Мутный Лес - Андрей Бондаренко

Её прапрадед, естественно, окончил Горный ещё до Октябрьской революции, после чего отбыл в далёкую и суровую Сибирь – искать золотоносные и платиновые месторождения, расположенные в Иркутской губернии. Там и женился, взяв в жёны простую сибирскую девушку, уроженку знаменитого посёлка Бодайбо. А ещё лет через двадцать, сколотив приличный капитал, перебрался с семейством в город Дерпт, нынешнее эстонское Тарту, где и родился Наташкин прадед – легендарный путешественник и исследователь Леонид Алексеевич Кулик.

Надо отметить, что долгие годы дороги Горного института и Леонида Алексеевича не пересекались. Последний – после смерти отца – переехал с родственниками на Южный Урал, в городок Троицк, где успешно окончил местную классическую гимназию. А после этого отправился в столицу и поступил в Петербургский Лесной институт. Отучился он там, правда, всего-то один год, после чего был исключён за участие в студенческих волнениях и, в качестве наказания, призван на военную службу. Окончил Тираспольскую полковую школу, уволился в запас, вернулся в Троицк, подался в большевики, был арестован и осуждён за распространение нелегальной литературы, отсидел в тюрьме, вышел и устроился помощником лесничего. Ничего, короче говоря, значительного, примечательного и интересного…. 1911-ый год стал для Наткиного деда знаковым и переломным: он – в качестве геодезиста – принял участие в работе знаменитой Радиевой экспедиции, возглавляемой В. И. Вернадским. Знаменитый академик приметил любознательного и смышлёного молодого человека, познакомил его со своими научными трудами, а через год с небольшим привлёк к работе в Минералогическом музее при Петербургской Академии Наук. А как можно было всерьёз заниматься минералогией без теснейшего сотрудничества с профессорами и доцентами Горного института? Тем более, что оба заведения располагались в прямом соседстве, на набережной Васильевского острова…. Потом прогремела Первая мировая война, которую Леонид Алексеевич закончил в чине поручика, многочисленные научно-исследовательские экспедиции и увлечение метеоритами. А, как известно, буровые установки действенно и эффективно помогают при поиске метеоритных осколков, скрытых под толщами осадочных пород…

Дед девушки, успешно защитив в Горном кандидатскую диссертацию, уехал в Якутию и занялся поиском алмазов. Успешно, надо отметить, занялся, даже поучаствовал в открытии двух алмазоносных кимберлитовых трубок[7].

А её отец, окончив Горный институт, уехал по распределению на Чукотский полуостров. Работал в Дукатской, Чаунской и Майской ГРП – в должностях бурильщика, бурового мастера, старшего технолога и начальника участка. В посёлке – «Майский» Наталья и родилась.

Майский – место особенное, расположенное за Полярным кругом, примерно в двухстах семидесяти километрах северо-восточней легендарного города-порта Певек. Болотистая тундра, скучные камни, карликовые берёзы, покатые сопки с чёрными вершинами, бело-серый ягель, беспокойные северные олени, долгая Полярная ночь, бесконечные вьюги, пороши и метели, лютые морозы, дикая река Паляваам. И здесь, практически на Краю Земли, вырос вполне даже благоустроенный посёлок городского типа: блочно-щитовые пятиэтажные и даже девятиэтажные дома, типовая школа-десятилетка, два детских садика, кинотеатр, молодёжный клуб, спортивный зал, крытый каток, прачечная, химчистка и даже кафе-бар. Цивилизация, одним словом…. Как такое могло произойти-случиться? Очень просто. Посёлок Майский был построен при ГОКе (горно-обогатительном комбинате), на котором из горной породы, изъятой из земных недр, добывали золото – очень важный для страны Советов ресурс. А Майская ГРП, как раз, и обслуживала означенный ГОК, производя комплексную доразведку золотоносного месторождения на долгие годы и десятилетия вперёд. Поэтому и денег – на бытовые нужды-расходы – у поселкового Совета всегда было в достатке. Даже студенческие строительные отряды – практически со всей страны – приезжали каждое лето в Майский: штукатурили, красили, обустраивали, обновляли, ремонтировали, прокладывали. Делали из посёлка, образно выражаясь, образцово-показательный населенный пункт. Типа – достижения развитого социализма в действии. Смотри и радуйся…

Впрочем, давно это было, ещё до приснопамятной горбачёвской Перестройки. А Наташка родилась в 1992-ом году, когда СССР уже успешно распался, а страна начала – поступательно и неуклонно – погружаться в пучину бестолковых псевдо-рыночных реформ.

