Русская контрразведка в 1905-1917 годах - шпиономания и реальные проблемы - Греков Николай Владимирович

В начале апреля 1907 года Баварская миссия в Санкт-Петербурге поставила в известность русское МИД о желании принца Арнульфа Баварского посетить Кавказ и Туркестан. Германское МИД просило российского дипломатического представителя в Мюнхене завизировать для принца паспорт на имя графа Вартенштейна. Принц уведомил русское посольство о своем желании сохранить в секрете всю информацию о подготовке его путешествия.

Российский дипломат действительный статский советник Вестман по этому поводу сообщил начальнику Генштаба Ф.Ф. Палицыну: "Особенно строгая тайна, соблюдаемая здесь относительно отъезда принца Арнульфа в наши владения в Средней Азии, наводят меня на мысль, что... охота и желание изучить малоизвестный край не должны считаться исключительно целями этого путешествия"{82}. Дело в том, что принц лишь незадолго до этого вышел в отставку с должности командира корпуса германской армии, сохранив за собой "репутацию выдающегося по военным способностям и ...образованию генерала". Принц симпатизировал Пруссии и "находился в тесной связи с австрийским двором"{83}, то есть продолжал активную политическую жизнь.

Исходя из этого, Вестман делал вывод: "...я не был бы удивлен, если бы в программу путешествия вошло бы также намерение ближе ознакомиться с нашим военным положением на афганской границе для оценки нашей там боевой готовности на случай столкновения с Англией"{84}.

Принц Арнульф Баварский включил в состав своей свиты специалиста по Кавказу и Средней Азии профессора Готфрида Мерцбахера и геолога доктора Конрада Лехуса. Путешествие явно носило характер поисковой экспедиции, а не развлекательной поездки стареющего аристократа. Тем не менее отказать высокой особе в праве путешествовать по Туркестану русские власти не решились. Отклонение просьбы принца могло сразу осложнить отношения между Россией и Германией. Петербург проявил максимум вежливости. Принц также вел себя по-джентльменски. Он строго придерживался заранее оговоренного с властями маршрута.

По сообщениям Туркестанского генерал-губернатора Гродекова, граф Вартенштейн, он же принц Баварский, 18 апреля проследовал через Красноводск в Бухару, Ташкент и далее, согласно утвержденному маршруту, в Семиречье. Генерал-губернатор счел нужным отметить, что "все возможные удобства" путешественнику были предоставлены{85}.

МИД России внимательно и с опаской следило за передвижением принца. Извольский, дабы избежать какой-либо бестактности местных частей в отношении "графа Вартенштейна", в письме от 3 мая 1907 года заверял начальника Генштаба, что принц не станет без дозволения приближаться к пограничным районам, тем более, что о его пребывании в Средней Азии поставлены в известность все местные губернаторы, политический агент в Бухаре и даже русские консулы в китайских приграничных городах Кашгаре и Кульдже. На тот случай, если бы принц решил самовольно направиться в области, закрытые" для иностранцев, военным властям было рекомендовано сообщить ему о запретах и немедленно запросить дальнейших указаний из Петербурга{86}.

Поездка принца Арнульфа Баварского по Азиатской России закончилась в июле без каких-либо осложнений. Экспедиция ограничилась посещением внутренних районов Туркестана, так и не сделав попытки выйти на границу. Это либо не входило в планы принца, помощники которого могли за 3 месяца разъездов собрать достаточно сведений о политической ситуации и русских войсках в Туркестане, не нарушив запретов, либо принц имел инструкции из Берлина, согласно которым не следовало преждевременно раздражать Россию, еще не решившую, чью сторону принять в англо-германском противостоянии.

С точки зрения политики балансирования, России даже было выгодно продемонстрировать Германии свою временную слабость в Средней Азии, чтобы тем самым подготовить почву для развития диалога с Берлином в случае обострения англо-русских противоречий. МИД и военные не мешали принцу и его спутникам изучатъ ситуацию в Средней Азии. Его поездку считали полезной для себя и сторонники проанглийской ориентации, и германофил партии. По мнению первых, откровенный интерес германцев к Туркестану должен был подтолкнуть Англию к дальнейшему сближению с Россией, хотя бы для того, чтобы не допустить ее союза с Германией. Прогермански настроенные военные и политики надеялись подчеркнутой предупредительностью по отношению к принцу еще раз продемонстрировать доверие Берлину. В общем, ради большой политики все предпочли закрыть глаза на разведывательный характер поездки германцев.

