. Это ведь книга для гаданий?

— Что вы, это не просто книга для гаданий. Скорее, это библия Азии.

Нэнси смутилась. Она мучительно сознавала свое невежество в отношении Индии и азиатской культуры.

— В самом деле?

— Да, это судьбоносная книга.

— Вот как? О чем же она?

Кришна немного помедлил, затем решительно проговорил:

— Ни о чем конкретно. Это книга-пророк. Оракул.

Нэнси с трудом удалось скрыть скептицизм:

— Оракул? Значит, книга помогает вам вглядываться в будущее? Вроде гороскопа?

Кришна неодобрительно поцокал языком, и Нэнси поняла, что книга ценилась гораздо выше, чем гороскопы на Западе.

— Извините, пожалуйста, — поспешила сказать она. — Простите меня за эти расспросы.