Удивительно, но новоявленных российских капиталистов чукотское золото, такое впечатление, совсем не интересовало. Почему? Может, было – просто-напросто – не до него? Мол, надо сперва приватизировать более лакомые и выгодные объекты? Или же, действительно, что-то там не заладилось с производственной рентабельностью, и по-настоящему сработали некие финансовые рыночные механизмы? Трудно сказать…. Тем не менее, для жителей Майского наступили тяжёлые и непростые времена. Первым делом исчезли-испарились – как класс – студенческие строительные отряды. Потом всё-всё начало стремительно дорожать: продукты, одежда, обувь, пиво, водка, сигареты, книги, мебель, мыло, спички, детские игрушки…. А зарплата, если и росла, до гораздо медленнее, чем всё дорожало. Вскоре её стали регулярно задерживать. Комбинат то работал, то останавливался. Да и с бурением скважин наметились существенные трудности-сложности: то солярки не завезли вовремя, то алмазных буровых коронок, то химического промывочного раствора. А когда мало набуренных метров, то и зарплата, понятное дело, получается урезанной…

Посёлок постепенно ветшал: с домов облезала краска, водопровод и канализация постоянно ломались, некогда ровнёхонькие асфальтовые дороги превращались – прямо на глазах – в сплошные колдобины, ямины и рытвины. Поселковые власти только беспомощно разводили руки в стороны, мол: – «Ничем, граждане, не можем помочь! Нет денег совсем. Дай Бог, чтобы хватило на топливо – зиму продержаться…. Если не хватит? Замёрзнем, ясен пень. Всем посёлком, мать его, замёрзнем. Уезжайте, родненькие, пока не поздно, на Большую Землю! Сваливайте – к чёртовой матери…».

Многие жители, уволившись, покинули Майский. Те, понятное дело, кому было – где устроиться и обосноваться на Большой Земле.

Семейству Кулик было, как раз, куда уезжать – ленинградские родственники давно уже звали. Но отец Наташи был человеком совестливым, мечтательным и упрямым. Переживал, осунулся, зубами скрипел, бормотал что-то о подлых предателях и жуликах, но покидать суровые северные края, которым было отдано столько лет жизни, отказывался наотрез.

Восемь лет – переживал, скрипел и отказывался, а потом, вняв уговорам, доводам и мольбам жены, сдался.

Натка только-только закончила первый класс, когда Николай Алексеевич, отводя глаза в сторону, объявил:

– Всё, конец. Хватит мучиться. Так можно и с ума сойти. Сегодня подал заявление на увольнение, а главный инженер ГРП его подписал. Завтра получу окончательный расчёт, а через неделю будет рейс до Певека. Надо вещи собирать.

– Ура, наконец-то! Слава тебе, Господи всемогущий! Сбылись мои заветные мечты! – обрадовалась Наткина мать, а потом засомневалась: – Много ли увезёшь на вертолёте? А, Коля?

– Сама, Веруня, решай. Не маленькая. Что взять с собой, а что оставить.

– Как это – оставить? Выбросить? Ну, ты даёшь…

Вечером следующего дня они с отцом отправились на рыбалку, причём, с ночёвкой. Зачем? Естественно, чтобы попрощаться с чукотской тундрой. Иначе было нельзя. Для тех, кто понимает, конечно…. Тундра, она очень красивая, живая и добрая. В том плане, что живой и доброй тундра бывает поздней весной, летом и ранней осенью. А всё остальное время она снежная, морозная, суровая и мёртвая. Но, всё равно, прекрасная, замечательная и вызывающая уважение…

Почему Наташкина мать осталась дома? Ну, как же, дела. Не до всякой свинячьей ерунды. Мол: – «Надо разбираться с нажитым имуществом. Собирать чемоданы и паковать сумки. А что не поместится, включая мебель, холодильник, телевизор и стиральную машинку, продать. Пусть, и за сущий бесценок. Копейка, как известно, никогда лишней не бывает. Тем более, по нынешним мутным капиталистическим временам…».

Отец и дочь, отважно оседлав старенький соседский мотоцикл «Урал», тронулись в путь. В мотоциклетную коляску они сложили продовольствие, тёплые вещи, снасти и удочки, а Натка расположилась на заднем сиденье, крепко держась ладошками за отцовские бока. Вообще-то, это было – за малостью лет пассажирки – грубейшим нарушением правил дорожного движения, но на заполярной Чукотке такими вещами традиционно пренебрегали, типа: – «В медвежьих углах – свои порядки и устои. Тундра – закон. Пьяный чукча с ружьём – хозяин. Тем более, шальные девяностые на дворе…».

Мотоцикл, сворачивая с одной разбитой дороги на другую, преодолел за час порядка тридцати пяти километров и, устало пофыркивая, остановился на каменистом берегу бойкого ручья, являвшегося полноценным притоком чукотской реки Паляваам.