Немецкие офицеры в 1907-1909 гг. периодически осуществляли подобного рода разведывательные поездки по Туркестану и Сибири (Алтаю), но до тех пор, пока у части военных и дипломатических кругов России сохранялась надежда на сближение с Германией, особых препятствий им не чинили. И, по всей видимости, подобная тактика в сочетании с постоянными заявлениями Петербурга об отсутствии антигерманской направленности заключенных с Англией конвенций, в известной степени влияла на немецких политиков, Берлин долгое время исходил из тезиса о непримиримости англо-русских противоречий. Даже спустя год после заключения соглашения между Россией и Англией, германский посланник в Тегеране А. Квадт писал, что "если держаться осторожно" и "не дать возможности обеим державам сплотиться", то из-за внутренних противоречий "противоестественное согласие" со временем распадется. Канцлер фон Бюлов был целиком с ним согласен и не считал дело решенным{87}.

В Лондоне думали по-другому. После русско-японской войны Англия уже не видела в России опасного соперника на Востоке и потому охотно шла с ней на сближение, 18 (31) августа 1907 года в Петербурге министр иностранных дел А.П. Извольский и британский посол А. Никольсон подписали соглашение между Россией и Великобританией о разграничении сфер влияния в Персии, Афганистане и на Тибете. В историографии утвердилось мнение, что эти конвенции объективно, независимо от намерений правящих кругов России, заложили фундамент в становление Тройственного "согласия" Англии, Франции и России, нацеленного против Германии. Однако в тот момент царская дипломатия воспринимала это соглашение только как элемент "политики неприсоединения и лавирования между двумя блоками держав"{88}. Петербургу также хотелось видеть в конвенции свидетельство укрепления своего международного авторитета. Историк В.И. Бовыкин характеризовал ситуацию так: "Субъективные стремления руководителей внешней политики России оказались в противоречии с объективным значением этого соглашения"{89}.

Британская дипломатия, в отличие от витавшего в облаках Извольского, рассматривала августовские конвенции как первый шаг России к союзу с Англией на антигерманской платформе.

Это не помешало Лондону немедленно использовать достигнутые договоренности для дальнейшего упрочения своих позиций в Центральной Азии. Как считает историк А.В. Игнатьев, и после августа 1907 г. "по всей линии соприкосновения сфер интересов двух держав в Азии между ними продолжалась борьба, лишь более скрытая"{90}. Под прикрытием внешнеполитических деклараций своего правительства британская разведка активизировала изучение Азиатской части России. Военные круги Великобритании по-прежнему рассматривали Россию как наиболее вероятного противника.

В 1910 году русскому Генштабу удалось расшифровать два письма из Лондона, адресованные в 1906 году военному агенту в Петербурге. В первом, датированном 25 апреля 1908 г., начальник отдела военных операций У. Эворт сообщал, что он рекомендовал всем разведывательным подразделениям своей организации воспользоваться опытом начальника Азиатской части разведки - отдела МО3 полковника У. Холдена и завести "рукописные книги", касающиеся разных стран под заголовком: "Замечания относительно собирания сведений в...". Чтобы заполнить эти сборники, по мнению полковника Холдена, необходимо просить военных агентов и "других офицеров, которым мы даем специальные поручения", высказывать соображения относительно "наилучшего способа вести сношения с жителями, а также относительно получения сведений в тех странах, которые им знакомы"{91}. Письмом от 8 июля 1908 г. г. начальник отдела МО3 а полковник В. Макбейн уже ставил в известность британского военного агента в Петербурге о том, что в каждом подотделе теперь заведены рукописные книги под заголовком "Замечания относительно собирания сведений в России". В них заносится информация о "наилучших способах получения сведений во время войны от жителей тех местностей, которые войдут в район театра военных действий", а также о наиболее эффективных способах распространения ложных сведений". Военному агенту полковник Макбейн сообщал, что в книгах территорию России условно разбивали на округа и каждый предполагалось изучать как отдельную, изолированную от других, область. Для характеристики округов выделяли следующие направления: 1) жители, их обычаи, национальный характер; 2) списки публичных и правительственных мест; 3) списки людей, дружественно расположенных к Англии, "которые могут согласиться действовать для нас, и в каких размерах". Самыми важными округами полковник Макбейн считал "Финляндию, Закавказье и Дальний Восток"{92}. Впрочем, агенту в Петербурге лондонское начальство предложило не ограничиваться данными инструкциями, а проявить инициативу: "...мы будем очень рады, если Вы сможете предложить что-нибудь более полное и лучшее"{93}. Одним словом, потепление англо-русских отношений добавило энергии британской разведке.